Ищет он всему разгадки,
Где и в чем его ошибка?
Все напрасно!..
И поник он, и, в дремоте,
Видит, как в приемном зале —
Незадолго до похода —
В Тюльери стоит он, гневный;
Венценосцев всей Европы
Перед ним послы: все внемлют
С трепетом его угрозам…
Лишь один стоит посланник,
Не клонив покорно взгляда,
С затаенною улыбкой…
И, вспыливши, император:
«Князь, вы видите, – воскликнул, —
Мне никто во всей Европе
Не дерзает поперечить:
Император ваш – на что же
Он надеется, на что же?»
«Государь! – в ответ посланник. —
Взять в расчет вы позабыли,
Что за русским государем
Русский весь стоит народ!»
Он тогда расхохотался,
А теперь – теперь он вздрогнул…
И глядит: утихла вьюга,
На морозном небе звезды,
А кругом на горизонте
Всюду зарева пожаров…
Вспомнил он дворец Петровский,
Где бояр он ждал с поклоном
И ключами от столицы…
Вспомнил он пустынный город,
Вдруг со всех сторон объятый
Морем пламени… А мира —
Мира нет!.. И днем и ночью
Неустанная погоня
Вслед за ним врагов незримых…
Справа, слева – их мильоны
Там, в лесах… «Так вот что значит —
Весь народ!..»
И безнадежно
Вдаль он взоры устремляет:
Что-то грозное таится
Там, за синими лесами,
В необъятной этой дали…
1876
Не горят златыми льдами,
Ни пурпурными снегами,
Средь небесной синевы,
Их венчанныя главы;
С ребр не хлещут водопады;
Бездны, воя и шумя,
Не страшат пришельца взгляды,
Ни пугливого коня;
Но люблю я эти горы
В простоте веселой их,
Их обрывы, их уборы
Перелесков молодых.
Там любил я в полдень жаркий
В тишине бродить. Вдали
Предо мною лентой яркой
Волны резвые текли;
Прилетал порой тяжелый,
Звучный гул колоколов,
И блистал, как бы с престола,
Между долов и холмов,
Сердце Руси православной,
Град святой перводержавный,
Вековой – Москва сама.
И сады ее густые,
И пруды заповедны́е,
Колокольни, терема,
Кровель море разливное,
И, в торжественном покое,
Между ними, в вышине,
Кремль старинный, сановитый,
Наш алтарь, в крови омытый
И иску́пленный в огне.
С этих гор святой вершины
Страшный миpy исполин
Устремлял свой взор орлиный
На московские равнины
И огни своих дружин.
«Вот, – он мнил, – венец желанный,
Плод трофеев и утрат!
Мы отсюда дланью бранной
Спеленаем север льдяный,
Сдавим гордый Арарат,
И пустынные народы
Предо мной копье склонят,
И дополюсные воды
У моих восплещут пят!
Мне ль ты царство устрояла,
Венценосная Жена?
Для меня ль ты насаждала
Здесь величья семена?
Я пожал их в бранном дыме:
Царство руссов – мне дано!
И заблещет днесь оно
В европейской диадеме,
Как азийское зерно».
Так он мнил. Венец нетленный,
Mиpa кровью окропленный,
Зрел над гордой головой
И сжимал весь круг вселенной
Скиптроносною рукой;
А меж тем, угрюм и страшен,
Мрак спускался на поля,
И вокруг кремлевских башен
Кралась пламени змея.
Иван Саввич Никитин
1824–1861
Под большим шатром
Голубых небес —
Вижу – даль степей
Зеленеется,
И на гранях их,
Выше темных туч,
Цепи гор стоят
Великанами.
По степям в моря
Реки катятся,
И лежат пути
Во все стороны.
Посмотрю на юг —
Нивы зрелые,
Что камыш густой,
Тихо движутся;
Мурава лугов
Ковром стелется,
Виноград в садах
Наливается.
Гляну к северу —
Там, в глуши пустынь,
Снег, что белый пух,
Быстро кружится;
Подымает грудь
Море синее,
И горами лед
Ходит по морю…
И пожар небес
Ярким заревом
Освещает мглу
Непроглядную…
Это ты, моя
Русь державная,
Моя Родина
Православная!
Широко ты, Русь,
По лицу земли,
В красе царственной
Развернулася!
У тебя ли нет
Поля чистого,
Где б разгул нашла
Воля смелая?
У тебя ли нет
Про запас казны,
Для друзей стола,
Меча недругу?
У тебя ли нет
Богатырских сил,
Старины святой,
Громких подвигов?
Перед кем себя
Ты унизила?
Кому в черный день
Низко кланялась?
На полях своих,
Под курганами,
Положила ты
Татар полчища.
Ты на жизнь и смерть
Вела спор с Литвой
И дала урок
Ляху гордому.
И давно ль было́,
Когда с запада
Облегла тебя
Туча темная?..
Под грозой её
Леса падали,
Мать сыра земля
Колебалася,
И зловещий дым
От горевших сёл
Высоко вставал
Черным облаком!
Но лишь кликнул царь
Свой народ на брань —
Вдруг со всех сторон
Поднялася Русь,
Собрала детей,
Стариков и жен,
Приняла гостей
На кровавый пир.
И в глухих степях
Под сугробами
Улеглися спать
Гости на́веки.
Хоронили их
Вьюги снежные,
Бури севера
О них плакали!..
И теперь среди
Городов твоих
Муравьем кишит
Православный люд.
По седым морям
Из далеких стран
На поклон тебе
Корабли идут.
И поля цветут,
И леса шумят,
И лежат в земле
Груды золота;
И во всех концах
Света белого
Про тебя идет
Слава громкая.
Уж и есть за что,
Русь могучая,
Полюбить тебя,
Назвать матерью,
Стать за честь твою
Против недруга,
За тебя в нужде
Сложить голову!
1851
Михаил Александрович Хитрово
1837–1896
Неужто забыть нам двенадцатый год?
Неужели нами забыты —
Те дни испытаний и тяжких невзгод,
Когда поголовно встал русский народ
Во имя народной защиты?
Порог наш был попран, к нам грозной войной
Дванадесять вторглось языка,
И в самое сердце России родной,
Пророча ей гибель, привел их с собой
Плененной Европы владыка.
В то время – не в писанном праве войны
В народе спасенья искали;
И были все силы земли призваны;
И в летопись – кровью – России сыны
Деянья тех дней записали.
Во гневе восстали за честь очага
И старый и малый не даром;
И бабы с ухватами шли на врага…
Светло озарились родные снега
Москвы незабвенным пожаром.
Доселе мы в песнях народных поем,
На память великой той были,
Как мы, не стесняясь во гневе своем,
Десятками тысяч французов живьем
В родные сугробы зарыли.
И лава за лавой, по зову царя,
Стремились на брань ополченья,
Любовью к Отчизне и местью горя.
И грозно светила пожаров заря
На дерзких врагов отступленье.
Изведал тогда ужаснувшийся враг,
Узнали Европы народы,
Как грозен восстания русского стяг,
Подъятый в могучих народа руках
Во имя народной свободы!
Народною дланию Русь спасена!
Мы верить привыкли сызма́ла,
Что тем-то была и права и славна
Родной обороны святая война,
Что духом народным дышала…
Народные, исторические и солдатские, песни о войне 1812 года
Не в лузьях-то вода полая разливается…
Не в лузьях-то вода полая разливается:
Тридцать три кораблика во поход пошли,
С дорогими со припасами – свинцом-порохом.
Французский король царю Белому отсылается:
«Припаси-ка ты мне квартир-квартир, ровно сорок тысяч,
Самому мне, королю, белые палатушки».
На это наш православный царь призадумался,
Его царская персонушка переменилась.
Перед ними стоял генералушка – сам Кутузов.
Уж он речь-то говорил, генералушка,
Словно как в трубу трубил:
«Не пужайся ты, наш батюшка, православный царь!
А мы встретим злодея середи пути,
Середи пути, на своей земле,
А мы столики поставим ему – пушки медные,
А мы скатерти ему постелим – каленых картечь;
Угощать его будут – канонерушки,
Провожать его будут – все казачушки».
Заплакала Россия от француза
Как заплакала Россиюшка от француза.
Ты не плачь, не плачь, Россиюшка, Бог тебе поможет!
Собирался сударь Платов да со полками,
Со военными полками да с казаками.
Из казаков выбирали да есаулы;
Есаулы были крепкие караулы,
На часах долго стояли да приустали —
Белые ручушки, резвы ножечки задрожали.
