«Перестройка»
Он воскрес на кресте – не додумались снять,
Бюрократы в бумагах напутали,
Стала память народная ослабевать:
Вместо вечности – бег за минутами.
Никого нет вокруг, словно вымер весь люд,
Лишь белеет внизу прокламация
И написано, что собственность раздают,
Начинается приватизация.
Вот народ и ушёл затевать кутерьму –
Не захватишь ни лавра, ни тёрна ты.
Что ж Христу – только крест? Но ладони к нему
Стороной оборотной повёрнуты.
Может, снимут попозже? Вот валит толпа,
Все в восторженно-слёзном экстазе.
И столпились они у подножья столпа
Слушать речь про настройку и базис.
Главный листик достал и откашлялся он,
Возгласил, словно ложь во спасенье:
«Вечнодействующий будет аттракцион:
«Распинание и вознесенье»«.
Дочитал документ – дескать, гору и крест
Гай Патрициев приватизировал.
А Христос Иисус, озирая окрест,
На кресте – чужом – агонизировал.
Вы уважаете Христа,
Что он за вас страдал.
Всё в этой жизни суета –
Экклезиаст сказал.
Добавил – видно, неспроста:
Всё суета сует.
Не понял лишь, что суета –
Источник всяких бед.
Бегут по миру, суетясь,
Все тысячи людей,
Молясь, ругаясь и крестясь,
Решая сотни дел.
И в этой спешке, суете
Теряются друзья
И вот вокруг – уже не те!
Им доверять нельзя.
А может, рассеча толпу,
Подумать, постоять,
Чтоб не пришлось кому-нибудь
Потом за вас страдать?
Конечно, нужен вам Христос –
Согласен я вполне:
О нём немало горьких слез
Пролили при луне.
И оскорби его поди –
Затеете скандал:
Пиджак порвёте на груди…
А кто его распял?
Вам нужен символ – вы его
И подняли на крест,
Чтоб было плакать отчего,
Как смех вам надоест.
Давно решили меж собой
Вы откупиться им –
На крест поднять его любовь,
Чтоб не страдать самим.
Дешевле свечку за пятак
Поставить у креста,
Чем самому пойти вот так
И заменить Христа.
А если б каждый думал сам,
Решая свой вопрос,
То нет сомнения, что нам
Не нужен был Христос.
«Спросили раз: с чего бы вдруг…»
Спросили раз: с чего бы вдруг
Я задираю нос?
А у меня есть лучший друг,
Мой друг – Иисус Христос.
Похожи с ним, как близнецы –
В упор не распознать.
Хотя и разные отцы
И не одна нам мать.
Хотя и разделяет нас
Почти две тыщи лет,
Но даже в выраженьи глаз
Меж нас отличья нет.
И на кресте, как след мечты,
Висели мы вдвоём
И озирали с высоты
Окрестный окоём.
Чтоб не смущать людской покой,
Он – на исходе дня –
Прибит был правою рукой,
Прибит был левой – я.
Он, как положено, исчез,
Вернулся в небеса,
Покинул надоевший крест –
Я здесь остался сам.
Так было нужно: я ничуть
Не дуюсь на него,
Но в беспокойствии мечусь
И жду. Но вот чего?
За собой волочу я свой собственный крест,
А за мною – народа хвост.
Поскорей бы уйти мне из здешних мест!
Я с поклажей ступил на мост.
Хоть бы он провалился, а я утонул –
Это было бы очень неплохо…
Вот я остановился и тихо зевнул:
Предо мною предстала Голгофа.
Ну, скучища! Опять распинать зачинут –
«Чтоб жила христианская вера!»
А пока не распяли, на пару минут
Я к себе поманил Агасфера.
«Слушай, что расскажу… Да спешишь-то куды?
Без меня разве может начаться?
Дам я вечность тебе… Не слюнявь бороды!
Что за моду ты взял – целоваться?
Что, о ней ты мечтал? Погоди, не рыдай –
Всё равно больше вечностей нет,
Да и эту, как сможешь, то лучше продай –
Может, выручишь пару монет.
Я ведь знаю, что ты – бесподобный купец:
Черту смог свою душу продать.
А оставишь себе, как скупец – ты глупец:
Вечным Жидом тебя будут звать.
Продавай, не скупись, эта вечная жизнь
Только кажется, что хороша.
Я б её променял на обычную жизнь –
Жаль, не выйдет теперь ни шиша.
…Я родился, как все и, как все, себе рос,
Ни о чем не задумываясь.
Но потом говорят: мол, Иисус ты Христос –
И по кочкам судьба понеслась.
Понял: свят иль не свят, а раз в рамки зажат,
То изволь показаться святым.
Будь примером во всём и не требуй наград:
Слава, радость, богатство – все дым.
Проповедуй повсюду, твори чудеса,
Воздеваючи очи горе,
А никто ведь вокруг не прислушается:
Всяк в своей обитает норе.
Паразиты-апостолы мчат по пятам,
Рассевая словесный балласт.
Знаешь, что создают на тебе капитал
И один из них – знаешь – продаст…
А потом – снова суд, покосившийся крест,
Древесина потёрта тобой…
Эта вечная жизнь хоть кому надоест –
Скажет на моем месте любой.
А воскреснешь – опять поведут распинать,
«Чтобы веру свою укрепить».
Как подумаешь – лучше и не воскресать,
Или даже уж – вовсе не жить.
Разве стоят все муки стакана муки
Из тобою не рощенной ржи?
Потому не избавиться мне от тоски,
Что в глазах под слезою дрожит.
Хорошо, когда знаешь: всё в жизни лишь раз,
Наслаждаешься солнечным днём…
Но когда это солнце кругами у глаз,
То уже не мечтаешь о нём.
Словно в чёрных очках и под зонтиком все,
Что столпились внизу и вокруг.
Ты, хвалу воздавая упавшей росе,
Шлёшь проклятия крепости рук.
Лучше б гвозди прорвали ладони бы и
Сверху сверзился сразу под столб,
Чтобы мигом прервались все муки мои,
Когда камень пропашет сквозь лоб.
Но теперь я спокоен: раз вечность отдал,
То мученья наградой приму
И повторов не будет: в гробу я видал
Мира этого солнце и тьму.
«Поверьте, я бы давно воскрес…»
Поверьте, я бы давно воскрес –
Не стало бы в мире проклятий,
Но мне не огромный мешает крест,
А тысячи малых распятий.
Три дня пролетело, как телом распят,
Когда меня воскресила –
Сила ли тела – с макушек до пят,
Или духовная сила.
Вернулся бы к людям на тысячу лет
И правил бы так, как умею!..
Но кто-то придумал со мной амулет
И крестик повесил на шею.
И мигом невидимым гвоздиком мне
Ладонь к кресту приколотили.
…Распятия из драгоценных камней
В окладе из золота были.
А ведь говорил: против роскоши я –
Богатства на небе отыщешь.
Не так бы хотел дать им я по шеям,
Но что им духовная пища!
Мозгов этих разум не знал никогда,
Он там не бывал и в помине.
Считают: раз крестик на шее, тогда
Христос обязательно с ними.
Я знаю: с подобными не по пути –
Затащат в дремучие чащи,
Но с крестиков мне очень трудно сойти,
Уж очень их много, мельчайших.
Когда же не станет распятий-крестов,
Где я, превращённый в калеку,
Вишу отражением многих Христов –
Я снова приду к человеку.
«Расскажу – пусть твердят, что дурной это вкус…»
Расскажу – пусть твердят, что дурной это вкус
И поверит мне кто-то едва ли,
Но пришел к людям как-то Христос Иисус,
А его – вот беда – не распяли.
Он старался, как мог, он из кожи вон лез,
Превратил даже воду в вино…
Уверял, будто – Бог, но сказал бы, что – бес,
Не поверили бы всё равно.
Как он ни изгалялся, кому ни хамил –
Добродушно смеялись – и всё.
Люди ведь иногда остаются людьми,
Если зависть их не засосёт.
Он со всеми почти что стал накоротке
И твердил – будто в пьяном угаре:
– Я подставлю вторую – ударь по щеке!
– Подставляй. Всё равно не ударю.
Он к разбойникам – может, ограбят, убьют –
С затаённой надеждой пришёл.
Отказались и те: пренапраснейший труд –
Ни гроша у него за душой.
Он твердил: мол, воскресну, на небо вернусь…
А ему отвечали: живи.
На душе у него появилася гнусь,
Охлажденье коснулось крови.
До того себя чувствовал нехорошо,
Что, прогуливаясь вдоль реки,
По воде аки по суху как-то пошел…
Ну, чего не отколешь с тоски?
Проповедовал всюду, творил чудеса –
Всё старался решить свой вопрос.
Где-то крест отыскать он сумел себе сам,
Сам его на Голгофу понес.
Хоть и брёл наугад он, не ведая мест –
Показалась Голгофа вдали.
Но заметили люди и отняли крест,
Разломали – и тут же сожгли.
Неприкаянно он по дорогам ходил
И, не зная, куда себя деть,
Произнёс: – Не суди, и не будешь судим! –
И живет он с тех пор меж людей.
«Прежде чем стать Христом…»
