Вячеслав Маринин{26}
ВОЛЬФГАНГ АМАДЕЙ МОЦАРТ (1756–1791)
Ты в браке многое узнаешь,
Со многих тайн сорвешь печать;
Откроются тебе начала
Как Ева мужа привечала,
Чтоб Каина потом зачать.
Ах, долг супружеский, сестрица,
Исполнить — что воды напиться,
Подскажет сердце верный тон!
Есть два конца у каждой палки:
Не надо жить судьбой весталки,
Быть служкой тоже не резон.
Когда твой муж мрачнее тучи,
Не ты вина всей этой бучи,
Скандал начнёт, ты не молчи,
Мужской каприз здесь и не боле,
Скажи: ах, сударь, Ваша воля
При свете дня, моя — в ночи!
ТЕОДОР ФОНТАНЕ (1819–1898)
Лет пятьдесят прошло уже с тех пор,
Как в «Клубе» я вступил в свой первый спор.
Поэтов, ясно. Сладкие моменты:
Студенты, лейтенанты, ассистенты.
Все были вровень, ранг давал лишь «стих»,
И я в картине той — лишь малый штрих.
Летели годы, седина пробилась,
Моя звезда всходить не торопилась,
Всё в той же оставался я поре:
Всё тот же штрих на том же алтаре,
Мои же лейтенанты и студенты —
Те в генералы вышли, в президенты.
Теперь в местах, где проходили споры,
Слышны совсем иные разговоры.
«Милейший Ф.! Всё так же служишь одам?»
«Спасибо, Ваша честь… назло невзгодам…»
«Я знаю, знаю. В жизни счастья нет…
Супруге Вашей от меня привет.»
НЕТ, ЧУВСТВА К ВАМ НЕ ОХЛАДЕЛИ
Нет, чувства к Вам не охладели,
И в сердце пламя как всегда,
А где Вы зиму разглядели,
Лишь акварель с узором льда.
Любви моей переживанья
Я спрятал от нескромных глаз,
Не выставляю для копанья
Бездушным людям напоказ.
Я, как вино, что отбродило:
Нет больше брызг и пены в нём,
И что снаружи так бурлило,
Теперь внутри горит огнём.
МОСТ ЧЕРЕЗ ТЕЙ (28 декабря 1879 г.)
When shall we three meet again?
Macbeth
«Когда мы вновь сойдемся втроем?»
«К семи на мост давайте придем».
«К быку, что в центре».
«Буду с огнем».
«Идет».
«Явлюсь я с юга туда».
«Я — с севера».
«Что ж, я — с моря тогда».
«Эх, мы завертим хоровод
И мост низвергнем в толщу вод».
«А поезд, что в четверть восьмого как раз
На мост въезжает?»
«Сгинет тотчас».
«Тотчас».
«Тук, тук,
Долой созданье человечьих рук!»
*
Сторожка — к северу от моста,
Все окна в ней на юг неспроста,
И люди в ней, забыв про покой,
В тревоге смотрят в мрак колдовской,
Надеясь, что пробьется к ним свет
И радостно скажет:
«Ждущим — привет
Иду сквозь грозы, бури, дожди,
Ваш поезд Эдинбург — Данди»!
Вдруг слышен крик:
«Смотрите, там луч,
Я был уверен, Джонни везуч!
Да полно, мать, ты страхи забудь,
Наш сын вот-вот зайдет отдохнуть,
Зажги на елке свеч волшебство,
Как будто вновь пришло Рождество!
Пусть свечи праздник светлый вернут,
Ждать нам осталось десять минут!»
*
И вот он — поезд, въехал на мост.
Хотя шутить не склонен норд-ост,
Спокоен Джонни: «Нам не впервой
Тягаться, злобный ветер, с тобой!
Стальной котел, удвоенный пар,
Они стихии сдержат удар.
В цилиндрах поршни движутся в такт,
Мы мост проскочим запросто, факт!
Вселяет гордость новый наш мост,
Ведь раньше к дому путь был непрост.
Сегодня вспомнить даже смешно
Паром, прогнивший насквозь давно.
А сколько праздничных тех ночей
Преградой был мне в непогодь Тей,
Лишь видел свет я в окнах вдали
Да свечи, что на елке зажгли!»
Сторожка — к северу от моста,
Все окна в ней на юг неспроста,
Служители здесь, забыв про покой,
В тревоге смотрят в мрак колдовской;
Рванул вдруг ветер, как в ярости бес,
И словно звезды кострами с небес,
Сгорая в паденье, скатились прочь
В бурлящую бездну… И снова ночь.
*
«Когда мы вновь сойдемся втроем?»
«Давайте в полночь завтра начнем».
«С трясины, за осиновым пнем».
«Я буду».
«Я — за».
«Отплатим сполна».
«За мною кара».
«За мной — имена».
«Бом!
Мы в щепки разнесем весь дом!»
«Тук, тук,
Долой созданье человечьих рук!»
В сущности, мне это всё равно,
Кто в долгах, кто при деньгах давно,
Но вот Бисмарка дальнейший путь…
Да, на это я хочу взглянуть.
В сущности, всё в жизни так себе,
Утром — радость, днём — печаль в тебе,
Осень и зима, весна и лето,
Измельчало всё с годами это.
Впрочем, внук мой, озорной мальчишка,
С сентября уже подготовишка,
Не могу поверить, неужели,
Был еще вчера он в колыбели?
Скрип пера, когда он буквы пишет,
Это я хочу еще услышать.
В сущности, всё это суета,
Цвет сегодня, завтра пустота,
Умирает всё, ничтожна ценность
Дел земных, всё обратится в тленность;
Каждому предписан день и час,
И желанья покидают нас,
Но живём мы до конца в надежде:
Это я хочу изведать, прежде…
КОПОШИТСЯ ВСЁ, ДВИЖЕТСЯ ДАЛЬШЕ
Подступил к Арарату потоп,
Избавления нет никакого.
Но вот голубь, ветвь и листок —
Копошится всё, движется снова.
Смерть заходит к людям в дома,
Не спасают ни щит, ни подкова,
Но война ли, голод, чума —
Копошится всё, движется снова.
Пусть Христос на Голгофе распят,
А в кострах, всего за полслова,
И страдальцы, и ведьмы горят —
Копошится всё, движется снова.
Ты упрячь своё эго в себя
И живи без гордыни и фальши;
Что зависит, скажи, от тебя?
Копошится всё, движется дальше.
Говоришь, что сушу ты оставил,
И со мною вместе плыть готов.
Поздно! Я давно игрушкой стала
В беспощадных играх злых ветров.
Ты глубин всегда боялся моря,
В лёгкий шторм ты курс уже менял,
Буду я одна с волнами спорить,
Хоть и нету шансов у меня!
От судьбы, увы, твоей не ставшей,
Правь ты к берегу без лишних слов,
Из руки моей, грести уставшей,
Скоро в бездну выскользнет весло.
Ну, а если бегство ниже чести,
Ты за мной в пучину кинься вслед,
Умереть с тобой мы можем вместе,
Жизни вместе нам с тобою нет!
ДЕТЛЕВ ФОН ЛИЛИЕНКРОН (1844–1909)
Жил славно Карбункул фон Струга
и с ним — сплошь в морщинках — супруга
в чудесном их замке Пичуга
в ненастье и в сушь.
Был скрытным он в пору досуга
и полнилась слухом округа
про тайну их душ.
Под вечер, а то и позднее,
бродил он меж вязов, вернее,
гулял он по чудной аллее
родного гнезда.
И перья, как флаги на рее,
на шляпе барона в борее
взвивались всегда.
Лет сто ему было без пары —
познал дед бессмертия чары?
Прочь гнал он о смерти кошмары:
«Мне смерть ни к чему!
Долой похорон растабары
и жизни загробной товары,
за так не возьму!»
В чём тайна фон Струги, откуда?
В саду его прячусь у пруда,
боюсь лишь, что этот зануда
увидит меня:
«Ну що, ти попався, прокуда!
Дознатися хочеш до чуда,
дурне цуценя?»
Лежу, весь во власти искуса,
лишь молча гоняю я гнуса,
тут — бабка… Сыграл враз я труса,
завидев оскал:
«Так это же Смерть! Вся кургуза,
глазища — Горгона Медуза,
взглянет — наповал!»
Навстречу ей твёрдо ступает,
клюку свою крепко сжимает,
брюзжит, почем свет всё ругает
фон Струга, старик!
Он вряд ли кого замечает,
должно быть, уж очень серчает,
идет напрямик!
Смерть хмыкнула: «Как тебя — Стружка?!
Захлопнулась, значит, ловушка,
вон, видишь в могилу дверушка?
Вперёд, старичок!
Не мешкай, пожалуйста, душка,
иначе — долой черепушка,
ты, старый сморчок!»
«Эй, ведьма, оставь ты гримасы!
Побью ведь, испорчу мордасы
тебе на беду!
Давай, прекращай выкрутасы,
катись-ка подальше с террасы,
а я — обожду!»
Стал бить он клюкой — для науки —
костлявые жадные руки
старухи, лишь слышались звуки:
«Эй-ай — о-о — у-у — дур…»
Косая взмолилась: «Ой, муки
не вынесу! Брось эти штуки!
Прощай… самодур!»
Жив ныне Карбункул фон Струга!
Живет с ним — в морщинках — супруга
в чудесном их замке Пичуга
в ненастье и в сушь.
Чем занят он в пору досуга?
Наполнена слухом округа
о тайне их душ!
ЭЛЬЗА ЛАСКЕР-ШЮЛЕР (1869–1945)