И там, где слышалась благословенья речь,
Шептал проклятья он сурово,
Чтоб кровь бесцельная багрила братский меч,
Чтобы бесплодно было слово.
Сбылись проклятия! Порывы и мечты
Изъела ржавчина бессилья;
Тоскливо жаждет грудь добра и красоты;
Не поднимая, бьются крылья.
IV
О, в этот грустный час, когда прощальный взгляд
На край родимый я бросаю,
Когда и слов, и дел, и лиц нестройный ряд
Тревожной мыслью воскрешаю, —
Какая скорбь и желчь мне заливают грудь!
Как страшно вдруг обнять мечтою,
Что видел я в пять лет и что, сбираясь в путь,
Я покидаю за собою……..
………………………..
Героев горсть… Увы, их жертвы и труды
Не исцелили наши раны.
И на родной земле их грустные следы —
Одни могильные курганы.
Детей толпу, — больных, озлобленных детей, —
Или мятущихся бесцельно,
Иль тихо гибнущих без воли и страстей,
С тоскою в сердце беспредельной.
И старцев робкий сонм… Запуганы давно,
Без добродетелей, без веры,
Собою лишь живя, они всем льстят равно,
Гражданской немощи примеры.
А там, вдали — его, титана, что к земле
Прикован мстительной судьбою
И, вместо коршунов, снедаем в сонной мгле
Невежеством и нищетою.
Кто знает, может быть, уже давно титан
Забыл свое происхожденье,
И жалобы забыл и, ослабев от ран,
Дряхлеет молча в заточенье…
Но нет, о скорбное перо, остановись,
И сердце, в грусти безысходной,
Пред тайной высшею смиренно преклонись,
Когда бессилен ум холодный……
……………………..
V
Прощай, прощай, страна невыплаканных слез,
Страна порывов неоглядных,
Сил неразбуженных, неисполнимых грез,
Страна загадок неразгадных:
Страна безмолвия и громкой суеты,
Страна испуга и задора,
Страна терпения и дерзостной мечты,
Страна неволи и простора;
Страна больных детей, беспечных стариков,
Веселья, мрачного, как тризна,
Ненужных слез и жертв, бесцельных дел и слов,
Прощай, о сфинкс! Прощай, отчизна!..
I НА РЕЙНЕ
Холмы за холмами теснятся кругом;
В туманах синеют вершины;
Вдали, за рекой, на утесе крутом,
Сверкают на солнце руины.
Желтея, извилистый Рейн предо мной,
Как озеро, тихо струится
И в берег отзывчивый мутной волной
С задумчивой ленью стучится.
И долго над Рейном седым я сижу
В объятиях сладкой истомы.
Вдруг образ мелькнул… Я невольно дрожу, —
Мне слышится голос знакомый.
Не берег то шепчется с сонной рекой,
Не ветер кустами играет:
То совести голос — и жгучей тоской
Объята, душа замирает…
«Быстро река многоводная
В крае полночном течет,
Волны лазурно-холодные
В море чужое несет
……………..
На берега оживленные
Мрачно твердыня глядит.
……………..
Скован язык негодующий,
Скованы крылья мечты…
Что же, о странник тоскующий,
Там не томишься и ты?»
В туманы закутавшись, дремлют холмы.
Играет свет месяца с тучкою белой.
В сосновую рощу, в объятия тьмы,
Вхожу я стопою несмелой.
Высокие сосны безмолвно грустят,
О чем? — может, месяц проведал украдкой.
Какие-то тени кругом шелестят.
И тихо, и жутко, и сладко…
Иду — замирают шаги. Впереди —
Чу! — шорох приветный: лепечут березы.
Иду и молчу. Накипают в груди
Счастливые, детские слезы.
Но голос раздался — исчезли мечты…
Не ветер играет с вершиной высокой:
То совесть, грозя из ночной темноты,
Мне жгучие шепчет упреки:
……………………
«Близко от моря холодного
Город — кладбище лежит.
Пахарей поля бесплодного
В избах-гробах он хранит.
Волны, снегами покрытые,
Сном очарованным спят.
Мечутся вьюги сердитые,
Стелются тундры открытые,
Мрачные боры шумят.
Дни, словно тучи бесцветные,
Тянутся в снежной глуши…
Где вы, мечтанья приветные,
Где вы, друзья беззаветные,
Где вы, о силы души?» —
«Стынут мечты животворные,
Дремлет душа… А друзья? —
Спят по гробам непокорные.
А малодушно притворные
Рейн воспевают, грустя…»
II
Страшный день сегодня… Там в душе смущенной
Раздаются звуки песни похоронной.
Кто-то беспощадный приговор читает…
Кто-то плачет тихо… Кто-то умирает…
Сам ли виноват я, рок ли так сложился,
Но клянусь, что к правде я всю жизнь стремился.
Что ж брожу без цели, как старик отживший?..
О, прости, товарищ — ты, свой долг свершивший!
Страшный день сегодня… Там, в душе смущенной,
Раздаются звуки песни похоронной.
Знаю: это совесть приговор читает…
Это юность плачет, счастье умирает…
I В РИМЕ (Монолог)
Я целый день бродил среди руин,
Читал веков истертые страницы,
Смотрел в глаза слепой, безмолвной Смерти
И в них искал разгадку прошлой жизни.
И всякий раз, как легкий ветерок
Усталого лица касался нежно,
Казалось мне, что слышу я дыханье
Истории, подкравшейся незримо.
Я с камнями беседовал. Клянусь,
Что ни один араб подвижно-пылкий
И ни одна медлительная няня
Не ведают так много сказок страшных.
Взволнованный, усталый, подошел
Я под вечер к руинам Колизея,
В лучах зари приветно трепетавшим.
В его стенах, в забытом переходе,
Я лег в траву и, головой склонившись
На капитель поверженной колонны,
О виденном задумался глубоко.
И чуткий сон ко мне подкрался тихо, —
Тот чуткий сон, когда душа порхает
Меж двух миров, одним крылом объемля
Мир смутных грез, действительность — другим,
Сливая их в гармонии живой.
И видел я: печальный, бледный призрак
Из глубины развалин показался
И, надо мной склонясь, промолвил тихо:
«В моих чертах, ты видишь, скорбь разлита…
Как не скорбеть! Я — дух развалин этих.
И там, где ты нашел обломки камней —
Не трупа прах, а прах гробницы трупа —
Там видел я свободу, блеск и силу.
Вот, посмотри, у статуи безрукой
Разбитый лик как черен и уродлив!
Богиней был обломок этот. Видел
Я дивные черты её, когда
Они, еще не воплотившись в мрамор,
Лишь реяли пред взором ослепленным
Художника, застывшего от счастья.
В тот миг я сам в его бессмертье верил…
Здесь видел я по мраморным ступеням,
Которых след исчез, как разливались
Народа волны шумно. Кто б сказал,
Что навсегда они иссякнуть могут?..
Мой взор всегда к былому обращен.
Оно прошло и — не вернется снова,
Как в душу старца первой страсти трепет,
Как на мои уста улыбка счастья…»
«Но ты, скажи, о чем и ты скорбишь?
Зачем вдали от родины блуждаешь,
Зачем о ней ты плачешь безутешно?
Где ты нашел в своей стране родной
Развалины минувшего величья,
Гробницы сил изжитых, дум погасших,
Священный прах свободы умерщвленной,
Иль красоты, иль славы отгремевшей?
К минувшему ль ты взор свой обращаешь?
Иль ты б хотел, чтоб прошлое вернулось?
Не первый ли его ты б испугался,
Как мертвеца, восставшего из гроба?..»
«Когда гроза весенняя порвала
Желанным громом зимнюю дремоту
И весело взыграл, ломая сучья
И старый прах взметая, буйный вихорь, —
Ты оробел, цветов не видя тотчас…
Иль ты б желал сковать венец грядущий
Без молота, без пламени, без стука,
И новый храм построить без деревьев
Поверженных, без топоров, без камней?»
«Ты устрашен, разочарован — в чем?
Где тот алтарь жестокий, на котором
Ты приносил отвергнутые жертвы?
В какой борьбе боролся ты напрасно?
Кто обманул доверчивого агнца
Твоих надежд, запечатленных кровью?
Смешна, жалка мне скорбь твоя пустая,
Как старику на ложе смерти жалок
Ребенка плач, разбившего игрушку…
О, нет, сперва облей кровавым потом
Родной страны чуть вспаханную ниву.
Пускай затем твой сын, и внук и правнук
Над нивой той священной потрудятся;
Пускай она заколосится пышно
И целый мир накормит новым хлебом;
Пусть, наконец, мертвящее дыханье
Веков ее в пустыню превратит:
Тогда, тогда, коль твой потомок дальний
Придет под сень моих немых развалин,
Чтобы скорбеть о том, чего уж нет, —
Его приму я ласково в объятья,
