36
Первый набросок («Новые материалы»)
А вы, ничтожные рабы
Пороков, зла и ухищрений,
Склонивши выи и колени,
Почто возносите мольбы
Творцу добра, не преступлений?
И клирный глас и псалмопенье
Ярем позорный не сотрут!
Погрязшие во тьме разврата,
Вотще в раскаяньи — отрада,
Везде — позор и стыд вас ждут.
Второй набросок («Новые материалы»)
Цари, любимцы низкой славы,
Дерзнете ль в слепоте своей
Мечтать о вечности честей
И презирать судьбы уставы?
Жизнь наша переменный сон,
И быстро исчезает он!..
Где ж луч отрады, цель стремленья,
Где в духе горний свет —
Ум свыше молний и сует!
Третий набросок («Ульяновский сборник»)
Покой и радости прямые
Не горы золота дают.
Слепцы за призраком бегут…
И вкруг обломки гробовые
И разрушения следы,
Печать всеобщей череды,
Им участь жалкую являют…
Нет! средственность и путь прямой
[Свобода] и власть рассудка над мечтой
Жизнь миром озаряют.
Другая редакция (Сб. 1952)
Строфы 2–4
Где ж будет твой ничтожный прах,
Сын персти слабый, но надменный?
Куда погибель, смерть и страх
Несешь по трупам искаженным?
Воззри, там алтари священны
Являют пепл и углей горы,
Здесь веси мирные кругом —
Обращены в могильны своды, —
И где резвились хороводы,
Там слышны вопль и бурный гром!..
А ты, бездушный сибарит,
Млеком тщеславия вспоенный
И даром жизни утомленный,
Скажи, куда твой дух парит
Среди угрюмой, черной лени?
Вокруг тебя мелькают тени
Наемных ветреных цирцей,
Столы роскошные накрыты
И кубки светлые налиты,
Но ты вздыхаешь, раб страстей!
Вельможа, друг царя надежный,
Личиной истины прямой
Покрыл порок корысти злой
И ухищренья дух мятежный.
Злодей, и сирых робкий стон,
И рабства гибельный закон,
И слезы страждущих в темнице,
И в рубищах народ простой,
К тебе молящий со слезой,
Не видишь ты под багряницей?..
Варианты, публикуемой редакции («Новые материалы»)
7–8
Среди рассеянных гробов
При реве гибельных громов
46–47
Как тяжкий рассечен ярем
Отмщенья праведным мечом
Ранняя редакция («Ульяновский сборник»)
Между 12 и 13
О дубы стройные, и вы росли со мною!
Под тенью вашею я некогда играл
И каждою зарею
Забавы прошлые забавой заменял.
После 26
Прости ж, ручей родной, прохладные дубравы —
Быть может, навсегда я покидаю вас.
Я не раб — свободен от желаний славы,
Мне дорог радости и мира каждый час.
В роскошных ли садах смеющейся Тавриды,
В стране ли хладной остяков
Или в развалинах Эллады —
Найду гостеприимный кров!
Там, там отечество мне будет!
Пусть хладный свет меня забудет,
Я там своих поставлю лар.
И под щитом святой природы,
На алтаре любви и нравственной свободы,
Забвенью принесу прошедшее всё в дар.
Ранняя редакция (Сб.1952)
Раздался звон глухой… Я слышу скорбный глас:
Песнь погребальную вдали протяжным хором
И гроб, преследуем печальных лиц собором…
То юноша предвременно угас!
Смерть кровожадная невинного сразила
За светлой радостью первоначальных дней,
С друзьями, с милыми и с миром разлучила,
Для слез оставленных и милых и друзей.
И прерван путь его в цепи круговращенья…
………………………………………………
Здесь юноша погас, там старец век-другой,
Полмертв, и полужив, и смертию забытый,
Живет и в жизни нем для радости испитой!
Здесь добродетельный, гонимый злой судьбой,
Пристанища себе от бури и ненастья,
Носимый по волнам, ждет в бездне роковой!
Злодей на пиршествах, на ложе сладострастья
С убитой совестью фиал утехи пьет…
И с новою зарей веселий новых ждет!..
……………………………………………
Как в равнозвучии ручей быстротекущий
Ревет в утесах гор, шумит в тени древес,
Рвет узы, за собой оставя мрачный лес,
Стремится по полям, поит луга цветущи
И, в море падая, теряется в волнах,
Так смертный мыслями, земной оставя прах,
Превыше суеты и слабосильных мнений
Возносится горе́ и гаснет в тьме сомнений!
О юноша! твой век, как утренний восход
При отблеске лучей, за тучею сокрылся.
Твой челн над бездною кипящей не носился.
И путь окончен твой при бреге тихих вод!
Мир светлый, красотой весенней облеченный,
В последний раз в твоих очах сиял;
Природы прелестью улыбкой оживленный,
Ты сладкою мечтой в надежде исчезал!
Но рок неуловим, и суетность земная
Потухла для тебя с последнею звездой.
Так, бурю грозную пловец предупреждая,
Счастлив, когда найдет и пристань и покой!
Сын вечности, воззри — в сей бездне злоключений,
Пороки зависти, нелепых, слабых мнений,
Кто не завидует об участи твоей?
Мудрец начало зрит в причине разрушенья,
Один злодей дрожит об участи своей:
Бессмертие души есть казнь для преступленья!..
День ночью сменится, за веком век пройдет,
Неизмеримое число переменяя,
И время, сильною рукою разрушая,
В природе тьмы существ еще произведет!
Что ж наши замыслы в юдоли треволнений,
Коль Лейбниц и Ньютон под крышей гробовой!
Так, так! их тлен — в земле, но светлою душой
И в будущих веках живет всесильный гений!
Лист падает с дерев, последний цвет слетел,
Мерцает луч во мгле и погрузился в воды…
О смертный! не ропщи… Таинственный удел
Является уму картиною природы!
Зачеркнутые стихи («Ульяновский сборник»)
После 8
[Отец в неистовстве гнетет своих детей
И чистую их радость
И наслажденье юных дней,
И окрыленну младость
Мрачит гонением, гиеною страстей, —
И юность во слезах течет невозвратимо!
Немилы нивы ей отеческих полей,
Неясен и ручей родимый…
И прелесть счастия с денницею златой
Проходят как мечта и гибнет жизни сладость,
И времени забав, беспечности младой
Предшествует всегда суровая превратность.]
В автографе (Сб. 1961)
Вместо 23–30
Пловец в волнах погибель зрит,
Сильнее хладный дождь шумит,
Во мраке бледный огнь мерцает,
Перун из черных туч летит.
Ранняя редакция Автограф ГБЛ («Лит. критик» 1939, № 2)
1
Завеса пала! в узах я
3–8
От струн расстроенной цевницы
До слуха вашего, друзья!
Быть может, вы в свободной доле,
В восторгах жизни молодой
Забыли узника в неволе,
Забыли тяжкий жребий свой?
11–13
Еще за чашей круговой
Вы ждете жизни боевой
И полны думою мятежной.
И на роскошнейших грудях
22
Вам чувства сладкой негой жжет
27
Как мрамор хладного суда
31
С усмешкой сделать вам упрек
34
Вам веет легкими крылами
39
Иль резкий темп ружья стального
45–46
Безвестной смерти под ножом
Им в мрачных сводах заключенье
48–50
От вас отгонит страшный гром —
Он грянул грозно надо мною, —
Но я от язвы лютых стрел
Вместо 55–62
Я слышал голос двуязычный
И презрел вид ее двуличный.
С каким-то адским торжеством,
В преступных чувствах закоснелый,
Враг чести с совестью немой
Злодей с продажною душой
Мне сделал укоризны смело.
С улыбкой суд ему внимал,
Улыбкой наглость ободрял
И внес в ужасные страницы
Слова наемного убийцы.
Вместо 65–77
Он с ветром в воздухе терялся…
Напрасно небо я молил:
Казалось, рок не истощил
Судьбы карающей удары.
И суд со взором алчной кары
На жертву с радостью взирал.
Чуждаясь правды обнаженной,
Он двух свидетелей искал,
Он их нашел в толпе презренной…
Тогда я с твердостью поднял
Священный щит, светильник славы,
Венков, народов и царей,
Звено общественных связей,
Закон и прежних лет уставы!
Но тщетный голос! Сей закон
В устах определенной жертвы
Был только звук немой и мертвый.
Итак, исчез прелестный сон:
И я открыл со страхом вежды,
81–82
Пловец! свиреп твой путь над бездной,
Мужайся! Жди всему конца
93–95
Где ты свободою дышал
И к жизни лучшей устремлял
Взор светлый с чистою душою.
104
Где много жертв страстей и власти
107
Под ношей скорби и напасти!
114
И вопли беспрерывной муки
117
Без сил, без памяти, без слов
123
Темницы хладные предметы!
125–128
Любимец наш и Аполлона,
Страстей высоких пылкий жрец
Сей новый берег Ахерона,
Теней жилища воспоет!..
Вместо 138–154
Воспой же дни, когда в цепях
Лежала наглая обида;
Когда порок, как бледный страх,
Боялся собственного вида,—
Воспой величие царей,
Их благость должную к народу,
В десницах их его свободу
И право личное людей!
Воспой простые предков нравы,
Отчизны нашей век златой,
Природы дикой и святой
И прав естественных уставы.
Быть может, смелый голос твой
Дойдет до Кесаря молвою,
Быть может, с кротостью святою
Он бросит несуровый взор
На мой ужасный приговор
И примирит меня с судьбою!
Быть может, кончен жребий мой…
165
Свободен духом в узах был
168
<Конец стихотворения>
Автограф ЦГАОР (Без заглавия) («Волжская новь»,1940, № 10)