228. «Бесконечностью песен весна зацвела…»
Перевод Б. Садовского
Бесконечностью песен весна зацвела,
И предела для солнечной радости нет:
Будто век на поля не спускалася мгла,
Будто лес не бывал цветом смерти одет.
Разметавшись, спокойное море легло,
Глаз широко раскрытых сияет лазурь:
Будто в бездну суда не оно унесло,
Не оно бушевало свирепостью бурь.
Дети с песнями радостно пляшут, кружась,
И весеннею зеленью дышат поля:
Будто кровь на земле никогда не лилась,
Будто слез и вражды не знавала земля.
1922 Венеция229. В Помпее*
Перевод Вс. Рождественского
Как и моя душа, безрадостна, мрачна,
В тьме мироздания, в котором нет границы,
Весь этот ком земли, несчастная страна,
Без цели, без пристанища стремится.
Куда слепою птицею она
Летит в провалы тьмы, где нет и дна?
Сосуд для крови, ужаса долина,
Где жизнь питает жизнь в глухой борьбе,
Мне ненавистна тайн твоих пучина.
Но умереть придется и тебе,
Как сон, что чуть родился и погас.
Корабль преступный, гибни хоть сейчас!
Жестокий, тайный умысел творца,
Ты создаешь, чтобы смести скорее
И Млечный Путь, и темень без конца,
Но я, песчинка, все-таки сильнее.
Я — сердце чуткое, я — духа взлет,
А ты — лишь тьма бессмысленной стихии,
Но месть свою — невыносимый гнет —
На плечи ты мои кладешь земные…
1922 Помпея230. «Все говорят, забыла ты…»
Перевод К. Арсеневой
Все говорят, забыла ты,
Меня совсем забыла ты…
И если скажут обо мне,
Припомнишь смутно, как во сне.
Но та же ива что ни год
Во дворике твоем цветет.
Я обнимал в былые дни
Тебя в густой ее тени.
Но не угас и не остыл
Меня испепелявший пыл.
Лишь назовут тебя — и вновь
Жжет сердце прежняя любовь.
Все говорят, забыла ты,
Меня совсем забыла ты…
И если скажут обо мне,
Припомнишь смутно, как во сне.
1923 Венеция231. «Я бы хотел, суровый…»**
Перевод Н. Стефановича
Я бы хотел, суровый,
Измученный пилигрим,
Когда предстану снова
Перед порогом твоим,
Увидеть твой образ прежний,
Что в сердце моем храним.
Чтоб в юном расцвете раннем
Прелесть твоей чистоты
Казалась любви обещаньем,
Чтоб свет излучали черты,
Чтоб голосом и улыбкой
Куда-то манила ты.
Чтоб мир был с тобой неразделен —
Роса, ароматы, зелень —
И мои золотые мечты…
22 октября 1925 Венеция232. «Народы шли к твоим, о море, берегам…»*
Перевод Вс. Рождественского
Народы шли к твоим, о море, берегам
И песни жалкие несли к твоим валам.
Но все они теперь умолкли навсегда,
Они, легендой став, исчезли без следа.
А ты, бесстрастное, шумишь и катишь гром
На древнем языке в просторе вековом.
Другие племена, здесь песни спев свои,
Исчезнут в свой черед в немом небытии.
Исчезнут без могил, без камней гробовых,
А память ничего не сохранит о них.
Всё так же будешь ты катить ряды валов
И петь свой грозный гимн бессчетный ряд веков.
Но всё ж твой час придет, о море, и тогда,
Как племена земли, ты смолкнешь навсегда.
23 октября 1925 Венеция233. К родине
Перевод В. Звягинцевой
Из наших древних дымоходов
Клубится добрый дым,
Перед тобою — путь свободы,
Твой дух непобедим.
Летишь, как быстрый конь крылатый,
К созвездьям новых дней,
Храня и мужество, и веру
Былых суровых дней.
Преградам и угрозам вражьим
Не удержать тебя.
И песню новую о мире
Поешь ты, жизнь любя.
Земля отцов, ты стала новой.
О мой народ, мой хлеб!
Отчизна — солнечная птица,
Твой дух в борьбе окреп.
25 апреля 1926 Венеция234. Моей родине**
Перевод Т. Спендиаровой
Отчизна, к склону твоему
Весенней розой льну,
К родному лону твоему
Пшеничной нивой льну.
Я слышу твой любовный зов,
Цветистый твой язык;
Твой древний образ — светел, нов —
Передо мной возник.
Сверкает день грядущий твой,
Лучами осиян.
Обрел величье ты, родной,
Бессмертный Айастан.
26 апреля 1926 Венеция235. В Равенне
Перевод М. Павловой
На глухой вершине Арарата
На мгновенье век остановился —
И ушел…
Острый меч сверкающей зарницы
Об алмазы яркие разбился —
И ушел…
Взор гонимых смертью поколений
Соскользнул по гребню исполина —
И ушел…
Наступил черед твой на мгновенье,
Чтоб и ты взглянул на ту вершину —
И ушел…
9 июня 1926 Венеция236. Ани**
Перевод Вс. Рождественского
Здесь родина предков моих,
И плоть здесь с душою слита,
А в этих камнях вековых
Цветет воплощенной мечта.
Ани, ты не прах и не клад,
Ты — дух и ты — целый народ.
Здесь всё, что встречает мой взгляд,
И тайну, и смысл бережет.
Твой жребий теперь и в былом,
В одной из колонн узнаю,
Что в гордом величье своем
Смерть стоя встречает свою.
Я в шлеме, с колчаном, с копьем
На башне высокой твоей
Стою перед грозным вождем
Средь знатных и бедных людей.
Здесь варвары в страшные дни
Набегов, беды и разрух
Сломить бы хотели, Ани,
Крылатый твой, творческий дух.
Бесчисленных орд ураган
Веками в наш рвался предел,
Враг с воем раскидывал стан
В полях, где твой колос созрел.
Гремит боевая труба,
Льем кровь мы за землю свою.
В веках суждена нам судьба:
Лишь стоя погибнуть в бою.
Ани, вековечный твой враг
Не раз прорывался в наш дом,
Но древних обетов очаг
Горит негасимым огнем.
Ты знамя, ты славы алтарь.
У этой колонны живой
Я жду и сегодня, как встарь,
Призыва трубы боевой.
1926 Венеция237. «За что, за что ко мне ты зла…»
Перевод М. Петровых
За что, за что ко мне ты зла,
И, словно утоляя месть,
Ты возвратила мой портрет,
Записки, письма — всё как есть.
И резко требуешь вернуть
Записки, письма и портрет.
Покорный прихотям твоим,
Не возражу тебе в ответ.
Но поцелуи — тайный жар,
Тебе и мне сжигавший грудь?
Ты их не можешь, не вольна
Ни взять обратно, ни вернуть.
Как я, ты будешь изнывать,
Испепеленная огнем,
Что не дает мне позабыть
О счастье горестном моем.
1926 Венеция