И бодрствует. Пускай! – внимателен мой взгляд.
I Цель чистая моя, о наконец блесни же!
Я, как олень, бегу, и берег твой все ближе.
Как колос срезанный, у края родника
Я, жаждая, упал средь дудок тростника.
Но, чтобы совладать с любовью любопытной,
Покоя не смущу я водной глади скрытной!
Коль любите меня, вам, нимфы, должно спать,
Довольно вздоха вам, чтоб вдруг затрепетать.
Пусть, канув в сумерки, потерянно слабея,
В паденьи легкий лист заденет чуть Напею –
Чтоб спящий мир разбить, довольно и того…
Пока вы дремлете – сохранно волшебство
Но вмиг разрушит все малейшее движенье.
Мой берегите лик в глубоком сновиденьи…
Ведь лишь небытие рождает, претворясь!
Смотри же на меня, о небо, нимфам снясь!
Печально сам себя ищу в себе напрасно
И красота моя мне кажется неясной.
Мечтайте обо мне, о чистые ручьи
И прелесть и печаль мои без вас – ничьи.
Не видя самого на свете дорогого
В слезах мой взгляд падет на чуждого другого…
Быть может ждете вы иной, бесслезный, лик,
Спокойные, всегда в уборе повилик,
Тревожимы во сне нетленной высотою?
О Нимфы! К вам влекусь дорогой тайной тою,
Которой не сменить и не преодолеть.
Вам отзвук бурь людских приходится терпеть!
Глубоких ровных вод блаженные чертоги!
Я здесь совсем один!.. Пусть волны, эхо, боги,
Вздыхая, разрешат мне быть здесь одному!
Один! Опять один! К себе лишь самому
Я прихожу, придя к зерцалу под листвою.
Верхи дерев, застыв, молчат над головою,
Вдруг голосом другим заговорил родник –
Надежда слышится – к ней слухом я приник
Внимая, как трава растет в тени священной …
Коварная луна отбрасывает блик
На тайну, что хранит источник приглушенный,
Я знать ее боюсь, страшит меня тайник –
Таинственный изгиб любви столь непонятной....
Ничто не скроется: пусть замолчал родник –
Ты любишь сам себя! – мне ночь шепнула внятно,
Лишь подтвердив, дрожа, заветный мой зарок.
Но, кажется, лукав немного ветерок –
Составили в ночи лесные эти своды
Какой-то заговор с молчанием природы.
О сладость силу дня стерпеть и пережить,
О миг, когда она должна уж отступить,
А день пылает все, счастливый и усталый,
Исполненный любви, чей отсвет нежно-алый
Воспоминанием приходит в смертный час..
Но вот растаял он, рассеялся, погас.
Потерянно во тьме забытый вечер бродит
И в сновидение неслышно переходит.
Но все ж какой ущерб в себе несет покой!
Погибельно душа склоняется с тоской,
Прося о божестве, – лишь волны в ней взыграют,
Так тотчас лебедь их, разгладив, прочь стирает.
О, этих вод не пьют окрестные стада
Другие, заплутав, здесь тонут навсегда,
Разверстая, стоит прозрачная могила,
Но не покоем – нет! – она меня манила.
Свет ясный дремлет средь неведомых отрад,
Но только проблеснул листвы далекий ад,
Как победитель тьмы – властительное тело –
Извечный страх чащоб отвергнув, захотело
Вдруг вечной ночи их, что спит среди ветвей.
Все я наедине стою с тоской своей!
Манит и гонит прочь телесное свеченье,
Я – тут, там – блеск воды и головокруженье!
Оплачь, Нарцисс, всполох лазури роковой!
С какою нежностью к воде я наклонился!
В смертельной синеве увидев образ свой,
К душе своей припал и вдоволь тьмой напился!
О силы вещие, провидческие сны
Смотря в себя, как в жизнь иную,
Вы видите себя из вашей глубины,
Свою же плоть к себе ревнуя?
Пусть беспокойных дум прервется мрачный ход –
Что ищете умом не спящим?
Не сможет вам помочь пустынный небосвод
Стать в муках чудом настоящим –
Ждет чудо тела вас – в зерцале этих вод…
Вбирая вас в себя, как жертвенную птицу,
Дракон любви к себе вас взглядом поглотит.
В блуждающую сеть вас приняли ресницы –
Всполох ее шелков пускай вас удивит.
Да не помнится вам, что сменится эпоха
В кристалле стынет – ваша кровь
Не сможет и сама любовь
Из волн немых извлечь ни вздоха, ни всполоха…
Пол-ох-а…
Плохо?
Кто
тут эхом вторит мне?
Насмешничает ли оракул этим гудом?
Иль потешается глубокий грот во сне?
Молчание каким-то чудом
Вдруг прервано, и все вокруг живет!
Что плохо? Знак плохой? Над гладью темных вод
Тростник ли жалобы мои здесь повторяет?
Не гроты ль в глубине рокочут и рыдают?
Не голос ли души родился и исчез?
Набормотал ли что уже не спящий лес?
О гул мучительный, о легкое дыханье
Златой листвы вокруг, о предзнаменованье!
Охотятся за мной все боги этих мест
И тайною моей звенит весь мир окрест!
Среди деревьев – плач, смех катится по скалам,
И мог бы, кажется, усильем самым малым
Волшебный этот глас меня восхитить ввысь!
Увы, меж тысяч рук, что в дебрях поднялись,
Средь зыбких сумерек забрезжил отблеск странный –
Там, из остатков дня составлен, мой двойник
В сияньи наготы, холодной и желанной,
Среди печальных вод нечаянно возник.
Вот плоть нежнейшая из лунного сиянья
Полна покорности и противостоянья,
Чье имя дивное раскатами звучит!
Но пленника листвы устал уж призывать я
Напрасно медленно сжимаю я объятья
И сердце бешено в моей груди стучит.
Рот сомкнутый его исполнен искушений,
Прекрасный мой двойник! Меня ты совершенней,
Подёнка вечная! как блеск вечерних рос,
Как жемчуг, бледен ты в шелку своих волос.
Ужель друг друга мы с Нарциссом полюбили,
Чтоб тут же тени нас ночные разделили,
Как делят яблоко, ножом напополам?
Ужель
погибнешь ты,
когда я стон издам?
Я обучил тебя дыханью, я ль виною
Что вздох твой пробежал тревожною волною?
Дрожишь!.. Слова, что я шепчу, едва дыша, –
В сомненьи между нас снующая душа,
Меж этим чистым лбом и памятью тяжелой…
Я жажду жаждою, как раб, бесстыдно-голой,
Как близок ты ко мне – тебя могу я пить!
Ведь до сих пор себя я не умел любить,
Себя я сам не знал, пылая этой жаждой …
О! Видеть, знать тебя! Повиноваться каждой
Из пляшущих в душе неведомых теней,
Следить за бурею таинственных огней
На собственном челе! И наблюдать измену
Смеющегося рта, взбивая мыслей пену,
Что радугой блестит в глазах средь синевы....
Надменность с немощью, сколь дороги мне вы!
Ведь даже девочка, что мчится от сатира,
И ждет его, дразня и смеха не тая,
Все нимфы робкие, все девственницы мира
Влекут меня слабей, чем ты, о вечный «Я»!..
Ii О воды хладные, спокойнейшие воды
Нежны к лесным зверям, приятны пешеходу –
Средь вас он ищет смерть, собою соблазнен,
Судьбе вы сродственны, весь мир – ваш тайный сон.
В воспоминание предвестье обратится
И вами в вашем сне вдруг небо восхитится,
Подобен сам себе меняющийся лик!
Волна, моя волна! за бликом блещет блик,
Года поверх тебя проходят облаками
Знакома ты давно с телами и страстями,
Тобой изведаны и лето, и весна,
И звезды с розами, и – до глубин ясна –
Жива ты тем сама, что ты же омываешь,
Ты мудрость тайную в укрывище питаешь
Во тьме ее теней, отброшенных на лес,
И мимолетный миг навек в тебе воскрес…
Задумчивый притин неколебимо ясен,
Храня угрюмый клад опавших листьев, басен,
Плодов и мертвых птиц и пряча слабый свет
Сошедших в глубину давно забытых лет.
В себе ты гибель их торжественно сокрыла,
По лону вечному страстям ты разрешила
Пройти и умереть… Охватывает страх
Дрожащую листву и вся она в слезах
Летит по ветру вдаль… Души горящей сила
Прозрачную сестру пыланьем окружила
Желая подчинить… И постигаешь ты
С какою нежностью, скользя средь густоты
Волос, спадающих с затылка дорогого,
Всемощная рука потом вернется снова,
К плечу, ведь для нее вся плоть – подвластный мир.
Закрытые глаза уставлены в эфир,
Полупрозрачных век пылает багряница,
И пробивается упрямо сквозь ресницы
Сияние двоих… Свое объятье для,
Вздыхают ли они? Иль то зовет земля
Огромную чету, что, слив уста с устами,
На девственном песке сплетается телами
В уже слабеющий чудовищный клубок.
И как единый вздох счастливых душ глубок,
О как им сладостны взаимные щедроты!
Но знаешь, чистый ключ, получше моего ты
Какой средь этих чар созреет горький плод –
У счастья пылкого всегда один исход,
Лишь против любящих начнешь ты строить козни
Расстроится союз, начнутся споры, розни,
Зачатый посреди столь ласковых тенёт
Исполнен многих зол, несчастный день взойдёт.
И скоро, мудрая волна – все та же, но другая –
Они, что любят их, безумно полагая,
Опять сюда придут вздыхать средь камышей,
Влекомы Временем и памятью своей.
В бессилии своем угнетены тенями,
Небесной красоты их ослепляет пламя,
Хранят в себе всполох счастливейших времен,
Но видят только ход смертельных перемен…
