ДРУГИЕ РЕДАКЦИИ И ВАРИАНТЫ
1. ПЕСНЬ ВОИНОВ ПЕРЕД БИТВОЮ
Ранняя редакция («Ульяновский сборник»[52])
Заутра, други, станем в строй,
Ударит бурный час отмщенья,
Нам сладко битвы пробужденье,
Наполним кубок круговой!..
О дети полуночи хладной,
Неведом нам постыдный страх,
Мы зрели блеск мечей стократно
И обращали дерзких в прах!..
Шумит от севера ветр бурный,
Ветр с милых отческих полей
Принес отмщенья зов перунный
И жизнь за братий, за друзей
Иль смерть на трупах в поле чести
В урок стотысячным врагам,
Сей кубок духу бранной мести.
Заутра, братья! к знаменам.
Ура!
Пусть дети неги средь покоя
С унылой рабскою душой
Дрожат при зове грозна боя
И укрывают трепет свой
В кругу красавиц прихотливых.
Их слава — женам подражать,
Их битва — с взором дев стыдливых,
Победа — слабых обольщать!
Презренье низким! Нам награда
Отчизны благодарный клик.
Низвергнуть сонмы супостата
Велит нам бог, нам росс велит!
Жуковский сильно грянет в струны
И славы дух воспламенит,
Об длани грозные перуны —
И враг стомощный побежит!
Ура!..
Нам неизвестно униженье
И лесть пред властным гордецом,
Рабам-искателям — презренье!
Клянемся гибельным мечом
Не поступиться пред собою
Средь счастья — братий узнавать,
Быть в дружбе с честью, правотою,
В несчастьи — слез не проливать,
Нести врагам до гроба мщенье,
Струить тиранов хищных кровь!
Покорным — руку и прощенье,
А слабым — братскую любовь;
Судьба нам меч и власть вручила,
Чтобы насильствие смирять;
Мила за родину могила,
Не дважды, други, умирать!
Ура!
За бором скрылся месяц светлый,
Туман редеет по холмам,
Несется утра гром приветный,
Пробуд раздался по полкам.
И ратник сон свой покидает,
Берет свой щит из-под голов,
Копьем тяжелым потрясает
И, взор вперя на стан врагов,
Туда зовет его отмщенье,
Там сонмы буйных пришлецов,
Он жаждет близкого сраженья!
Ему знаком привет громов!
Сигнал раздался!.. Други, к бою!
Допьем же кубки — край о край…
Перун дробится за горою
И по рядам гремит… Ступай!
Ура!
Фрагмент, записанный отдельно от основного текста (ЛН)
Оставя жизни бурной
Неласковый прием
И блеск честей мишурный,
Ты истинным путем
О! П…..друг свободы,
Под сень святой природы
С беспечностью идешь,
Где время золотое
В довольстве и покое
И в неге проведешь!
Ни громы в отдаленьи,
Ни ядер звонкий шум
В минуты сладких дум,
В часы отдохновенья
Тебя не воззовут.
Там с милою семьею
Все радости с тобою
И мудрости приют!..
Наброски, не вошедшие в основной текст («Ульяновский сборник», «Новые материалы»[53])
Покорствовать судьбе коварной, переменной
Велит рассудок нам, но твердость в нищете,
Смиренье и любовь честей на высоте
Суть признаки души свободной, неизменной.
[Устав неотвратим фортуны переменной,
Слепое божество пристрастною рукой
Нас делит жребием из урны роковой,
Из урны — мрачною завесой покровенной.]
Но нам ли унижать себя предрассужденьем?
И нам ли, не стыдясь, завидовать глупцам?
Рабы бездушные, на камень падше семя,
Для посмеяния природой созданы;
Земле, себе самим и смертным тяжко бремя,
Без случая-слепца что были бы они?
[Завидовать глупцу позволено глупцам,
Но в мудром участь их рождает сожаленье.
Без истинных заслуг хвалы и чести нет.]
Варианты основной редакции («Ульяновский сборник», «Новые материалы»)
1–2
Мой друг! Брось верный взгляд на сей превратный свет:
В чертогах мраморных и в хижине убогой…
8–10
К престолу ближе кто, тот ближе к ниспаденью.
Чины и почести и всех богатств собор,
Когда нет мудрости, нас скукой отягчают.
21–22
Лишенною венца Зеновию в цепях
Рабыней в Риме зри и с ней превратность рока.
32–34
Безумцы ль гения в потомстве лаврами венчают?
Нет, нет, врага ума — они в кругу своем
предвозвещают;
Франклина [мудрого] с Кромвелем Лжедмитрию
равняют…
36
Потомки Мидаса, гордящися породой…
12. ПОСЛАНИЕ Б< АТЕНЬКОВУ>
Первая редакция («Ульяновский сборник»)
7–8
И кровь струилася рекою
Отчизны милой на полях,
Вместо 15–73
Тиран из стонущей столицы,
Оставя гибель за собой,
Как в сумрак слабый блеск зарницы,
Стремился быстро в бег толпой,
И вслед им сильный бог отмщенья,
Во мзду их кар и преступленья,
Перуны грозные бросал.
Я видел бурю бога мести
И взор невольно отвратил,
Сочувства голос пробудил
Глас человечества и чести.
И непредвидимой судьбой
Среди всеобщего волненья,
Мой друг! я разлучен с тобой.
Тогда под знаменами славы
При кликах радости побед
Ты зрел врагов преступных след
И путь их гибели кровавый.
Ты видел гордой Эльбы ток,
Ты видел города чудесны,
Ты видел горы близ небесны,
Куда достичь никто не мог
И где льды вечные блистают;
Ты видел рейнский водоскат,
Где блеском радуги горят,
И взор и чувства утомляют;
Столицу бедствий посещал,
Привыкшею к боям рукою,
За чашей полной, золотою,
Прелестниц чуждых обнимал
И на лилейной груди страстной
С своею Гебою прекрасной
В восторгах сладких засыпал;
Ты видел, как народ свободный[54]
Венки из лавров соплетал
И русских воинов венчал,
И слышал глас вокруг народный
Вослед спасителей царей:
«Они достойны алтарей!»
И средь веселий и забавы,
При кликах торжества и славы,
Простясь надолго с суетой,
Сокрылся в край от нас далекий,
Где вечный холод, снег глубокий,
Где Лена, Обь своей волной
В гранитные брега плескают
И меж незнаемых лесов
До моря ледяных брегов,
Волнуясь, быстро пробегают;
Где всё в забвеньи мрачном спит,
Где чуть лишь слышен глас природы,
Но где живут сыны свободы,
Где луч учения блестит.
Твои там отческие лары,
Там мир и счастие с тобой,
Туда кровавою рукой
Войны губительные кары
Не принесет никто с собой;
Там, упиваяся блаженством,
Ты с милой Лизою своей
Счастливей мрачных богачей
И, не гордясь одним перве́нством,
Облегшись в неге на́ грудь к ней,
Лобзаешь руки белоснежны;
Встречаешь взор в восторге нежный,
Неведомый сердцам царей;
Иль, сидя у огня, мечтаешь
О друге — воине твоем,
И дни, когда с тобой вдвоем
Мы были, ты воспоминаешь;
Но я, мой друг, в краю чужом,
Как путник сирый и бездомный,
Всегда в своих желаньях скромный.
Не знаю, где и отчий дом.
Блажен, кто в утренний рассвет
За дымом горним не стремился;
А я среди цветущих лет
С семейной жизнию простился,
И, подчинен законам бед,
Гонимый лютостью судьбины,
Я нем среди толпы людей
С оледенелою душой,
Когда я тайной жду причины.
И струны скромныя цевницы
Звучат напев печальный мой,
И чувства им вторят слезой
При появлении денницы.
В груди моей пермесский жар,
Среди столь бедственных волнений,
Не угасил мой ангел-гений;
Природою мне данный дар
Лучом ученья озарился,
И я свободною душой
Перед могучею рукой
Еще, еще не преклонился.
Для неизвестного певца
Потомство не сплетет венца,
Но мне талант мой в утешенье.
И дружбы беспристрастный глас
Мне будет радостней сто раз,
Чем тысячи зоилов мненье.
Но кто, мой друг, не испытал
В сем океане бурь волнений
И кто без сильных преткновений
До цели верной достигал?
Здесь всё подвержено сомненью.
Начало и конец один.
Надежда — спутник огорченья.
И счастья развращенный сын,
Средь неги, роскоши забвенья,
Пьет чашу гибели своей
И на груди неверных фей
Томится сам от пресыщенья.
Быть может, колесо скользнет
Фортуны в оборотах быстрой,
И мне из тучи свет блеснет,
И путь мой твердый, каменистый
Везде цветами прорастет.
И я, как путник утомленный,
Для жизни новой пробужденный,
Взгляну на пристань и покой
И брошу гибкий посох свой.
