Дождь-дождина
Теплый, ласковый,
летний дождина
Зашумел в огурцах на гряде.
Словно зеркало,
светит ложбина,
И трава по колено в воде.
Дождь,
как добрый детина,
смеялся,
Как Есенин, он был даровит.
От него под березой поднялся
Замечательный гриб боровик.
Он скакал удалее джигита,
Попадал по стеклу, по губам.
Даже хвастал:
— А нынче дожди-то
Ох как ценят и Дон и Кубань!
Распустил он свое соцветье
Над поселком в пятьсот домов,
И двадцатое наше столетье
Стало ярче на семь тонов.
Расстегнула купчиха-капуста
Туго-белые кочаны,
Ей не стыдно, что кони пасутся
И подсматривают пацаны!
Весенний сок берез,
Весенний гомон птиц…
Весною сон хорош,
Не разомкнуть ресниц.
Как снежный вихорь, с крыш —
Попробуй, образумь! —
Летишь, летишь, летишь,
Крылом стрижешь лазурь.
И вдруг увидишь сад,
Где яблоня цветет,—
И на землю, назад,
И оборвешь полет.
И сядешь на крыльцо,
Как сизый голубок,
Весной пахнет в лицо,
Дорога позовет.
Весенняя трава,
Запутавшийся шмель.
В душе растут слова
И вьются, словно хмель.
Года начнет считать
Кукушка из куста.
Ну что там шестьдесят,
Давай считать до ста!
Бездонный небосвод,
Немыслимая синь,
Долой ботинки с ног,
Пойду бродить босым.
Листвой, тепла, влажна,
Тропинка выстелена.
Встречай меня, княжна,
Весна, свет Викторовна!
Речка течет небольшая, прозрачная,
Все в ней до самого донышка ясно.
Очень лесная и очень не дачная,
Дикая очень, и это прекрасно.
Волга, завидуй! Ни нефти с мазутом,
Ни шелухи от пивного завода.
Я захожу в эту речку разутым.
Здравствуй, река моя! Здравствуй, природа!
Ноги ласкают замшелые камни,
Рыбки коленки клюют мне без страха.
Я нагибаюсь и глажу руками
Древний, придонный, реликтовый бархат.
Белая лилия только проснулась,
Дышит своей золотой сердцевиной,
Как увидала, ко мне потянулась
Всею неопытностью невинной.
Дрозд затрещал над рекою ревниво,
Только напрасно, я рвать не намерен.
Будет цвести это белое диво,
Сколько захочет, я в этом уверен.
Речка лесная, спутник желанный,
Ты для кого-то и дом и жилище.
Волге бы стать вот такой первозданной,
Люди бы стали и лучше и чище!
Откуда столько яркой крови,
Рябинушка, в твоих гроздях?
Царица на осеннем троне,
Тебе пора себя раздать!
Дроздам и птицам красногрудым,
Туда летящим, где жилье.
Они давно считают чудом
Лекарство горькое твое.
Гори, гори, моя рябина,
Слетайся, птичья голытьба!
И Родина у нас едина,
А в чем-то даже и судьба!
Нынче как-то быстро снег растаял
И открыл земную красоту.
Жаворонок крылышки расправил
И взлетел и занял высоту.
Зазвенел, как школьный колокольчик,
Оживил немую синеву.
— Здравствуй, дорогой!.. — А он не хочет
Отвечать — все некогда ему.
Ну, как знаешь. Я пошел сторонкой,
В борозде на сеялку присел.
Родничок работал где-то звонкий,
Слушал я его и сам запел.
И тогда затихла трель в зените,
Жаворонок в небе замолчал.
— Это что, — спросил, — за знаменитость?
Раньше я ее не замечал.
Дружески машу ему рукою.
— Здравствуй, — говорю, — любимец зорь!
Боков я! Давай дружить с тобою! —
Жаворонок выронил: — Изволь!
В почтительном полупоклоне
Приветствую тебя, река!
Гляди — я в хлопке, не в капроне,
На мне тельняшка моряка.
В моих руках моя гармошка,
Мои певучие лады.
Послушай-ка, река, немножко
И песней душу отведи!
Зарей меха заполыхали,
Стальной защелкал соловей,
И даже рыбы услыхали
Разлив мелодии моей.
Я шел по берегу с гармонью,
Всех музыкой манил мечтать.
И стаю серую воронью
Заставил звуком замолчать!
Гармонь была как сто дивизий,
Что побороли ад и смерть.
И выключили телевизор
Две девушки и вышли петь!
У железа сердца нет,
Хоть оно и ходит парнем.
Говорю вам, как поэт,
Что работал на токарном.
Я железо и ковал,
И расплющивал упорно,
В тесной кузне доставал
Из пылающего горна.
Я сверлил его насквозь,
Обрабатывал наружно.
Что железо? Мертвый гвоздь,
Бьешь по шляпке, так и нужно!
У железа крови нет,
Режь его, оно не стонет.
Но его авторитет
Не сгорит и не утонет.
У железа сила есть,
Что нужна в любом сраженье.
Вот за что ему и честь,
И почет, и уваженье.
Что железом скреплено,
То вовек непобедимо,
Даже в яблоке оно,
Говорят, необходимо!
Ощетинились ежи,
Смело вылезли на бруствер,
Незабудки у межи
Так доверчиво смеются.
Лето ласково журчит,
Звонок зной в траве немятой.
На лугу телок мычит,
Словно в чем-то виноватый.
Глубока, покойна синь
Голубого циферблата.
Губы шепчут слово: — Сын! —
Это мать зовет солдата.
Ходит, ищет, мнет траву,
Говорит ромашкам лета:
— Я, сынок, еще живу,
Ты прости меня за это!
Говорит ручью, лугам,
Полю, речке, всей России:
— Хлеб несу к своим губам,
Ты за то, сынок, прости мне!
Никакого сына нет!
Есть трава, дорога, поле,
Есть деревня, сельсовет,
Седина, старуха, горе.
Это горе не избыть!
Из души его не вынуть,
У дороги, у избы
Встало, и его не сдвинуть!
Снегу нет — и рифмы нет,
Спят метафоры и строки.
Грустно светит тусклый свет
На одной московской стройке.
Ночь прошла, и новый год,
Как ребенок, встал на ножки,
Поглядите, он идет
По нетореной дорожке.
Снегу нет — беда, беда,
За притихшим зимним лесом
Как-то грустно поезда
Вдаль бегут по синим рельсам.
Снегу нет — и рифмы нет,
Спит былая гениальность,
Будто я и не поэт
И талант мой не реальность!
Спят певцы и плясуны,
Спят гармони и гитары,
И грустят в полях страны
Обнаженные гектары!
