СЛАВЯНСКИЕ ГЕКЗАМЕТРЫ
В юности он – скоморох, любимец и знати, и черни.
Бродит с дудой по пирам и по базарам с козой —
Весь в золотых бубенцах и в кудрях, как они золотых же,
Славя раздолие, хмель, ласковых дев-чаровниц…
Годы минут. Тогда среброструнные кудри и гусли
Весями он понесет, смердам былины поя,
Иль, препоясан мечом, разит за славянскую Правду
Недругов и наконец ляжет костьми за нее.
В старости он – наш баян. Народ, береги его песни!
Словно калики Илью, мощь твою будят они.
Помни: ни златом, ни сéребром Русь не богата, но словом.
Духом единым тот ковш выпей и сон отряхни!
Сноп золотистый вяжа, голосистую прялку вращая
Или качая дитя, трудится тихо она
Всю свою длинную жизнь от раннего брака до смерти,
Слов не роняя из уст, слез из потупленных глаз.
Знаю я, о жена, отчего ты так терпелива:
Долгие годы к себе милого мужа ты ждешь —
Богатыря уж седого, скитальца волей-неволей
Раньше в рекрутчине злой, в промыслах тяжких потом.
Мудрая! Верная! Ты – напомнила мне Пенелопу
Вечным невидным трудом и величавой душой.
Счастлив твой Одиссей! Возвратясь, сбереженным найдет он
Ложе, умноженным – дом, сына – могучим, как сам.
То не сизые голуби в небе лазоревом плещут,
Не золотые вьюны ходят в пруду голубом:
Красные девицы в праздник взлетают ввысь на качелях,
Ветр сарафаны раздул, долгие косы развил.
Стонут дубовые доски, исходят смолистой слезою:
Сердце гулён молодых жалостливо не ко всем.
Вешний дух одурманил их перси, а солнышко – взоры.
Душеньку, как самолет, к тучам потеха несет.
Выше, выше, милые! Вам уж недолго так реять!
Красная горка близка. Косы повойник уймет.
Синие дремные очи ревнивый супруг зацелует,
Вольную белую грудь властно младенец сожмет.
Нет, ты напрасно, красавица, щеки слезой унизала,
Словно бурмитским зерном белый добротный атлас.
Вижу судьбу твою ясно в водице святой, наговорной —
Крепко слово мое: быть за богатым тебе.
Темное тело ленивить на снежной перине, румяным
Яблоком тешить уста, очи – алмазной серьгой.
Что же ты пригорюнилась? Али слаще с любимым
В алых цветах ночевать, тайных отведывать ласк
И самоцветной росой убирать неуемные косы?
Ин – по-твоему будь! Я от беды помогу.
На желтоцветном холме под весенним полдневным увеем
Медленно движется круг юношей, отроков, дев.
Вдаль узывно уносятся звуки согласного пенья,
В лад им топочут стопы и ожерелья звенят.
О, как ярки/ одеянья! И как громки/ подголоски!
Взор ослепляется мой и оглушается слух.
Солнце кумач раздразнил, распев соловьев подзадорил,
Пляска взманила ветрá – пляшет, поет хоровод.
Что это? В честь Диониса в окрестностях Фив семивратных
Буйства прекрасных мэнад, фавнов козлиная песнь?
Иль в Элевсине таинственном в день празднества Персефоны
Гимн геоморов и дев с радостным кликом: Иакх!
Нет. Здесь край непригляден, а небо еле лазурно.
Нет ни причудливых гор, ни переливных морей,
Лишь неоглядные пахоты, долгие, светлые реки,
Тихие птицы и даль… Где же тут мраморный храм
Дивный – творенье Иктиново? Только убогие домы,
Встав из-под рук дикарей, к праху склоняются вновь
Да деревянная церковь, вижу я, купол возносит, —
Блещет плодом наливным он меж плакучих древес.
Это ль дом Божий? Как мал он и как неискусен! Но властью
Вышней влечет поселян к паперти темной своей.
Звезды крестов неисчетных сияют над всею страною,
Не оттого ли в тебя верим мы, скудная Русь? —
Все, и владыка, и пахарь, как песельник, так и паломник,
Даже и вы, что сейчас кружите там на холме!
Вера ль горами не двинет? Народ ли мой, в бедствиях частый,
Веры не знает такой? Ты, что не веришь, скажи!..
Вдруг содрогнется земля неохватного Белого Царства, —
Выбросит злато Сибирь, ссыплет каменья Рифей,
Сдвинет Корела порфир свой, в столпы Петроград его сложит,
Волга древа принесет, травы пахучие – Дон,
Пеструю камку – Москва и парчу лучезарную – Киев,
Колокол – ты, о Ростов! Встанет невиданный храм.
И на малиновый благовест толпы народов приидут
Чудное чудо узреть, дивное диво познать.
Здесь, на славянской земле, единую Церковь уставит
Новый вселенский собор толков, расколов и вер.
Ты ж, что хулишь ее ныне, руками очи закроешь,
И пристыжен, и смущен, и восхищен вместе с тем.
Юноши! Девы! Как дети ее, вы и нищи и дики,
Но неизбывный восторг бродит в вас, словно вино.
Сколько в вас сил непочатых! Сколько причуд драгоценных!
Пляшет по-своему всяк – общий же склад соблюден.
Этот лаптями неслышными в цветиках мягко ступает,
Лишь золотым кудерьком с удалью редкой тряхнет.
Тот, неуемный, в средине, картуз заломив, приседает,
И под смазным сапогом гудом гудит вся земля.
Там присýшенный молодец на мураве распростерся
И самодельной дудой манит подругу к себе.
Дальше пригожий подросток поник в непонятной кручине,
Только рыжеет кружок стриженных в скобку волос.
Песня моя! Ты – леса в окияне, стрела в поднебесьи…
Где им всю ширь уловить – где тебе всё похвалить?
Как разноцветные вóлнушки, льнут сарафаны и разом
Вскинутся пеной рубах, взбитых присядкой лихой.
Вот повернули обратно – отлив начинается – только
Струи текучие лент быстро бегут между трав.
Ты, что сейчас проплываешь, девица, оборотися:
Любо мне славить красу женских уветливых лиц!
Подлинно ж ты хороша… Лебединая валкая поступь,
Злато тягучее кос и с поволокой глаза.
Дай полюбуюсь тобою! Не чудно ль? Улыбку царевны
Ты простодушным чертам, не умышляя, дала.
Красное солнышко! Ветр удалой! Как же мне не дивиться?
Иль не живет предо мной добрый баяновский век?
Вот они, смерды былые, а будто князья и бояре
Вешний затеяли пир, игры играют, поют…
Пусть, как и встарь, в их стране нет порядка, зато есть обилье.
Зло в ней вино зеленó, кротко веселье зато.
Здравствуйте, добрые люди! Бог помочь вам в истовой пляске!
В круг свой примите меня: я не чужая ведь вам!
Знайте ж, родимые, ныне, под этим небом зеленым
Меж зеленей голубых, в древних одеждах своих,
Вы близки и угодны Создателю духом веселым,
Радостным действом своим людям и тварям милы.
Верно, вам и положено праздник средь буден уставить,
Вольную волю и быт в крепкий соглас привести.
Скуйте ж в кольцо золотое жесткие, смуглые руки
И единенья того не разорвите вовек!
Слава тебе, хоровод, неустанный, плывучий, певучий!
Слава тебе, о земля, дó края полная сил!
Словно червленые репы и луковицы золотые,
Древних церквей купола крепко сидят на Руси —
В зелени озими с ярью и в черни ели с сосною,
Вздумаешь счесть – не сочтешь, а обойти – обойдешь.
Тут и смиренные пустыни, и величавые лавры,
И позабытый погост, и приснопамятный кремль.
Страннички и/дут горами, долами… Вон, скит уж зазвал их —
У прозорливца совет на житие испросить.
Вышли – обитель взманила к целебным мощам приложиться,
Там уж, рукою подать, – с чтимой святынею град.
Всюду – в подземных пещерах, подле святого колодца,
Близ позолоченных рак, возле замшенных могил —
Видны русые кудри, суровые платы, котомки,
Тропы ж по дебрям родным – в клетках от частых лаптей.
Шли тут болтливые бабы, шли тут молчальники-старцы,
Сборщик, слепец с водырем, дева, оратай больной.
Все-то недуги и беды размыканы, уняты вами,
Псков, Соловки, Валаам, Боровск, Саров и Афон!
Дай-ка свое гореваньице я унесу во скитанье,
Сгинет кручина моя, пропадом боль пропадет.
Пущей смолистой пойду ли – зегзица вдруг закукует:
Разве на разум вспадет горькую быль вспоминать?
Выйду ли в топи цветистые – духом медвяным потянет…
Где тут в слезах исходить ясным умильным очам?
Вот, навстречу бредут богомолки. Я, старицы, с вами!
Вашу путину принять мне на себя вмоготу:
Ноги мои неутомны, обветрен мой лик горемычный,
Хлеб лишь со мной да сулья. – Будут мне дали легки!
Нас Богородица-Матушка в белых туманах проводит,
В черную непогодь Спас Милостивец охранит!
<1909>
Спится мне, боярышне, грезится
В роще, где всполóхнулась зéгзица…
Вся опочивальня – зеленая,
А постеля – солнцем червленная,
Мох – перина мягкая, взбитая,
Незабудки – думка расшитая.
Надо мною, мамушки старые,
Гнутся сосны думные, хмарые
И, тряся изумрудною кикою,
Бают сказку – правду великую.
А березки – девушки сенные,
Под фаты укрывшись кисейные,
Шелестом весенним баюкают,
О смотринах, свадьбе шушукают.
И блюдут покой мой постельники —
В охабнях своих бархатных ельники.
Ах, как сладко, сладко мне дремлется…
Их посулам ласковым внемлется…
– Он придет, твой суженый – князь,
В золотой кафтан нарядясь,
И, склонившись к изголовию,
Одарит тебя любовию…
Княжий лик – что алый восток,
Волоса – медвяный цветок.
Станет душу он растрогивать…
Жемчуга твои расстегивать…
Он начнет томить – целовать,
Изомнет цветную кровать
И под пологом березовым
Припадет вдруг к персям розовым…
Пробудясь от вешнего сна,
Станешь ты – младая жена,
Застыдясь, падешь к изножию
И прославишь тайну Божию.
