ПЕРИКЛ
ода
Не плоть, а дух растлился в наши дни,
И человек отчаянно тоскует.
Тютчев
О пастырь, золотым жезлом
Из дебрей выведший народы,
Весь дряхлый мир с добром и злом
Поджегший факелом свободы,
Как вековых дерев костер, —
Ты, жертву демосу заклавший,
Зри: гекатомбой запылавшей
Еще дымится кругозор!
О баловень хвалебных лир
И юных, вдохновенных хоров,
Высокая мишень сатир,
Герой сердец, триумфов, споров, —
Внемли: с насмешкой и хвалой
Еще поют жрецы искусства,
И толп порывистые чувства,
Как вихри, вьются над землей.
О всемогущий человек,
Золотоустый идол черни,
Чей лоб, сияющий как снег,
Алел в венке из роз и терний,
Кому молились, как богам! —
Узнай: и ныне личность правит,
И большинство смиренно ставит
Ей благовонный лестью храм.
Так. Человечество идет,
Куда ты вел по знакам звездным.
Но путь твой – лествица высот,
Его же мол – влекущий к безднам.
Напрасно перст твой указал
Серебряные Пропилеи,
Слепцы всё прямо, всё смелее
Бредут в зияющий провал!
В сей час всеобщей смуты душ,
Гражданских роковых уныний
Я вижу край гористых суш
Над влагой изумрудно-синей.
Несут триеры меч и груз
Меж доблестными островами,
Пылает пурпур, веет знамя —
То славный эллинский союз.
Превыше маленьких Циклад
И мощного Пелопоннеса
Стоит, владычествуя, град
Из беломраморного леса.
Его – вся даль морских дорог!
Его – Эгина, Кипр и Парос! —
Врагов разбил афинский парус
Друзей оливковый венок.
И ты – республики стратег
Их сжал аттическою властью,
Вдруг превратясь, как истый грек,
Из чайки в льва с разверстой пастью.
О величайший, лучший сын
И ревностный слуга отчизны,
Без трепета, без укоризны
Ты мир поверг к стопам Афин!
А днесь народы и цари
Святой патриотизм забыли, —
Славянской розовой зари
Не зришь сквозь столб германской пыли.
Что до отечественных нужд?
Бойцы за мысль – космополиты!
Но жив и юн Восток забытый
И в немоте своей им чужд.
Мой скорбный взгляд взлетает ввысь…
О белые аллеи храмов!
Всегда в вас пламенники жглись
И тлели зерна фимиамов.
Свободный муж на агоре
Дела вершил, но в горний портик
Благоговейно нес свой кортик
И лавр, им сорванный в игре.
И это ты, пророк толпы —
Святилищ вдохновенный зодчий!
Аканфов каменных столпы
Ты насаждал рукою отчей.
Ты в древних верил ли богов,
О ученик Анаксагора?
Но знал, удержат море горы,
Народовластье – культ веков.
Теперь народа водыри —
Лишь каменщики общежитий.
Лампад рубины, янтари,
Светильников златые нити
С гигантских сводов не блеснут.
Их трапез хлеб черствей, чем камень,
И божества крылатый пламень
Не сходит в глиняный сосуд.
К моим ушам доносит ветр
Искусный звон сребра и меди…
То – выспренний рапсодий метр!
То – строфы строгие трагедий!
Привет, учители! Свой дар
Законом ритма вы ковали
И юношам передавали
Канон стиха под звук кифар.
А ты, оратор, Муз привел
В приют радушный Одеона.
Сам Дионис в театр сошел
На зов твой с голубого склона.
И звезды творческих Плеяд
Над небом сцены восходили,
Не уронив искусства лилий
За ветвь зеленую наград.
А ныне вечные друзья —
Певцы блуждают одиноко.
Один лепечет близ ручья,
Другой трубит во мгле жестокой.
Надменно старшие сидят,
Гирляндами увивши лиры,
А младшие, дерзки и сиры,
Неверной флейтой их глушат.
Плачевный век! Когда народ
К чужим краям, как птичья стая,
Летит за тем, кто поведет.
Когда бесплодно вырастая,
Герой лишь заслоняет свет.
Когда о слове молит тщетно,
Очаг обнявши искрометный,
Поэта молодой поэт.
Взгляни же ты, что добр, но мал,
И ты, что величав, но злобен,
Назад – вот мужа идеал.
Старайся быть ему подобен.
Вот – Человек минувших дней
Там, где твой путь теперь опасен,
Стоит классически-прекрасен,
Как герма пастыря людей.
За ним синеют небеса,
Краснеют фризы и метопы.
Пред ним – на горы и в леса
Лежат неведомые тропы.
О путник! Приостановись
У векового изваянья,
Прочти на мшистом основанье
То имя, что укажет высь.
Любуйся на премудрый лик,
Глядящий на тебя с улыбкой,
Слегка под шлемом он поник
На вые мужественно-гибкой.
Великодушен губ изгиб,
Небрежный вид брады кудрявой
И взор мечтательно-лукавый —
Вот эллина чистейший тип.
А рядом с ним увидишь ты
Жену – всю в складках покрывала,
Чей облик – мера красоты
От локонов и до овала
Владыке некогда… и вот,
Теперь близ мировой дороги, —
Как странников благие боги,
Они стоят, где поворот.
Красноречивые уста
Открой, как древле, муж безмолвный!
Куда свершенья и лета
Текут, как огненные волны?
Скажи, куда нам повернуть,
Чтоб после, как и вы пред нами,
Встать гермами перед сынами,
Им истинный означив путь?
Глядите: мраморным перстом
Восток статуя указует,
Где в небе грозно-золотом
Созвездье юное ликует.
Пусть взоры ваши упадут
Пред блеском Судеб предрешенных
И на камнях, от мха зеленых,
«Перикл, Аспазия» прочтут.
3–17 декабря 1908Москва
…ни один век не представляет таких гигантских открытий, как XIV-ый век, которым так блистательно оканчиваются средние века, величественные, как колоссальный, готический храм…
Гоголь
О девственница Иоанна!
Тебя признал надменный Рим —
И ныне лик твой осиянный
Мы в золоченом нимбе зрим.
Но век, что пели менестрели —
Век злобных войн и гневных булл
Тебя давно уже в капелле
Своей истории замкнул.
Ее за Альпами восставил
Великих варваров народ,
Которого Тацит прославил,
Провозвестил же – Геродот.
Как витро, в нем темны и ярки
Сказанья северной мечты.
Как готики крутые арки,
Науки к небу подняты:
И звездословие, как башня,
И богословие, как шпиль,
В хрустальный мир летят бесстрашно,
Покинувши земную пыль.
Но, как чудовищные звери
И безобразные цветы,
Ученья черных суеверий
С столпами догм перевиты.
А возле темного портала —
Статуи пап и королей, —
Английских – с розой белой, алой,
Французских – с стеблями лилей.
Град Юлиана, Абеляра
И твой – Лютеция – Париж
Манил венцы их и тиары,
Сверкающие в мраке ниш.
Война – столетняя Троада —
Европу выжгла за него.
Ты ж, христианская Паллада,
Решила спор, как божество!
И вот стоишь, блестя очами,
Меж современников своих, —
Досель осмеянная нами
И непонятная для них.
Одни лишь видят шлем твой ржавый,
Другие – ореол волос,
Те меч воздетый, меч кровавый,
А эти стяг, что крест вознес.
Но пусть проклятья и восторги
Шумят о имени твоем!
С тобою был святой Георгий,
Зло побеждающий копьем!
Он на девические плечи
Воздвиг два пламенных крыла,
И ты иных веков предтечей
В средневековье снизошла.
О, прозорливица! Кассандра!
Как пурпурная купина,
Как золотая саламандра,
Ты миг жила – и сожжена.
В унылой Галлии ты – северная Хлоя —
Жила средь пастухов, росла среди ягнят,
Но, варварка, в утрах уж знала трубы боя,
На мирных пастбищах – пожар враждебных лат.
Внедрялся ль посох твой у изгородных терний,
Во рвах ли, розами наполненных, – всегда
Ты шла и грезила… Лишь Angelus вечерний
К молитве звал тебя и к отдыху – стада.
И вот под куполом таинственного древа,
За славу вечную презревши счастье лет,
Небесной Деве ты, земли простая дева,
Произнести смогла немыслимый обет.
Как ангел на Содом, заклятье на инкуба
И казнь на египтян, на бриттов ты неслась,
И в мрамор розовый вдруг превратились губы,
И в молнью синюю – зеницы грозных глаз.
Ты совершила всё, что должно, что хотела:
Реймс получил дофин и Францию – народ!
И лишь от самого себя погибло тело,
Что мнили поразить и Суффольк, и Тальбот.
То был ли Вельзевул, весь в блеске красных крылий,
Иль рыцарь английский в блистающих кудрях,
Что содрогнулась ты средь доблестных усилий?
И ужаснулася? И в рать вселила страх?..
Как высший судия двух юношей в коронах —
Ты шла уж на Париж – на свой Иерусалим,
Чей трон – мечта царей, а кафедра – ученых,
Но, осудив себя, упала перед ним.
Смятенные, тебя покинули французы.
Торжественный синклит над ведьмой длань простер…
Но только плоть одна для девственницы – узы!
И для пророчицы одна лишь страсть – костер!
Благословила ты огонь, как роза, алый,
Благословила ты, как роза, белый – дым.
И под надгробный стон латинского хорала,
Воскреснув, сделалась – крылатый серафим.
И те, что некогда ослепли,
Теперь пришли к тебе, моля.
Их слезы – на священном пепле,
За ними молится земля.
Была мудра ты, как Сивилла,
И, как Минерва, холодна.
И той великой женской силой
Смирила брань мужей – одна.
И ныне распри мир разъяли.
И ныне – через пять веков —
Век озлобленья и печали…
Но руки дев – в тисках оков!
Они покорны всем объятьям,
Земных желез им сладок звон…
Не обрести и не поднять им
Твоих серебряных знамен!
О, дева! Светлое творенье!
Прекрасный миф! Ты уж не та.
Где пифии в тебе прозренье?
Где амазонки чистота?
Дымится ль пред тобой треножник?
Трепещет ли дельфийский лавр?
Колено клонит ли художник?
И выю гордую – кентавр?
Нет! Ты – флейтистка и плясунья,
Когда в толпе целуешь – всех. —
Ты – еретичка и колдунья,
Когда над свитком славишь – грех.
Твой приговор за злые чары
Объявит будущего суд.
Но мир, воинственный и старый,
Увы! те руки не спасут.
Святая! За последней бранью
Вселенский мир провижу я.
Твой белый стяг нетвердой дланью
Воздеть благослови меня.
За мысль, прекрасную как дева!
За деву, чистую как мысль!
Закуй же дух мой в панцирь гнева
И вздохов жалости не числь!
Да грозной доли не нарушу,
Вставь меч мне в перси! – Сердце вынь! —
Внеси палладиум свой в душу!
Сим побежду я зло. Аминь.
31 января – 18 февраля 1909
