11. Кузькина любовь
Это такая трагическая поэма, которая посвящается работникам Большереченского Райпотребсоюза, где она якобы произошла.
На молоканку, малость под хмельком
Пришел тады, маманька попросила.
А ты, Клавдея, вместе с молоком
Сквозь сепаратор сердце пропустила.
И так гипнозом женским обожгла,
Что все во мне мужицкое заныло.
Ты б черта в рай свести тогда могла,
И для него б ужасно это было!
Ну то да се, я смел после вина,
Спустя чуток, в ботве мы оказались.
Ушла за лес тактичная луна,
Поскольку мы в светиле не нуждались.
А после встав с сырого чернозема,
От репеев очистились мы оба,
И ты, крестясь, сказала мне: «Кузьма!
Антихрист мой! Люблю тебя до гроба!»
Я взял и столб ближайший своротил,
От слов твоих умножилися силы.
В порыве чуйств на грабли наступил,
Но искры с глаз приятны даже были!
То боль души, я плачу наповал,
Ведь у меня ж любовная отрыжка.
Будь я поэт — я б кровью написал
О нас с тобой увесистую книжку!
Хотя б про встречи те у лопухов,
Что были нам мягчей любой постели.
Хи-хи, ха-ха! И так до третьих петухов,
А спать притом — ни грамма не хотели.
Что лопухи! Мы раз силосный стог,
Шутя, любя, без трактора умяли!
Вот только жалко кирзовый сапог,
Что в яме там силосной потеряли.
Я свадьбу уж задумал — честью-честь,
Моя родня на все была согласна,
Хоть ты была такая как ты есть —
Косая и корявая ужасно.
Я рассуждал: хромая — что ж с того?
Во сне храпишь — смотри какое диво!
А в остальном — мы ж пара сапогов,
И нам, как есть, сойтись необходимо.
Чин-чином мы готовились гулять,
В Сельпо набрав, что было там получше,
И первачу нагнали ведер пять,
И браги чан, на всякий там на случай.
Гостей считать примались на пальцах,
И округлялась цифирка родни:
Пятьдесят один со мною это — нас,
Плюс сорок девять с ейной стороны.
Да все б ниче — тут Гришка рассказал
Как он имел тебя на косовице,
Потом дружку по бухарю отдал
За полмешка подмоченной пшеницы.
Я — в кулаки, он божится дитем!
Я до Петра: «А ну, мол, подтверди-ка!»
И он матерится, оченно при том,
Ну и дела, сбирали ползунику!
Клавдея, ты ж устосала меня!
Как в клуб пойтить? На людях появиться?
До свадьбы ведь осталося три дня,
А мне б сейчас на месте провалиться.
Выходит что ж — зазря цвела картофь
И нам луна за скирдами светила?
Да это ж сплошь обман, а не любовь,
Коль у тебя с другими дело было!
Я понял все. Не стоишь ты меня.
Обидно лишь и жалко даже стало —
Что завчера зарезал кабана,
А подождать — так сколько б было сала!
Да что — кабан, когда я сам — лопух,
В твоем лице не разглядевши черта,
Не верил сплетням грамотных старух —
Что у тебя сто тридцать три аборта.
Как жить теперь? Под ложечкой сосет,
У глаза тик. Не вынесу измены!
Однако, знай: я отомщу за все
И на вожжах повешусь в ваших сенях!
Ужо ясно: за гробом не пойдешь,
не спросишь люд и где моя могила,
А что с тебя, паскудина, возьмешь?
Ведь ты ж до гроба только и любила!
Прости за почерк, криво я пишу
И может что сказал не очень лестно.
Прости за все! На веки ухожу,
Сдержала б только старенькая лестня.
Как в театре — наклейка ресниц,
Строим волосы, речи и глазки,
И как часто нам истинность лиц
Заменяют фальшивые маски.
Чуть-чего — передернем лицо,
Ну а если к тому же хитер —
Сам себе я тогда сразу все:
Режиссер, драматург и актер.
И поди, угадай — чтобы враз,
Как билет лотерейный из круга
Без ошибки, рискнул бы на глаз
Выбрать сходу врага или друга.
У мужчин этих масок по сто,
А у женщин — по сто тринадцать,
Жизнь — спектакль, отнюдь, не простой…
Людям свойственно гримироваться.
Кто есть кто? Мне бы проще вполне
По китайскому сдать бы экзамен!
Круглосуточно, даже во сне,
Каждый в роли какой-нибудь занят.
Отличи подлеца от отца,
Разберись где жена, а где — кто жена,
Отыграем мы жизнь до конца,
Что поделаешь! Так уж положено…
Маски всюду с собою таскаем,
Как ключи от вонючих квартир,
Даже в ангелов мы же сыграем,
Посещая при людях сортир.
Паразиты поют нараспев
И в расчете скромны для острастки,
Ну а дети, слегка повзрослев,
Примеряют родителей маски.
Где ж конец театральных границ,
Где не похоть, а истинность ласки?
Это жутко — иметь вместо лиц
Восковые елейные маски.
Но, видать, до скончания дней
Предстоит нам еще ошибаться,
Принимая врагов за друзей,
А друзей видеть в роли свиней…
Людям свойственно гримироваться.
Совершенно новая песня, которую я написал в марте месяце, семьдесят седьмой год. Называется «Нету чуда».
Новогодняя зима
Пьяно закружила.
Говорят, что ты меня
Зло приворожила.
Если так — то где же вы,
Сладостные чары,
Знаки качества любви?
Я ж как волк в овчарне.
Не хвала вам, а хула.
Все вранье и бредни.
Не колдуньей ты была,
Даже и не ведьмой.
Просто в жизни иногда
Так порой бывает,
Что в другие города,
От всего и навсегда
В ночь уходят поезда,
А их не провожают.
Вот и праздник, — и гостей
Густо, очень густо!
Почему же на душе
Грустно, очень грустно?
Елка, свечи, полусвет,
Тайный звон посуды…
Только сказки, все же, нет…
Нету, все же, чуда…
Тосты, шутки, серпантин,
Записи — что надо!
Только я не Алладин,
По причине ль, без причин,
Ты одна и я один,
Где-то с кем-то рядом.
Со слезами танцевать —
Глупо и без смысла.
Память просит заказать
Танго вместо твиста.
Как ресницы запушил
Новогодний иней,
И не водкой опьянил
Вечер синий-синий.
Знаю, где-то далеко,
Но сегодня точно
Очень будет нелегко
Врать глазами в потолок,
Память стиснувши в комок,
Этой зимней ночью.
След Дюймовочки простыл.
На супер-Робин Гуда
Променяла принца ты.
Ну а где же чудо?
В шубке ходишь дорогой,
Денежки имеешь,
Только шубкой меховой
Душу не согреешь.
Новогодний стол накрыт,
Царственное блюдо,
Все чудесно с виду, но
Не хватает чуда.
А без чуда — ерунда
На горчичном масле.
Все — сплошной самообман,
Вот и нету сказки!
Если чудо есть в вине,
Тяпни лучше спирта.
Вся супружеская жизнь —
Нечто, вроде флирта.
…Почему я пишу много про алкашей? Мне вот часто говорят: «Ты что — сам пьяница, наверное?» Должен вам сказать, что я вообще человек непьющий. Видите, неожиданно, да?.. Вот Жарова тоже… все считали, что он пьяница, а он совершенно непьющий был человек. Просто я пишу потому про них так много, потому что мне представляются эти люди очень забавными. Когда они пьяные, с ними происходят разные такие всевозможные интересные каверзы… Вобщем-то люди эти в основном безобидные, до поры — до времени, конечно… Пьянство — зло, одним словом, у нас очень сейчас радио и телевидение, печать работает на это… Ну и я, в том числе, включился в это международное движение, и вот у меня одна из песен из серии «Сознательных алкоголиков», называется: «Созидатель».
Пусть я алкаш, я это не скрываю.
Зарплата вот — в мешочках возле глаз,
Но я же план им делать помогаю,
А гамазин как раз напротив нас.
Там есть отдел, где часто без обмана,
За дурь в мозгах, рассудку вопреки,
Уходят из дырявого кармана —
Не сосчитать — какие пятаки!
Минздрав прозрел в секретах и советах:
Опасно, мол, куренье — сеет страх!
Тот лозунг есть давно на сигаретах,
Но почему-то нет на пузырях.
Выходит что ж — нам водочка полезна,
Нет слов на ней о вредности для масс,
А коли так — прощай, мой рупь железный!
Пора идти — одиннадцатый час…
Жена ворчит и вечно катит бочку,
А мы под пиво добыли леща.
Тихушник пусть глотает в одиночку,
А пролетарий — он любит сообща!
Аванс ушел, как будто не по делу,
Но мой расход оправданный вполне,
Я, может быть, помочь хочу отделу
План натянуть и тем помочь стране!
Мечтаю я, сдирая с носа глянец,
Не лучше ль взять ее удешевить,
А чтоб вокруг поменьше было пьяниц —
Вообще к чертям собачьим запретить!
Но нет, нельзя, я понял это сразу,
Не зря ж молчит всезнающий Минздрав.
И я глушу, глушу ее, заразу,
А тут Минздрав по-моему не прав.
Назло себе мы с детства пьем и курим,
Хотя б могли без этого вполне,
Но откажись от этой самой дури —
Все винзаводы станут по стране.
А я не враг, ведь все же — производство!
И чем могу — всегда помочь горазд.
А с виду все обыденно и просто
Пора идти — одиннадцатый час.
Я ж говорю, я тоже созидаю,
А винотдел как раз напротив нас.
Жена, отстань! На сборы опоздаю.
Пора идти — одиннадцатый час.
