Унгены
— Унгены! Унгены!
Унгены! Унгены!
Вагоны, колеса и рельсы поют.
Они догадались, что был я в Унгенах
И слышал, какие там песни поют.
Унгены — граница. Бок о бок румыны.
Унгены стоят в пограничной тиши.
Война превращала Унгены в руины,
А нынче Унгены опять хороши.
Тепло наступило. Созрела черешня.
Огурчики свежие — вот благодать!
Все правильно это, но мне интересно
Черешню унгенскую с дерева рвать.
Меня пригласила одна молдаванка,
В глазах у нее элегический блеск.
Черешни накушался я спозаранку,
Обнял на прощанье, сказал: — Мульцумеск!
Я шел вдоль садов, небольших огородов,
На мост подымался, глядел на вокзал.
«Да здравствует вечная дружба народов!» —
Из радиорупора кто-то сказал.
— Унгены! Унгены!
Унгены! Унгены! —
Вагоны, колеса и рельсы поют.
Они догадались, что был я в Унгенах
И слышал, какие там песни поют!
Письмо из Воронежской области
В центральных областях пройдут дожди,
На севере пройдет циклон.
Я не приеду, милая, не жди,
Прими пока земной поклон.
Я чувств к тебе не растерял,
Любви не отдал никому.
Я наши чувства проверял
В полях, в морях, в огне, в дыму.
Стою я у разливов Битюга,
Среди егорисаевских полей.
Иду, а чернозем от сапога
Летит, как рой распуганных шмелей.
Во мне живет Россия, русский дух,
И этим мы ведь даже сближены!
Ты не ревнуй, что я у молодух
Записываю песни старины.
Шутя порой кого-нибудь прижму,
Мужик во мне — куда его девать?
Не бойся, я ведь замуж не возьму,
Я только так, чтоб бабу поддержать.
Намаялась она за целый день!
Все лето от рассвета дотемна
Она не знала, что такое лень,
Все потому, что русская она.
Туман все залил белым молоком,
Ни чернозема, ни больших буртов.
Но мне унынья нет в краю таком,
Я сам отсюда, сам из мужиков.
Прими мою любовь и мой привет
И не волнуйся, скоро буду, жди!
Я слышал, что циклона больше нет,
В центральных областях прошли дожди.
Не за стеною монастырской
Микула сошку мастерил,
А на равнине богатырской,
Где ворон каркал и парил.
Бесхитростен был сельский витязь,
Он черный хлебушек кусал.
Он валунам сказал: — Подвиньтесь! —
Да приналег и сдвинул сам.
И все дела! И конь саврасый
Борзо пошел по борозде
Без норова, без разногласий,
Отлично знал он, в чьей узде.
И затяжелела земелька,
Глянь, и налился колосок.
И вот уже дурак Емелька
На печку русскую залег.
Сказал: — А ну, лети, родная! —
И полетела печь, как пух.
Не печь — кибитка удалая,
А в ней огонь и русский дух.
Жалейки, дудки и свирелки,
Все появилось на Руси.
И гусли, и игра в горелки,
И бабы царственной красы.
Стоял Микула и не верил,
Что столько жизни от сохи.
Хмелел и целовал деревья.
Случалось даже, пел стихи!
В ней пахарь уживался с воином,
Покоя не было кругом,
Он с пашней управлялся вовремя
И вовремя кончал с врагом.
Друг! Не хвались, что ты из Тулы,
Что ты механик и Левша!
Ты от сохи и от Микулы,
Ты Селянинова душа!
Шел да шел солдат
Посреди полей,
Песню пел солдат
О судьбе своей.
«Милые края,
Даль больших дорог,
Хорошо, что я
Сердце уберег!
Я стоял в строю,
Я сидел в броне,
Я кипел в бою,
Я горел в огне!
Но душа чиста,
Хоть и страшен путь.
Это неспроста
Въелся порох в грудь.
Не хвалюсь я вам,
Вот-де, мол, каков,
Но широкий шрам
Не от пустяков!»
Был солдат могуч
Простотой души.
Солнце из-за туч
Кинуло лучи.
Сразу на груди
Вспыхнула медаль,
Сразу впереди
Озарилась даль.
Пел солдат во ржи,
Глядя на волну:
«Славься, радость-жизнь,
И долой войну!»
Достоялись травы до покоса,
Дождалась любимая дружка!
Как она стройна, черноволоса,
Как горит сережка из ушка!
Вот они среди иван-да-марьи,
Вот они — по бедрам бьет пырей.
Смелая крылатость пониманья
И полет решительных бровей.
Путь их незакатен, бесконечен.
То, что солнце село, — пустяки!
Музыкой любви наполнен вечер,
Звезды как любимые стихи.
Мимо ивы, мимо бересклета,
Мимо балалаек и гитар
На руках они проносят лето,
На устах нетронутый нектар.
Был Гомер, была когда-то Троя,
Кони рвали тесноту узды,
Было столько войн! Но эти двое
Не боятся никакой грозы!
Скажи мне, скажи мне,
Гармошка саратовская,
Откуда взяла ты
Искусство ораторское?
Твой голос,
Немного охрипший на пристани,
Глаголет простые,
Доступные истины.
Ты дружишь, я знаю,
С матросом из Горького,
Ты знаешь в лицо
Даже Виктора Бокова!
Бывает, по-бабьи
На грудь к нему бросишься
И с Волги в Москву
На побывку запросишься.
Поедем, подруга,
Родная, ревущая,
Раздольною песней
За сердце берущая!
Поедем! Побудешь
Хоть месяц не с девками,
С поэтами
Поживешь в Переделкине!
Пейзажа не будет
Знакомого сельского,
Зато я тебе
Покажу Вознесенского.
Андрей угостит
Тебя собственной грушею.
Присядет поблизости,
Скажет: — Я слушаю!
И ты уж тогда
Заливайся без устали,
Кажи свою музыку,
Удаль и мускулы!
Гармошка!
Лесное, смолистое варево,
Я речь свою кончил.
Давай разговаривай!
Тополя, которым триста лет,
Маковками в небо упираются.
В их зеленом шуме грусти нет,
Умирать они не собираются.
Каждый тополь — чудо-богатырь,
Государство листьев гармоничное,
Ты его раздень до наготы,
Не затянет песни горемычные.
Вынесет мороз под шестьдесят,
Не случится обморок от холода.
Звезды в кронах крупные висят,
Ветви в синеву, как пальцы в золото.
Слаб ты в этом деле, человек!
Тополя сие давно заметили.
У тебя ни дня в запасе нет,
Где уж помышлять о всем столетии!
Философия у подножия Эльбруса
Я трогал снег Эльбруса,
Я пил нарзан Чегета,
Я целовал чинару,
А разве мало это?
Чиста вода в Терсколе,
Нежны снега в Чегете.
А сколько лет Эльбрусу?
Неважно! Все мы дети!
Откуда взялись горы?
И кто тому свидетель?
Ответ придет не скоро.
Мы подождем! Мы дети!
Что наша жизнь? Мгновенье
Пред этой цепью горной.
Да будет вдохновенье
Венчать наш труд упорный!
Плывет ледник наплывом,
Синеет снег в Чегете.
Считай себя счастливым,
Что ты живешь на свете!
