«Как нам Божий путь открыть?…»
Как нам Божий путь открыть?
Мы идём по всем тропинкам,
По песочкам и по глинкам,
По холмам и по долинкам,
И порой какая прыть!
Посмотри: мелькают пятки,
Икры стройные сильны,
Все движения вольны.
Мимо, ржи, и мимо, льны!
Быстро мчатся без оглядки.
На Кавказ, на Арзамас,
И на город, что поближе,
И на речку, что пониже,
Все бегут вразброд. Гляди же,
Сколько смеха и проказ!
Эти все пути людские,
Может быть, и хороши
Для земной, слепой души, –
Но, прозревший, поспеши
Отыскать пути прямые,
Те пути, что в вечный град
Нас приводят, в край далёкий,
Где стоит чертог высокий,
Где пирует Огнеокий,
Претворяя в не́ктар яд.
Если сам найти не можешь
Божьих праведных путей,
Отыщи среди людей
Одного из тех вождей,
Пред которым волю сложишь.
Для тебя он – лучший я,
Вознесённый над тобою
Не лукавою судьбою,
А твоею же душою,
Твой верховный судия.
Сатана вошёл во фраке,
В лакированных туфлях,
С золотым сияньем в лаке
От широких пряжек-блях.
Руку полную целуя
У хозяйки, в шелест лент
Кинул он, её волнуя,
Очень тонкий комплимент.
Он смягчал свои сарказмы,
Укрощал он блеск очей,
Чтоб не сделалися спазмы
У мамаш и дочерей,
Чтобы соль игры мятежной
Не совсем была остра,
Чтоб в груди у дамы нежной
Не открылася дыра,
Чтоб не пахло адской серой,
Ни один не встал бы рог,
Чтоб сегодня светской сферой
Ограничиться он мог.
Ведь недавно адский пламень
Из очей его сверкал,
И насквозь массивный камень
Он слезою прожигал.
Нет, огня теперь не надо,
Не уронит и слезы
Светский выходец из ада
Для болтливой егозы.
Вот, сидит пред ним Тамара, –
Как глупа и как смешна!
«Мне она совсем не пара!» –
Размышляет Сатана.
«Идёшь, как будто бы летишь…»
Идёшь, как будто бы летишь,
Как будто бы крылаты ноги,
Которыми ты золотишь
Взвеваемую пыль дороги.
Спешишь в просторах голубых,
Упруго попирая землю.
Я звукам быстрых ног твоих,
Невольно улыбаясь, внемлю.
Мелькнула, – вот уж вдалеке
Короткой юбки вьются складки.
Остались кой-где на песке
Ног загорелых отпечатки.
«Насилье царствует над миром…»
Насилье царствует над миром,
Насилье – благостное зло.
Свободу ставишь ты кумиром.
Но что, скажи, тебя спасло?
Среди народных возмущений,
Тебя лишивших всех охран
И выдавших на жертву мщений,
Пришёл насильник и тиран.
Он захватил кормило власти,
Твой жалкий ропот презрел он,
И успокоилися страсти,
И вот уют твой ограждён.
В своём бессилии сознайся,
Не суесловь и не ропщи,
Перед насильем преклоняйся,
Свободы лживой не ищи.
«Три девицы спорить стали…»
Три девицы спорить стали
О красавце молодом.
«Он влюблён в меня». – «Едва ли!
Чаще к нам он ходит в дом». –
«Ошибаетесь вы обе:
Он со мной в лесу гулял».
Шепчет им старуха: «В нёбе
У него свинец застрял.
Вы б его не сохранили:
Он Далёкую любил.
Из земной докучной были
Он к Невесте поспешил».
«Сошла к земле небесная Диана…»
Сошла к земле небесная Диана,
И видит: перед ней Эндимион
Лежит, как бы возникший из тумана,
И спит, прекрасен, строен, обнажён.
Она к нему с улыбкой наклонилась.
«Небесный сон безумца посетил,
Но на земле ничто не изменилось,
Ты сон и явь навеки разделил.
Иди опять в пыли земной дороги,
Косней во тьме, – в том не твоя вина, –
И говори, что мы, святые боги, –
Создания мечтательного сна».
Беспредельною тоскою,
Как тяжёлою доскою,
Жизнь мне давит грудь давно.
Я глаза мои открою
Или снова их закрою, –
Одинаково темно.
Кто же снимет груз тяжёлый,
Кто же сделает весёлой
И беспечной жизнь мою?
Ангел милый, друг желанный,
В этот день больной, туманный
Спой мне: «Баюшки-баю».
Хоть во сне забуду горе,
И в твоём глубоком взоре
Потеряюсь хоть на час.
Друг желанный, ангел милый,
День безумный и унылый
Озари мерцаньем глаз.
«Разве все язвы и шрамы…»
Разве все язвы и шрамы
Мстительно мы понесём
В эту обитель, куда мы
В смертный наш час отойдём?
«Создал Я мир для тебя ли? –
Злобного спросит Отец. –
Этой блистающей дали
Ты ли положишь конец?
Все колебанья эфира
Я из Себя излучил.
Даром все радости мира
Ты от Меня получил.
Гневною речью порочишь
Ты утомительный путь.
Иль, как ребёнок, ты хочешь
Сладкое только слизнуть?
Если уж так тебе надо,
Сам ты свой мир созидай, –
Без раскалённого ада
Благоухающий рай.
В нём ты завоешь от скуки,
Вызов ты бросишь судьбе,
И недоступные муки
Станут желанны тебе.
Но не творец ты, игрою
Миродержавной рождён,
Я же тебе не открою
Тайны пространств и времён».
«Ни презирать, ни ненавидеть…»
Ни презирать, ни ненавидеть
Я не учился никогда.
И не могла меня обидеть
Ничья надменность иль вражда.
Но я, как унтер Пришибеев,
Любя значенье точных слов,
Зову злодеями злодеев
И подлецами подлецов.
А если мелочь попадётся,
Что отшлифована толпой,
Одна мне радость остаётся, –
Назвать клопом или клопой.
«Привыкли говорить мы „дома“…»
Привыкли говорить мы «дома»,
Но вспомним разные дома,
Где жили мы. Как нам знакома
Вся эта злая кутерьма!
И города всегда мы ищем:
Переменяя города,
Подобны мы скитальцам нищим,
Везде блуждающим всегда.
Мы требуем от жизни места,
И получаем мы места
Скромней куриного насеста;
Всегда удел наш – нищета.
Целуя руку баронессы,
Тот поцелуй я вспоминал,
С которым я во время мессы
К устам распятие прижал.
Мне Эльза тихо говорила:
«Благодарю, мой милый паж!
Весь грех мой я тебе открыла,
Меня врагам ты не предашь». –
«О госпожа, твой грех мне ведом,
Но и в грехе невинна ты.
Истомлена жестоким бредом,
Ты мне доверила мечты.
Я погашу врага угрозы,
Я затворю его уста,
И расцветут живые розы
Благоуханного куста.
Всё совершится неизбежно,
И ты супругом назовёшь
Того, кого ты любишь нежно,
Кому ты душу отдаёшь!»
«Мечта стоять пред милой дамой…»
Мечта стоять пред милой дамой
Владеет отроком-пажом,
Но двери заперты упрямо, –
Там госпожа с духовником.
В каких проступках покаянье
Она смиренно принесла?
Иль только слушать назиданье
Она прелата призвала?
Иль, мужа своего ревнуя,
Благого утешенья ждёт?
Иль совещается, какую
В обитель жертву принесёт?
Или?.. Потупившись ревниво,
Стоит влюблённый паж, дрожа,
Но вот выходит торопливо
Монах, не глядя на пажа.
Его лицо всё так же бледно.
Стремится к Господу аскет,
В молитве страстной и победной
Давно отвергнувший весь свет.
О нет, любовью здесь не пахнет!
Ревнивым, милый паж, не будь:
В дыхании молитвы чахнет
Давно монашеская грудь.
Паж веселеет, входит смело.
Графиня милая одна.
Она работает умело
Над вышиваньем полотна.
Он Эльзу к поцелую нудит.
«Мальчишка дерзкий, не балуй!»
И паж трепещет, – что же будет,
Удар хлыста иль поцелуй?
Нет, ничего, она смеётся,
И как пажу не покраснеть!
«Тебе никак не удаётся
Твоею Эльзой овладеть!
Какую задал мне заботу –
Тебя искусству ласк учить!
Что ж, граф уехал на охоту, –
Уж научу я, так и быть!»
Она мальчишку раздевает,
Нагая перед ним легла,
И терпеливо обучает
Весёлым тайнам ремесла.
«Последуешь последней моде…»
