Осень одиночеств - Игорь Шляпка

По капле

тишину вдыхает ночь,

струит тепла берёзовую свежесть

поленьями накормленная печь,

и тлеет сумерек январских

безмятежность.

За окнами

играет снегопад мелодию

снежинок и узоров,

капризы исполняя невпопад

на лад

невидимого глазом дирижёра.

Строптивый шёпот

чуткой бересты

и пламени затейливый румянец

тревожат лик безмолвной темноты,

тенями на стене

играя бойкий танец.

Своих рулад

урчащий перебор

выводит кот, неспешный разговор

часы вплетают в облик совершенства,

и нет, по сути дела, ничего,

что было бы не в радость, оттого

на сердце тает ладаном блаженство.

Крадётся память

в мыслях, словно дым.

Побыв её наперсником немым,

я, детства запах медленно вдыхая,

укутываюсь пледом шерстяным

и засыпаю,

сладко засыпаю…

Я пил с ладоней бытиё.

Слюною подавясь,

Подумал с дуру: «Не моё».

И выплюнул, смутясь.

Теперь, глотая (провались!)

Горячую слезу,

Уже не пестую каприз,

Коль житиё грызу.

Печаль не дарит зла и кутерьмы

Отчаянья и трепета слепого.

Она даёт уверенность. Взаймы.

Под честное и ласковое слово.

И та в душе тихонечко живёт,

Своё скрывая истинное имя.

Но чувства неизменно бережёт,

Чтоб оставались чуточку иными.

Достать бы старую гитару,

И, тронув линию струны,

Сначала чуть, слегка, помалу

Поднять мелодию волны.

Усилить, вздыбить, раззадорить,

Сгустить до визга стройный звук,

И ноту с нотой перессоря,

Перепугать испанским боем,

Собрать в звенящий полукруг,

Создав летучим перебором

Кипящий радостный напор,

Погнать мажор высоким воем,

Чтоб полетел во весь опор.

И твёрдой поступью аккорда

Разбить морскую бирюзу

В охапку брызг и слёз холодных

О неприступную скалу…

Потом сложить устало руки,

И слушать времени отсчёт,

И тлеть в тени осенней скуки,

Гадая, может быть ещё?..

Грядущее — туман, загадочный фантом,

Которого господь укрыл за горизонт.

А суть его ничто: безмолвна и пуста,

И может быть проста, как дым и чистота.

Но магия мечты влечёт безумный век,

В котором узник всяк, и зверь, и человек.

Мы, крадучись, ползём, незрячие рабы,

Ступенью за ступень по лестницам судьбы.

Так избраны пути, что, судя по всему,

Ведут сквозь суету неведомо к чему.

За кромкой июля, лазорево вытянув спину,

Покорное вечной загадке вселенской интриги,

Ветров раскалённой волною расплавится лето,

И запах пронзительный спящей в оврагах клубники

Умолкнет в малиновой дымке горячих рассветов.

Прозрачны, как призраки, явятся жаркие ночи,

Свои отражения спрятав в ленивые реки,

Дороги к осенним дождям станут вдвое короче,

И смежат зарницы закатов усталые веки.

Покроется кожа истомой и блёстками пыли,

Раскрошится глина оранжево-рыжею дымкой,

Деньки понесутся в грядущее с именем «были»,

И там позабудутся зряшной вчерашней рутиной.

А мне будет помниться горечь белёсой полыни,

И боль ледяная во рту от воды из колодца,

И то, как над степью полуденной мёртво застынет

В зените задумчиво белое-белое солнце.

Уверен, старость — это неспроста.

Она подарит чувствам новый контур.

И дальнозоркость, словно теплота,

Размоет лёд и холод горизонта.

Вблизи всё будет так: туман и прах,

Расплывчатое, мутное, пустое.

А даль — хрустальный шар — в моих глазах

Приблизится и даст понять иное,

Другое измерение пространств,

Чтоб вырваться из замкнутого круга,

И тот непредсказуемый контраст,

Который режет грани сна и чуда.

Со мною рядом станет край земли,

И свода край, а может быть и боле,

И я отправлюсь в путь, как журавли…

Ведь зрение лишь повод для неволи.

Любимых мы не выбираем.

Они! Они находят нас.

Ворота рая отворяют,

Назначив время: день и час.

А коли ты «припёр» к обрыву

Младую деву, будь готов,

К тому, что дева затаила

К тебе сердечную любовь.

У женщин так. Не сможешь даже

Ни повернуться, ни вздохнуть,

Как эта бестия в экстазе

Тебя сумеет в пропасть пнуть.

Но если уж стоите рядом,

И ты, пусть чудом, но живой,

Молись богам! Такая баба

Навек останется с тобой.

Всё в этом мире неизменно,

Любовь и страх, добро и боль,

И чувств невыраженных бренность,

И дней тоскливая юдоль,

Закатов золото литое,

Рассветов ясных бирюза,

И даже память не иное,

Как прежних мыслей голоса.

Мечты, обиды, муки те же,

И сны, и грёзы, словно твердь

В оковах линий побережий,

И чувств, что носят имя «Смерть».

Таков удел — темница веры,

Которой нам не сокрушить,

Пока царит в сердцах и венах

Покой мятущейся души.

Все пределы мира снегом замело,