x x x
Цыган кричал, коня менял:
"С конем живется вольно.
Не делай из меня меня,
С меня — меня довольно!
Напрасно не расстраивай,
Без пользы не радей…
Я не гожусь в хозяева
Людей и лошадей.
Не совещайся с гадиной,
Беги советов бабских…
Клянусь, что конь не краденый
И — что кровей арабских".
Запомню, оставлю в душе этот вечер —
Не встречу с друзьями, не праздничный стол:
Сегодня я сам — самый главный диспетчер,
И стрелки сегодня я сам перевел.
И пусть отправляю составы в пустыни,
Где только барханы в горячих лучах, —
Мои поезда не вернутся пустыми,
Пока мой оазис еще не зачах.
Свое я отъездил, и даже сверх нормы, —
Стою, вспоминаю, сжимая флажок,
Как мимо меня проносились платформы
И реки — с мостами, которые сжег.
Теперь отправляю составы в пустыни,
Где только барханы в горячих лучах, —
Мои поезда не вернутся пустыми,
Пока мой оазис еще не зачах.
Они без меня понесутся по миру —
Я рук не ломаю, навзрыд не кричу, —
А то мне навяжут еще пассажиров —
Которых я вовсе сажать не хочу.
Итак, я отправил составы в пустыни,
Где только барханы в горячих лучах, —
Мои поезда не вернутся пустыми,
Пока мой оазис еще не зачах.
Растаяли льды, километры и годы —
Мой первый состав возвратился назад, —
Он мне не привез драгоценной породы,
Но он — возвратился, и рельсы гудят.
Давай постоим и немного остынем:
ты весь раскален — ты не встретил реки.
Я сам не поехал с тобой по пустыням —
И вот мой оазис убили пески.
Я стою, стою спиною к строю, —
Только добровольцы — шаг вперед!
Нужно провести разведку боем, —
Для чего — да кто ж там разберет…
Кто со мной? С кем идти?
Так, Борисов… Так, Леонов…
И еще этот тип
Из второго батальона!
Мы ползем, к ромашкам припадая, —
Ну-ка, старшина, не отставай!
Ведь на фронте два передних края:
Наш, а вот он — их передний край.
Кто со мной? С кем идти?
Так, Борисов… Так, Леонов…
И еще этот тип
Из второго батальона!
Проволоку грызли без опаски:
Ночь — темно, и не видать ни зги.
В двадцати шагах — чужие каски, —
С той же целью — защищать мозги.
Кто со мной? С кем идти?
Так, Борисов… Так, Леонов…
Ой!.. Еще этот тип
Из второго батальона.
Скоро будет «Надя с шоколадом» —
В шесть они подавят нас огнем, —
Хорошо, нам этого и надо —
С богом, потихонечку начнем!
С кем обратно идти?
Так, Борисов… Где Леонов?!
Эй ты, жив? Эй ты, тип
Из второго батальона!
Пулю для себя не оставляю,
Дзот накрыт и рассекречен дот…
А этот тип, которого не знаю,
Очень хорошо себя ведет.
С кем в другой раз идти?
Где Борисов? Где Леонов?..
Правда жив этот тип
Из второго батальона.
…Я стою спокойно перед строем —
В этот раз стою к нему лицом, —
Кажется, чего-то удостоен,
Награжден и назван молодцом.
С кем в другой раз ползти?
Где Борисов? Где Леонов?
И парнишка затих
Из второго батальона…
Я помню райвоенкомат:
"В десант не годен — так-то, брат, —
Таким, как ты, — там невпротык…" И дальше — смех:
Мол, из тебя какой солдат?
Тебя — хоть сразу в медсанбат!..
А из меня — такой солдат, как изо всех.
А на войне как на войне,
А мне — и вовсе, мне — вдвойне, —
Присохла к телу гимнастерка на спине.
Я отставал, сбоил в строю, —
Но как-то раз в одном бою —
Не знаю чем — я приглянулся старшине.
…Шумит окопная братва:
"Студент, а сколько дважды два?
Эй, холостой, а правда — графом был Толстой?
А кто евонная жена?.."
Но тут встревал мой старшина:
«Иди поспи — ты ж не святой, а утром — бой».
И только раз, когда я встал
Во весь свой рост, он мне сказал:
"Ложись!.. — и дальше пару слов без падежей. —
К чему две дырки в голове!"
И вдруг спросил: "А что в Москве,
Неужто вправду есть дома в пять этажей?.."
Над нами — шквал, — он застонал —
И в нем осколок остывал, —
И на вопрос его ответить я не смог.
Он в землю лег — за пять шагов,
За пять ночей и за пять снов —
Лицом на запад и ногами на восток.
Разбег, толчок… И — стыдно подыматься:
Во рту опилки, слезы из-под век, —
На рубеже проклятом два двенадцать
Мне планка преградила путь наверх.
Я признаюсь вам, как на духу:
Такова вся спортивная жизнь, —
Лишь мгновение ты наверху —
И стремительно падаешь вниз.
Но съем плоды запретные с древа я,
И за хвост подергаю славу я.
У кого толчковая — левая,
А у меня толчковая — правая!
Разбег, толчок… Свидетели паденья
Свистят и тянут за ноги ко дну.
Мне тренер мой сказал без сожаленья:
"Да ты же, парень, прыгаешь в длину!
У тебя — растяженье в паху;
Прыгать с правой — дурацкий каприз, —
Не удержишься ты наверху —
Ты стремительно падаешь вниз".
Но, задыхаясь словно от гнева я,
Объяснил толково я: главное,
Что у них толчковая — левая,
А у меня толчковая — правая!
Разбег, толчок… Мне не догнать канадца —
Он мне в лицо смеется на лету!
Я снова планку сбил на два двенадцать —
И тренер мне сказал напрямоту,
Что — начальство в десятом ряду,
И что мне прополощут мозги,
Если враз, в сей же час не сойду
Я с неправильной правой ноги.
Но я лучше выпью зелье с отравою,
И над собой что-нибудь сделаю —
Но свою неправую правую
Я не сменю на правую левую!
Трибуны дружно начали смеяться —
Но пыл мой от насмешек не ослаб:
Разбег, толчок, полет… И два двенадцать —
Теперь уже мой пройденный этап!
Пусть болит моя травма в паху,
Пусть допрыгался до хромоты, —
Но я все-таки был наверху —
И меня не спихнуть с высоты!
Я им всем показал «ху из ху», —
Жаль, жена подложила сюрприз:
Пока я был на самом верху —
Она с кем-то спустилася вниз…
Но съел плоды запретные с древа я,
И за хвост подергал все же славу я, —
Хоть у них толчковая — левая,
Но моя толчковая — правая!
Вагоны не обедают,
Им перерыва нет.
Вагоны честно бегают
По лучшей из планет.
Вагоны всякие,
Для всех пригодные.
Бывают мягкие,
Международные.
Вагон опрятненький,
В нем нету потненьких,
В нем все — десятники
И даже сотники.
Ох, степь колышется!
На ней — вагончики.
Из окон слышится:
«Мои лимончики!..»
Лежат на полочке
Мешки-баллончики.
У каждой сволочи
Свои вагончики.
Порвешь животики
На аккуратненьких! —
Вон едут сотники
Да на десятниках!
Многосемейные
И просто всякие —
Войдут в купейные
И даже в мягкие.
А кто с мешком — иди
По шпалам в ватнике.
Как хошь — пешком иди,
А хошь — в телятнике.
На двери нулики —
Смердят вагончики.
В них едут жулики
И самогонщики.
А вот теплушка та —
Прекрасно, душно в ней, —
На сорок туш скота
И на сто душ людей.
Да в чем загвоздка-то?
Бей их дубиною!
За одного скота —
Двух с половиною.
А ну-ка, кончи-ка,
Гармонь хрипатая!
Вон в тех вагончиках —
Голь перекатная…
Вестимо, тесно тут,
Из пор — сукровица…
Вагоны с рельс сойдут
И остановятся!
В тайгу!
На санях, на развалюхах,
В соболях или в треухах,
И богатый, и солидный, и убогий.
Бегут!
В неизведанные чащи, —
Кто-то реже, кто-то чаще, —
В волчьи логова, в медвежие берлоги.
Стоят!
Как усталые боксеры,
Вековые гренадеры —
В два обхвата, в три обхвата и поболе.
И я
Воздух ем, жую, глотаю,
Да я только здесь бываю —
За решеткой из деревьев — но на воле.
Нараспашку — при любой погоде,
Босиком хожу по лужам и росе.
Даже конь мой иноходью ходит,
Это значит — иначе, чем все.
Я иду в строю всегда не в ногу,
Сколько раз уже обруган старшиной.
Шаг я прибавляю понемногу,
И весь строй сбивается на мой.
Мой кумир — на рынке зазывалы,
Каждый хвалит свой товар вразвес.
Из меня не выйдет запевалы —
Я пою с мелодией вразрез.
Знаю, мне когда-то будет лихо,
Мне б заранее могильную плиту.
На табличке «Говорите тихо!»
Я второго слова не прочту.
«Говорите тихо!» Как хотите, —
Я второго слова не терплю,
Я читаю только — «Говорите» —
И, конечно, громко говорю.
Из двух зол — из темноты и света —
Люди часто выбирают темноту,
Мне с любимой наплевать на это,
Мы гуляем только на свету.
Ах, не кури, когда не разрешают,
Закури, когда невмоготу.
Не дури, когда не принимают
Наготу твою и немоту!
