Сыновья и племянник – на общественном, а Батюшков – на поэтическом поприще воплотили лучшие замыслы этого замечательного литератора и человека, «доделав то, что он не довершил».
А. Архангельский
Протекай спокойно, плавно,
Горделивая Нева,
Государей зданье славно[296]
И тенисты острова!
Ты с морями сочетаешь
Бурны росски озерá
И с почтеньем обтекаешь
Прах великого Петра[297].
В недре моря Средиземна
Нимфы славятся твои:
До Пароса и до Лемна[298]
Их промчалися струи.
Реки гречески стыдятся,
Вспоминая жребий свой,
Что теперь на них глядятся
Бостанжи с кизляр-агой[299];
Между тем как резвых граций
Повторяешь образ ты,
Повергая дани наций
Пред столпами Красоты.
От Тамизы[300]и от Тага[301]
Стая мчится кораблей,
И твоя им сродна влага
Расстилается под ней.
Я люблю твои купальни,
Где на Хлоиных красах
Одеянье скромной спальни
И амуры на часах[302].
Полон вечер твой прохлады,
Берег движется толпой,
Как волшебной серенады,
Слух наносится волной.
Ты велишь сойти туманам:
Зыби кроет тонка тьма,
И любовничьим обманам
Благосклонствуешь сама.
В час, как смертных препроводишь,
Утомленных счастьем их,
Тонким паром ты восходишь
На поверхность вод своих.
Быстрой бегом колесницы
Ты не давишь гладких вод,
И сирены вкруг царицы
Поспешают в хоровод.
Въявь богиню благосклонну
Зрит восторженный пиит,
Что проводит ночь бессонну,
Опершися на гранит.
1794
К приятной тишине склонилась мысль моя;
Медлительней текут мгновенья бытия.
Умолкли голоса, и свет, покрытый тьмою,
Зовет живущих всех ко сладкому покою.
Прохлада, что из недр пространный земли
Восходит вверх, стелясь, и видима в дали
Туманов у ручьев и близ кудрявой рощи
Виется в воздухе за колесницей нощи,
Касается до жил и освежает кровь!
Уединение, молчанье и любовь
Владычеством своим объемлют тихи сени,
И помавают им согласны с ними тени.
Воображение, полет свой отложив,
Мечтает тихость сцен, со зноем опочив.
Так солнце, утомясь, пред западом блистает,
Пускает кроткий луч и блеск свой отметает.
Ах! чтоб вечерних зреть пришествие теней,
Что может лучше быть обширности полей?
Приятно мне уйти из кровов позлащенных
В пространство тихое лесов невозмущенных,
Оставив пышный град, где честолюбье бдит,
Где скользкий счастья путь, где ров цветами скрыт.
Здесь буду странствовать в кустарниках цветущих
И слушать соловьев, в полночный час поющих;
Или облокочусь на мшистый камень сей,
Что частью в землю врос и частию над ней.
Мне сей цветущий дерн свое представит ложе.
Журчанье ручейка, бесперестанно то же,
Однообразием своим приманит сон.
Стопами тихими ко мне приидет он
И распрострет свои над утомленным крилы,
Живитель естества, лиющий в чувства силы.
Не сходят ли уже с сих тонких облаков
Обманчивы мечты, и между резвых снов
Надежды и любви, невинности подруги?
Уже смыкаются зениц усталы круги.
Носися с плавностью, стыдливая луна;
Я преселяюся во темну область сна.
Уже язык тяжел и косен становится.
Еще кидаю взор – и все бежит и тьмится.
1776, 1785 (?)
Николай Карамзин
(1766–1826)
Имя Карамзина прочно и навсегда связалось в читательском сознании с его прозаическими произведениями. Как самобытного лирика его вспоминают гораздо реже. А между тем и в развитие отечественной поэзии он внес существенный вклад.
Родился Николай Михайлович Карамзин 1 декабря 1766 года под Симбирском в дворянской семье. Детство его прошло на берегу Волги – величавой реки, «священнейшей в мире» (как она названа в одном из его стихотворений). Образование получил в пансионе профессора Московского университета Шадена, где давались широкие гуманитарные знания. Послужной список писателя был весьма кратким: примерно один год (1783–1784) находился Карамзин на военной службе, а после никогда нигде не служил. Отдавшись писательской деятельности, он стал одним из первых русских профессиональных литераторов.
Серьезное влияние на формирование взглядов Карамзина оказали годы (1785–1789), проведенные им в кружке Н. И. Новикова. Здесь он воспринял идеи просветительства, проникся пафосом человеколюбия, сердечности. Переживания «души» и «сердца» человека станут неотъемлемой частью поэзии Карамзина. Каждый писатель, по его убеждению, «пишет портрет души и сердца своего», как будет затем сказано об этом в статье «Что нужно автору?» (1793).
О творческом восприятии Карамзиным этих идей, характерных для сентиментальной и предромантической литературы (английской и немецкой), свидетельствует его первое программное стихотворение «Поэзия». В нем восторженно оценивается Шекспир при полном замалчивании писателей-классицистов. В шекспировском творчестве была найдена «священная меланхолия» вместе с «бессмертным умом», с «ключом ко всем великим тайнам рока». Вместе с Шекспиром восторженно воспринимается Оссиан, чьи песни «нежнейшую тоску» вливают «в томный дух». Сочувственно отмечаются Мильтон, «в страшных песнях» описавший «бунт, гибель сатаны»; Йонг, «несчастных друг, несчастных утешитель!»; Томсон, возгласивший «Природы красоту, приятности времен»; «Альпийский Теокрит» Гесснер, «в восторге» певший «невинность, простоту, пастушеские нравы». Замыкает этот перечень Клопшток «несравненный», воспевший «начало и конец Мессииных страданий». В стихотворении «Поэзия», сочиненном в 1787 году, была намечена программа последующего творчества Карамзина, словно бы «задан» тот тон, на который будет настраиваться его лира.
В центре внимания поэта оказались тонкие переливы сердечных чувств человеческих. Эту – одну из главных особенностей своего поэтического творчества откровенно объясняет сам поэт в «Послании к женщинам» (1796). Вложив свой меч в ножны, Карамзин вооружается листом бумаги и чернильницей с пером, «Чтоб быть писателем, творцом…».
Меланхолические пейзажи, трогательная любовь, тонкие оттенки настроений, вдохновляющая радость встреч, сладкая боль разлуки, философские раздумья о бренности земного бытия – все то, что составляет суть частной жизни человека, – входит в мир сентиментальной поэзии Карамзина.
Вместе с тем в его творчестве постепенно готовится романтическое видение мира. Его баллады («Граф Гваринос», «Алина», «Раиса») предшествуют разработке этого жанра в творчестве Жуковского. А с его признанием в письме к И. И. Дмитриеву («Поэт имеет две жизни, два мира; если ему скучно и неприятно в существенном, он уходит в страну воображения и живет там по своему вкусу и сердцу») согласились бы многие поэты-романтики. Эти взгляды Карамзин прямо высказал в стихотворении «К бедному поэту» (1796).
Неудовлетворенность современным ему общественным бытием, далеким от естественной жизни с ее простотой, наивностью и трогательной чувствительностью, влечет Карамзина к уединению на лоне природы или в дружеском и домашнем кругу, где он может предаться «приятным» вымыслам. В блистательной элегии «Меланхолия», написанной в первый год нового, девятнадцатого столетия, Карамзин «предсказал» судьбу этого жанра в русской лирике. Именно стремление выразить меланхолическое упоение собственной грустью станет главным для элегии романтизма.
Страсть нежных, кротких душ, судьбою угнетенных,
Несчастных счастие и сладость огорченных!
О Меланхолия! Ты им милее всех
Искусственных забав и ветреных утех…
В 1792 году Карамзин проявил незаурядное мужество, написав и опубликовав оду «К милости», в которой – в скрытой форме, разумеется, – брал под защиту «государственного» «преступника» Н. И. Новикова. А годом раньше он призвал всех людей «вечно, вечно в мире жить!» («Песнь мира», 1791). Этот гимн всеобщему миру заканчивался клятвой народов:
Мы клянемся все сердечно
В мире с братьями жить вечно!
Отче! слышишь клятву чад?
Мы твердим ее стократ.
Смерть застала Карамзина в 1826 году в период его работы над «Историей государства Российского».
В. Федоров
Веют осенние ветры
В мрачной дубраве;
С шумом на землю валятся
Желтые листья.
Поле и сад опустели;
Сетуют холмы;
Пение в рощах умолкло —
Скрылися птички.
Поздние гуси станицей
К югу стремятся,
Плавным полетом несяся
В горних пределах.
Вьются седые туманы
В тихой долине;
С дымом в деревне мешаясь,
К небу восходят.
Странник, стоящий на холме,
Взором унылым
Смотрит на бледную осень,
Томно вздыхая.
Странник печальный, утешься!
Вянет Природа
Только на малое время;
Все оживится,
Все обновится весною;
С гордой улыбкой
Снова природа восстанет
В брачной одежде.
Смертный, ах! вянет навеки!
Старец весною
Чувствует хладную зиму
Ветхия жизни.
1789
