«есть на Рейне утёс из самородного золота…»
есть на Рейне утёс из самородного золота
на том месте кончается музыка и начинается
гальванопластика
молодые герои встают готовые к новым сражениям
вот Брунгильды рассядутся в малом зале бакинской
консерватории
почему не в большом богатырши просто не понимают
каждая знает что она виновница смерти Зигфрида
но дирижёр как бы медлит и ничего не решает
«в музее электричества чисто по-прежнему…»
в музее электричества чисто по-прежнему
один сотрудник говорит другому вот раньше
в семидесятые
простая подстанция в Свиблово была простою
подстанцией в Свиблово
оставались различия между нулём и фазой
оба смотрят в окно сильно покрытое копотью
на внутренний двор где посетители продолжают
вздрагивать
в тени огромных чёрных расколотых ещё дымящихся
вязов
марьиванна камбала
была
жила в ней неминучая сила
где б мы ни прятали всё равно находила
жизнь говорила вся вокруг письменного стола
золото к золоту положила
лёд ко льду прибрала
«я не могу есть артишоки такого цвета…»
я не могу есть артишоки такого цвета
говорит Георгию жена его Лизавета
тень от соседской сливы мой артишок погубила
с каким удовольствием всех бы передушила
Георгий сделай чтобы к ним на дачу упала комета
небольшая но чтобы со смыслом и со скоростью света
как только ты умеешь
«как хорошо что дома нет пианино…»
как хорошо что дома нет пианино
говорит сестра Георгия Нина
пианино напоминало бы мне нашей семьи историю
дедушку с бабушкой всякую там филармонию
консерваторию
это ведь ты Георгий сделал так чтобы они исчезли
построил для них больницы и кладбища придумал
болезни
помолчи хоть сегодня
«всё ходила и спать не могла прочитала у Пушкина смерть…»
всё ходила и спать не могла прочитала у Пушкина смерть
посреди рокового неравного боя мгновенна прекрасна
он погиб под кинжалами жертвой невежества
и вероломства
боле не врач-ларинголог она из поликлиники
на Галушкина
Коломийцева Анна не может подняться вставать
на работу достали
будильник звонил в пол седьмого
она продолжает лежать и не двигается
«Гоча приходит к врачу говорит ему Даниил…»
Гоча приходит к врачу говорит ему Даниил
видимо сохраняется только то чего сам сохранил
свет не сошёлся клином на твоей поликлинике
днём просто ходишь идёшь где всегда ходил
вечерами на кухне сидишь в темноте
невольно вспоминаются всё какие-то глупости Даниил
и уже не важно где больно а где не больно
главное что
чтобы вначале
звёзды медали
думаю я
разницы мало чтобы потом
тени
растения
«меня повесят убьют говорит Халед…»
меня повесят убьют говорит Халед
во дворе на гранатовом дереве и плоды будут падать
5 или 10 минут может быть прямо сейчас войдут
перережут горло
Халид приходит домой говорит наконец-то праздник
его повесят
на шелковице ягоды будут падать 5 или 10 минут
всё всё отдам за только бы видеть
«максим спотыкается выходя из зала суда…»
максим спотыкается выходя из зала суда
ему помогают идти говорят туда
наружу где тысячи стражей где ждёт воронок
хлопчик не бойся
вот они ёлки для бедных теперь они навсегда сынок
вот что он слышит
когда конвой и случайные зрители слышат только
хлопок
«отдай Сачинаве дудочку а Георгию все мои ордена…»
отдай Сачинаве дудочку а Георгию все мои ордена
потому что без героизма без подвига полная лабуда
получается никаких удовольствий
Автандил поохотился
в тесном ущелье укрывшись щитом
раненый и окружённый врагами
он пишет
«жизнь она навсегда говорит Фарида…»
жизнь она навсегда говорит Фарида
Лёня увёз меня в Полинезию он
работал на органы а в 90-м
стал заниматься коммерцией вот результат
Вы как великий художник вдохните
в эту скульптуру хоть и надгробную
побольше жизни
«Алик всегда любил пэтэушниц и вот женился вернулся домой…»
Алик всегда любил пэтэушниц и вот женился вернулся
домой
как бы остепенился
вот он летит и знает что здесь родился
что все предоставлены самому себе
или это у всех детей в самолёте глаза такие прозрачные
или это особенно видно при длительных перелётах
зимой
«у него якорёк на плече якорёк на плече…»
у него якорёк на плече якорёк на плече
вероника григорьевна морщится потому что она
кардиолог
интеллигентная женщина
смотрит на мониторе как сердце его сжимается
в специальном луче
все устроится все устроится думает вероника
и вдруг морячёк кричит так что веронике самой
становится плохо от этого крика
«рядом со своей сестрой Изабеллой…»
рядом со своей сестрой Изабеллой
Ираида выглядит неуклюжей какой-то дебелой
целый день она слушает новости и поёт
вот она опять напивается и красиво поёт по-русски
в старом спортивном костюме идёт курить на балкон
несколько раз повторяет Кавказ подо мной Кавказ
подо мною
вот она опять напивается слушает новости и поёт
«как бы со стороны Бурчуладзе видит своё положение…»
как бы со стороны Бурчуладзе видит своё положение
как некстати думает эти абреки их новые карабины
вообще всё их вооружение
Бог с ними с этими овцами не нужно было за ними
гоняться
не мой день сегодня
свет он везде также как тьма повсюду думает Бурчуладзе
руки и ноги начинают неметь язык заплетаться
а картинка плывёт и плывёт и не думает останавливаться
снова война
идет 95-й
год
пахнет мятой
ночь
спят мятежники
и государственные солдаты
закрывает глаза отряд
карателей
спят часовые
война – не война
все спят
в темноте
в горах
на краю
заблудился путник
ноги его поцарапаны
в носках – семена
потерял пистолет
он ранен
черное небо над головой пересекает спутник
август
луна
он говорит себе:
знаешь, ты – рядом с какой-то разрушенной крепостью
и никого тут нет
трава
и трава
и
ты невидимый
в темноте
ложись
подоткни одеяло – уже не страшно
погаси фонарь – засыпают дикие звери
только висят москиты
стоят какие-то башни
и под слоем сухой земли
под тобой
остаются те, что умерли сами
те, что давно убиты
лежат
в сорока сантиметрах
под твоей щекой
(и хотя под тобой – скелет
если тебе его жаль
то боязни нет)
он закрывает ладонью лицо
всюду шипит трава
в ней он угадывает какие-то неразборчивые слова
поднимается
и
вздыхает
над его головой в луче фонаря летают
ночные жуки
он чистит от колючек носки
потом
поднимает бинокль
и смотрит
на море
на море – тьма
такая, что можно сойти с ума
но где-то стучит мотор
в пустоте уплывает катер
он переводит прибор на луну
на луне видно каждый кратер
ложится вниз животом
думает:
раньше
здесь был каменный дом
во дворе – два тополя
плетеные табуретки
кофе
на столе какие-то листья, вязаные салфетки
виноградная водка
инжир
внизу привязана лодка
лодка трется о камни
она скрипит
над нею небо не черное, а голубое
и впереди – не бегство, а жаркий день
допустим, что я – рыбак
сегодня я в море не выйду
останусь сидеть с тобою
на низких скамейках, поджав колени
сидим
и вокруг никого
по земле пробегают тени
облаков
и ветер меняет тени
листьев
и слышны удары прибоя
