Михаил Кузмин - Стихотворения

Сердце бедное, опять узнало жар ты!
Успокою я тебя, раскину карты.
Оправдались плохо наши ожиданья:
Ни беседы, ни дороги, ни свиданья,
И повернут к нам спиной король червонный,
Не достать его никак стезей законной.
Вот болезнь для сердца, скука да печали,
И в конце лежит пиковка, и в начале.
Но не верь, мой друг, не верь болтливой карте:
Не умрет наша любовь в веселом марте!

Ночью легкий шорох трепетно ловится чутким слухом,
  Застывает перо в руке…
Как давно не видел родинки Вашей за левым ухом
  И другой, что на правой щеке.
Дождь докучно льется… Снова ли солнце нам завтра будет,
  Истощивши ночную грусть?
Сердце злу не верит, сердце все любит и не забудет,
  Пусть не видит Вас долго, пусть!
Крепкой цепью держит память мою лишь одна походка,
  И ничем уж не расковать,
Так ведется верно светом маячным рыбачья лодка,
  Свет же другой надо миновать.
Две звезды мне светят: родинки темные в светлом поле,
  Я смотреть на них не устал.
Ждать могу любви я год, и два года, и даже боле,
  Лишь бы видеть не перестал.

Волны ласковы и мирны,
Чуть белеют корабли.
Не забыть родимой Смирны,
Розовеющей вдали.
Отражен звезды восточной
Бледный блеск струей воды,
Наступает час урочный,
Как спускались мы в сады.
И смеялись, и плескались,
Пеня плоский водоем;
Как встречались, так расстались,
Песни пленные поем.
Жадный глаз наш еле ловит
Уж туманные холмы;
Что морская глубь готовит
В пене плещущей каймы?

Боги, что за противный дождь!
День и ночь он идет, гулко стуча в окно.
Так, пожалуй, мне долго ждать,
Чтобы крошка Фотис в садик ко мне пришла.
Страшно ноги смочить в дожде,
Чистой туники жаль, жаль заплетенных кос.
Можно ль мне на нее роптать:
Дева — нежный цветок, так ей пристало быть.
Я — мужчина, не хрупкий я,
Что на воду смотреть? Туч ли бояться мне?
Плащ свой серый накину вмиг,
В дом Фотис постучусь, будто пришлец чужой.
То-то смеху и резвых игр,
Как узнает меня, кудри откроет мне!
Что, взял, гадкий, ты, гадкий дождь?
Разве я не хитрец? кто не хитер в любви?
Стукнул в двери моей Фотис —
Мать мне открыла дверь, старую хмуря бровь.
«Будет дома сидеть Фотис, —
В сад к подруге пошла: разве ей страшен дождь?»

Что морочишь меня, скрывшись в лесных холмах?
Нимфой горных пустынь тщетно дразня меня?
Знаю я хорошо, это ведь голос твой;
Ты ответы даешь нежным словам моим.
Я «люблю» закричу, ты мне «люблю» в ответ;
Я «навек» повторю, ты повторишь «навек»;
Но лишь только скажу в сладкой надежде «твой» —
Ты мне «твой» же назад с легким зефиром шлешь.
Все холмы обыскал, все обыскал леса,
Чтоб шалунью найти и услыхать: «Твоя».
Тщетны поиски все; бедный безумец я,
Что в бесплодной мечте с эхом беседу вел.

Тщетно жечь огонь на высокой башне,
Тщетно взор вперять в темноту ночную,
Тщетно косы плесть, умащаться нардом,
    Бедная Геро!

Слышишь вихря свист? слышишь волн стенанье?
Грозен черный мрак, распростерт над морем.
Что белеет там средь зыбей бездонных —
    Пена иль милый?

«Он придет, клянусь, мой пловец бесстрашный!
Сколько раз Леандр на огонь условный,
К зимним глух волнам, рассекал рукою
    Глубь Геллеспонта!»

Он придет не сам, но, волной влекомый,
Узришь труп его на песке прибрежном:
Бледен милый лик, разметались кудри,
    Очи сомкнулись.

Звонче плач начни, горемыка Геро,
Грудь рыданьем рви — и заропщут горы,
Вторя крику мук и протяжным воплям
    Эхом послушным.

«Меркни, белый свет, угасай ты, солнце!
Ты желтей, трава, опадайте, листья:
Сгибнул нежный цвет, драгоценный жемчуг
    Морем погублен!

Как мне жить теперь, раз его не стало?
Что мне жизнь и свет? безутешна мука!
Ах, достался мне не живой любовник, —
    Я же — живая!

Я лобзанье дам, но не ждать ответа;
Я на грудь склонюсь — не трепещет сердце,
Крикну с воплем я: „Пробудись, о милый!“ —
    Он не услышит!

Лейся, жизнь моя, в поцелуях скорбных!
Током страстных слез истекай, о сердце!
В мой последний час нацелуюсь вволю
    С бледным Леандром!»

В тенистой роще безмятежно
Спал отрок милый и нагой;
Он улыбался слишком нежно,
О камень опершись ногой.

Я на него смотрел прилежно
И думал: «Как любовь, ты мил!»
Он улыбался слишком нежно, —
Зачем его я разбудил?

Его рабом стать неизбежно
Мне рок прекрасный начертал;
Он улыбался слишком нежно, —
Я, взявши рабство, не роптал.

Подслушанные вздохи о детстве,
когда трава была зеленее,
солнце казалось ярче
сквозь тюлевый полог кровати
и когда, просыпаясь,
слышал ласковый голос
ворчливой няни;
когда в дождливые праздники
вместо Летнего сада
водили смотреть в галереи
сраженья, сельские пейзажи и семейные портреты;
когда летом уезжали в деревни,
где круглолицые девушки
работали на полях, на гумне, в амбарах
и качались на качелях
с простою и милой грацией,
когда комнаты были тихи,
мирны,
уютны,
одинокие читальщики
сидели спиною к окнам
в серые, зимние дни,
а собака сторожила напротив,
смотря умильно,
как те, мечтая,
откладывали недочитанной книгу;
семейные собранья
офицеров, дам и господ,
лицеистов в коротких куртках
и мальчиков в длинных рубашках,
когда сидели на твердых диванах,
а самовар пел на другом столе;
луч солнца из соседней комнаты
сквозь дверь на вощеном полу;
милые, рощи, поля, дома,
милые, знакомые, ушедшие лица —
очарование прошлых вещей, —
вы — дороги,
как подслушанные вздохи о детстве,
когда трава была зеленее,
солнце казалось ярче
сквозь тюлевый полог кровати.

Пела труба; солдаты ложились спать;
Тихи были сады с просторными домами.
Куда я пошла, не спросила мать,
А я сказала, что иду за цветами.
У берега качалась лодка.
Хватит ли денег? боюсь опоздать!
Матрос сказал мне: «Садись, красотка,
Свезу и даром, — велишь подать?»
Теперь уж близко, скорей, скорее!
Милая звезда, погибнуть не дай!
Ты с каждой минутою все зеленее,
Крепче, крепче мне помогай!
Вот и подъезд. Неужели опоздала?
Глупое сердце, в грудь не бей!
Слышались скрипки из окон зала,
В дверях смеялся высокий лакей.
Но вот показались рыжие лошадки…
Зачем, зачем он так хорош?
Зачем эти минуты так горьки и сладки
И меня бросает то в жар, то в дрожь?
Вышел из экипажа… легка походка,
Прошел, не глядя, шпорами звеня.
Верная звезда, верная лодка,
Вы и сегодня не обманули меня!
Дома все спят, трещит лампадка.
Утром вставать будет такая лень!
Цветов я не достала, — это, конечно, гадко;
Без цветов придется встретить Троицын день.