Он понял, о чем идет речь, и весело улыбнулся:
— Нэт, Эдуард Аркадьевич, вы мнэ нэ так поняли. Я говорю, надо быть скромным в том смысле, что силу нэ надо никогда применять. Нужно так дэлат, чтобы женщина сама с удовольствием выполняла твои желания! Понимаете, с удовольствием!
И тем не менее слова из уст Г. Ж.: «Надо быть скромным!» я запомнил, кажется, на всю жизнь!
А спустя года два или три я встретился с Рафиком уже в другом Доме творчества писателей, в Переделкине под Москвой. Разговорились. И я спросил Рафика:
— Простите, но вы, насколько я знаю, большой друг Г. Ж.? Скажите, как он поживает?
И Рафик, забыв, очевидно, что я был вместе с ним в Доме творчества в Ялте и отлично знаю о его бурных эротических делах, светским тоном, мягко и приветливо мне сказал:
— Да, Эдвард Аркадьевич. Вы правы. Мы действительно знаем друг друга. Г. Ж. хороший человек и поэт прекрасный, но есть у него один недостаток: он с женщинами очень уж неразборчив!
И тут я снова чуть не грохнулся в обморок, как он когда-то в Ялте. Очевидно, Рафик забыл, что я был с ним в Ялте и отлично помню, как «бывший турецкий гость» был ежедневным, а точнее, ежевечерним посетителем ялтинской набережной, где они с Г. Ж. действительно без малейшего разбора вылавливали самых доступных девиц!!! Кстати, я еще тогда спросил у Рафика:
— Простите, ребята, а вы не боитесь какого-нибудь сюрприза, который так легко тут приобрести?
Рафик покровительственно ответил:
— Нэт, Эдвард Аркадьевич! Мы же нэ маленькие дети. Мы принимаем необходимые меры защиты. Если хотите, могу рассказать в удобное для вас время.
Но я не воспользовался его советом.
5 августа 1969 года.
Сегодня произошел забавный случай. На втором этаже через комнату от меня живет азербайджанский поэт Рафик. Вчера он приволок из Москвы какую-то девчонку. Мне сегодня рассказывает:
— Эдуард Аркадьевич, я вчера хотэл немного веселиться. Ну достал одын хороший дэвчонка. Ему семнадцать лет. Нэт, правда хороший. Рыженький такой и толстозадый такой. А дэжурная мнэ говорыт: «Рафик, пожалуйста, чтобы к 11 часам девушка ушла. Ну, а я зачэм буду лишать себя удовольствия? Конэчно же, нэ буду. И я, конэчно, оставлял его у себя ночевать. Утром просыпаюсь от того, что она слезает с кровати. «Ты, — говору, — куда?» А он говорыт: «Мнэ надо рано в город». Говору: «Иды!» Он пошел, а двер у дэжурной закрыта. Она его ночью закрыл. Что дэлат? Тогда я стал стучать к Ашоту Граши, он на первом этаже живет. Гавару ему: «Ашот-бей, пускай у мэня дэвушка через ваше акно немного пролезает, извините за беспокойство!» А он понять со сна ничего нэ может и гаварыт мнэ: «Ты зачем его мнэ привел? Сам всю ночь с ним был, а тепэр мнэ привел?» Я говорю: «Ашот-бей, если хочешь, пожалуйста, но я не для того привел. Пусть он через ваше окно лезет и в Москву едет!» Ну, он понял и открыл свой окно. А дэвчонка такой дура. «Баюсь, — говорыт. — Тут высоко!»
Ну, мы его все-таки вдвоем спустили. Чуть подол она себэ не порвал за карниз. Ашот мне гаварыт: «Ты мнэ спать нэ дал. Следующий раз спускай на веревке!»
Та же история, рассказанная Ашотом Граши
— Ты знаешь, Эдик, ночью у мнэ часто нет сна. А тут толко заснул, стучит этот самый Рафик. Ты вэрно сказал про него: «Рафик вошел в график». Он, хрен такой, действитэльно вошел в ночной график! Мнэ стучит. Я вихажу, смотру — он перебирает много ключи всяких. Дежурная Сона спит, а он пытается двер открыват для этой дэвка. Вообще дэвка хороший. Молодэнький совсэм. Двэри открыть нэ может, мнэ просит:
— Ашот-бей, разрешитэ через вашу окно дэвушка буду спускать.
Я сначала думал, он мнэ его привел. Патом сматрю — такое дело. Открыл окно. Рафик стал заталкиват дэвушку в этот окно. Девка полезла, потом говорыт:
— Тащите мнэ обратно. Тут высоко! Боюсь я! Ну, мы потащили его назад, за карниз зацепили, не знаю чем уже. Тогда Рафику гаварю:
— Ты сам сначала прыгай вниз, тогда девочку тебе подам.
Он высунулся, посмотрэл, там внизу угольная куча.
— Нэт, — говарыт, — мнэ тоже высоко. А там два метра. Я гавару:
— Ох ты рыцар! Ну, времена Ромео и Джульетты уже умерли. Убирайтесь вы оба от мэнэ подальше!
А Рафику потом сказал, чтобы следующий раз мэнэ не будил, пусть спускает своих дэвок с его этажа на полотэнцах!
Я спросил Ашота:
— А что же ты сам не воспользовался этой ночной девой?
Он говорит:
— Нет, дорогой мой, такие радости совершенно не для меня. Общаться с подобной девицей — это то же самое, что пить воду где-нибудь на вокзале из общего титана. Короче, не хочу!
Вчера приехал в Дом творчества Алька Шендерович. Псевдоним у него Александр Ревич. Вот так. Ну и еще приехал абхазский поэт Жора Гублия. Парень он славный. Так вот, они затащили меня вечером пить чачу. Это такая виноградная водка. Крепкая, но ничего, приличная. Читали стихи, болтали. И вот Алька рассказал забавную историю про Расула Гамзатова.
Я когда-то слышал что-то подобное, но не знал, про кого это точно. Алька клянется, что он сам при этом присутствовал. Алька и Расул учились в Литинституте на курс старше меня. Фольклор у нас у всех преподавал старый профессор Шамбинаго — глава исторической школы, как он сам любил говорить. Я ему тоже сдавал. Так вот, на экзамене по фольклору Расул Гамзатов взял билет, вышел и сказал:
— Профессор, я ужэ подгатовылся. Былет мнэ понятен.
Тот улыбается:
— Пожалуйста, голубчик, слушаю. Расул:
— Дарагой прафэссор, толко я плохо знаю русский язык. Разрэшитэ мнэ гаварыт на радном, по-аварски. Так минэ лэгче.
Шамбинаго смутился, но деликатно сказал:
— Ну, пожалуйста, голубчик, если уж вам так легче, то пожалуйста.
Ну, Расул, который великолепно знает русский язык, и начал лупить по-аварски, вставляя в родную речь русские слова. Примерно так: говорит, говорит по-своему, потом громко брякнет: «кампазыция», потом снова четыре фразы по-аварски и «Даниил Заточник», затем снова тра-та-та и опять: «Пратапоп Аввакум», «фолклорыстыка».
Шамбинаго только пялит глаза, а Расул громовым голосом катит дальше на аварском языке, и снова через несколько фраз: «Илья Мурамэц, тра-та-та», «Салавэй-разбойнык» и так до конца.
Шамбинаго вытер пот и говорит:
— Ну, давайте, голубчик, зачетку. Кажется, вы материал знаете. Ставлю вам четверку.
Расул почуял, что профессор мягковат, и совсем обнахалился:
— Прастытэ, прафессор! Как же так четверку? Я же велыколэпно знаю матэриал! Я три ночи и четирэ дня сидэл и занимался! Стыхи пэрэстал писат!
Шамбинаго говорит жалобно:
— Дело в том, голубчик, что я не очень хорошо понял, что вы говорили. А впрочем, кажется, вы действительно глубоко изучили материал. Ладно, бог с вами, давайте зачетку.
И поставил ему пятерку.
И еще про Расула.
Учась в институте, Расул один только писал и говорил по-аварски. Больше никто его языка не знал. Гребнев и Козловский, или, как Расул нарочно их коверкал, Крепнев и Казлобский, переводили его по подстрочникам. А ему хотелось поговорить по-аварски. И вот он случайно обнаружил, что постовой милиционер, который стоит возле памятника Пушкину, — аварец. Ну, класса два у него, не больше, но главное — аварец. И вот Расул, когда выпивал, то шел ночью к нему на пост и читал ему по-аварски стихи. Тот слушал со слезами на глазах и никого уже не штрафовал. А Расул потом пишет-пишет. Все хвалят его подстрочники и переводы Гребнева и Козловского, а ему хочется почитать по-аварски, и он снова идет к постовому. Ну, а потом приехала его землячка Машидат Гаирбекова, и необходимость в этом отпала.
23 января 1971 года
2 января 1971 г.
Вышел в холл позвонить по телефону. На диванчиках сидят наши литературные дамы и маститые мужи. Выражают сочувствие жене Леонида Лиходеева. Он уехал в Москву и забрал с собой ключ от комнаты. Она жеманно и хвастливо его оправдывает:
— Да, Леня такой рассеянный. Он так занят, жутко занят. Если перечислить все комиссии, где он председатель или зам. председателя, то просто язык сломаешь. Ужасно устает, даже писать некогда!
В это время появился Ленька Лиходеев. Все радостно зашумели:
— А! Вот и он! А тут жену твою чуть не украли! Он подошел к ней:
— Ну, заждалась? Извини, что ключ увез, бывает… Она поворачивается к нему и совсем уже не елейным голосом чеканно говорит:
— Знаешь ты кто? Ты зараза! Нет, даже кусок заразы! А теперь давай ключ и ступай домой, перемени ботинки и штаны.
Затем, обращаясь к «светскому обществу»:
— Сейчас я переодену этого гада и вернусь обратно. Сейчас!
Вот так интеллигентные у нас порой беседуют. М-да…
Н. А. Сотников, мой сосед по столу, — занятный человек. Сегодня он рассказал мне интересную историю.
