нем спокойнее.
– Мне ребёнком не очень нравилось быть. Слишком это болезненно – несамостоятельность, эмоциональная зависимость от многих вещей, страхи всякие… Вот то, что сейчас, мне нравится гораздо больше. И ещё некоторое время, лет двадцать пять, вполне можно радоваться возрастным особенностям. Да и потом можно будет радоваться, если климакс благополучно протекать будет.
– Пока у меня тоже ощущение того, что мир открывается всё больше. Иногда до того, что в нем захлебываешься. Хотя ко многому привыкаешь (раньше удивлялся тому, что печатают статьи или зовут в Америку, а теперь удивляюсь, когда не печатают или с визой тянут). Но появляется ещё что-то. Я когда-то болел сильно. И с некоторого времени стал воспринимать свою жизнь как дополнительную. Этого всего могло не быть, это неизвестно чей подарок. Думаю, что не слишком боюсь своей смерти, тем более что она, как бы сказать, прорепетирована. (Вот когда с другими что-то случается, это страшно.) И хочется не принимать себя слишком всерьез и быть свободным от кучи повседневных страхов.
– Женщин люблю на приличном расстоянии, – как-то пока не представилась возможность любить их непосредственно (вернее, возможность была, но женщина не в моём вкусе оказалась, поэтому не считается). И пробовать-то страшно: вдруг мне потом мущщины не понадобятся, вот ведь как бывает. Хотя можно всё совмещать. Никто экспериментировать не запрещает.
– Но девушка с девушкой очень эстетичны, и очень обидно, что не девушка я уже давно.
– На улице дождь, но душно. Не очень я люблю лето, особенно в городе. К воде уже нет уединённого доступа. Как тут не стать мизантропом, а?
– Доступ есть – на озёрах есть места, где тебе даже купальник не понадобится. Думаю, что примерно к десятому-двенадцатому июня озера прогреются достаточно, чтобы там уже можно было плавать. Они мелкие. Правда, грязноватые – не вода, а берег глинистый. Но терпимо. Там можно собрать кучу щавеля и испечь пирог, а по дорогам валяются отрезанные головы жуков-оленей. В конце июля озёра зацветут, но к тому времени можно будет плавать в рукавах реки, на песчаных островках. Правда, туда надо идти часа полтора от пристани по не очень хорошей дороге.
– В июле вполне можно сходить. Но пока ничего определённого сказать не могу, ибо не знаю, где буду и буду ли вообще…
– Ты уж, пожалуйста, будь. Когда человек становится близок, в первую очередь важно, чтобы он просто был, а со мной или нет, близко или далеко, – это важно, конечно, но уже в третью или десятую очередь.
– И что значит это твоё «всякие девицы» в адрес моих подруг? Что за пренебрежительный тон?
– Приношу извинения. Но мне показалось, это не подруги, а однокурсницы, то есть опять же во многом не тобой выбранные.
– Что, в кино исключительно с любовниками принято ходить? Я вообще не очень люблю с участниками своей личной жизни на людях светиться, так что ты выводы не делай так скоро.
– Но в кино хорошо с человеком, которого чувствуешь, и можно смотреть не только своими глазами. А светиться не надо, конечно, но если думать только об этом…
– Не хочешь быть мущщиною? А кем хочешь? Девушкою? Нет, правда, ты меня прямо озадачил.
– Девушкой на некоторое время не отказался бы, но не выйдет. Мущщина угощает сигареткой, а я не курю. Мужчина – муж, чин, хозяин, ах, какой был мужчина, настоящий полковник, не хочу быть таким солидным. Любовник – слово с истерическим оттенком. Нейтральное английское lover мне ближе – просто отглагольное существительное, дело такое есть у человека – любить. Но не в Англии мы. Boyfriend слишком уж упирает на boy. Друг все же не совсем то. Дружочек лучше, там и некоторая близость, и некоторая ирония, без которой, мне кажется, ничто не жизнеспособно. Но не слишком ли ехидно? Близкий? Ближний? Есть ещё два слова, ты знаешь, какие, я их пока не назову, до них путь.
– Я тут на днях перегрелась на солнышке, так что теперь не очень приличного цвета. Без шкурки-то обгореть несложно, вот и не рассчитала!
– Мне, конечно, жалко твою болящую кожу, но эстетически мне до этого почти дела нет. Белая, загорелая, с отшелушивающимися обгоревшими лохмотьями – ну и что? (Не понимаю девушек, которые боятся показаться утром тому, рядом с кем просыпаются, в растрепанном виде. В нём тоже много красоты и тепла.) И вообще рысь должна быть пятнистой!
– Признаться, я в данный момент кое-кем увлечена.
– Но это же замечательно.
– Поэтому давайте дружить. Большего обещать не могу. Опять, наверное, возмущённо не согласитесь, мотивируя это тем, что, мол, можно на разных трубах с разными буквами сидеть?
– Посмотрим. Буду рад тебя видеть. И никаких жёстких планов – просто твой интерес ко всяким озёрам. И никаких предложений – просто поцелуй в ключицу (а целомудренных мне не надо). Всё – на твое усмотрение, конечно же. Но вода греется, лесная клубника спеет, время идет.
– Не хотите наивных и целомудренных? А каких предпочитаете? Опытных и распущенных? Я тоже. Иногда. А какая я всё-таки по-вашему? Можете ли подобрать точные слова? Тогда до пятницы, что ли? Как раз приду в себя, а то не высыпаюсь, измоталась совсем. Как после этого поражать Вас, привередливого и жадного визуалиста, своей неземной летней красотой?
– Но ты же меня не видела – я по-прежнему опечален, – хотя занятия по душе у меня есть всегда – а настойчивость не должна мешать, это первое – опытных и распущенных мне не надо – надо тех, кто движется – вне наивности или распущенности – неземную красоту мне тоже не надо – а подбирать точные слова к тебе – это надо тебя видеть долго и близко – так что поражать меня красотой не обязательно – бесполезно – и не выйдет – и можно выспаться, положив голову на мое плечо – даже если ты измотана бессонными ночами с тем, кем увлечена —
– Движусь и движусь (а тебе неважно, в каком направлении? Ты на всё движущееся реагируешь?), но бывают у меня спады, когда просто стою на месте, аккумулирую энергию, когда любое движение кажется чем-то вымученным и неестественным. Так что рост у меня цикличный.
– Не только рост, существование прерывно. Есть время, когда нас нет, и, к сожалению, его много.
Бахрома коврика – узел и выходящие из него нити – как греческие девушки в длинных одеяниях. Узлы – их головы. Луна и звезды – ломтик овсяного печенья в чашке с сахаром.
