Редьярд Киплинг - "Казарменные баллады" и "Семь морей" (книги стихов)

На запад! Вдаль от Мельбурна, на праздник пыльных степей!

Цветок возьми и время верни и снова — к любви своей

Купи мой английский букетик

(Не купить только выбор твой!)

Купи хоть белые лилии,

Купи хоть шар золотой,

Или мой алый шиповник,

В знак дружбы с этой весной!

Подари цветы океану,

И тебя он вернёт домой

Города ветров и туманов, сосны шумят над водой,

Птица как колокол в тёмной листве, а ниже вьюнок густой

Папоротники повыше седла, да лён голубых степей.

Так цветы возьми и время верни, чтоб снова — к любви своей.

Купи мой английский букетик,

Ты, живущий в семье своей,

Купи, ну хоть ради брата:

Одинок он за далью морей,

Избавь от тоски по дому,

Пусть радость в душе расцветёт,

И тебя не заметит та птица,

Что мёртвых к себе зовёт

Всюду раскиданы наши дома, вокруг Семи Морей,

И горе — если забудем что же

соединяет людей,

Каждому свой берег родной, птица, цветок, страна —

Всем нам, о боги Семи Морей, теплота и любовь нужна.

пер. В. Бетаки

Король вассалам доставить велел

Священника с чашей, шпоры и меч,

Чтоб Честного Томаса наградить,

За песни рыцарским званьем облечь.

Вверху и внизу, на холмах и в лугах

Искали его и лишь там нашли.

Где млечно-белый шиповник растет,

Как стража у Врат Волшебной Земли.

Вверху синева, и внизу откос,

Глаза разбежались — им не видны

Стада, что пасутся на круглом бугре…

О, это царицы волшебной страны!

«Кончай свою песню! — молвил Король.

Готовься к присяге, я так хочу;

Всю ночь у доспехов стой на часах

, И я тебя в рыцари посвящу.

Будут конь у тебя, и шпоры, и герб,

Грамоты, оруженосец и паж.

Замок и лен земельный любой,

Как только вассальную клятву дашь!»

К небу от арфы поднял лицо

Томас и улыбнулся слегка;

Там семечко чертополоха неслось

По воле бездельного ветерка.

«Уже я поклялся в месте ином

И горькую клятву сдержать готов

Всю ночь доспехи стерег я там,

Откуда бежали бы сотни бойцов.

Мой дрот в гремящем огне закален,

Откован мой щит луной ледяной,

А шпоры в сотне лиг под землей,

В Срединном Мире добыты мной.

На что мне твой конь и меч твой зачем?

Чтоб истребить Благородный Народ

И разругаться с кланом моим родным,

Что в Волшебном Граде живет?

На что мне герб, замок, и лен,

И грамоты мне для чего нужны.

Оруженосец и паж мне зачем?

Я сам Король своей страны.

Я шлю на запад, шлю на восток,

Куда пожелаю, вассалов шлю,

Чтоб утром и в сумерках, в ливень и зной

Возвращались они к своему Королю.

От стонущей суши мне весть принесут,

От ревущих во мгле океанов шальных,

Реченье Плоти, Духа, Души,

Реченье людей, что запутались в них».

Король по колену ударил рукой

И нижнюю губу прикусил:

«Честный Томас! Я верой души клянусь,

На любезности ты не расходуешь сил!

Я многих графами сделать могу,

Я вправе и в силе им приказать

Позади скакать, позади бежать

И покорно моим сынам услужать».

«Что мне в пеших и конных графах твоих,

На что сдались мне твои сыны?

Они, чтобы славу завоевать,

Просить моего изволенья должны.

Я Славу разинутым ртом создаю,

Шлю проворный Позор до скончанья времен

Чтобы клир на рынках ее возглашал,

Чтобы с псами рыскал по улицам он.

Мне червонным золотом платят одни

Не желают иные белых монет,

Ну а третьи дают немного еды,

Ибо званья у них высокого нет.

За червонное золото, за серебро

Я для знати одно и то же пою,

Но за еду от незнатных людей

Пою наилучшую песнь мою».

Кинул Король серебряный грош,

Одну из мелких шотландских монет:

«За бедняцкую плату, за нищенский дар

Сыграешь ли ты для меня или нет?»

«Когда я играю для малых детей,

Они подходят вплотную ко мне,

Но там, где даже дети стоят,

Кто ты такой, что сидишь на коне?

Слезай с коня твоей спеси, Король!

Уж больно чванен твой зычный галдеж.

Три слова тебе я скажу, и тогда,

Коль, дерзнешь, в дворянство меня возведёшь!»

Король послушно сошел с коня

И сел, опершись спиной.

«Держись! — молвил Томас. — Теперь у тебя

Я вырву сердце из клетки грудной!»

Томас рукой по струнам провел

Ветровой арфы своей колдовской;

От первого слова у Короля

Хлынули жгучие слезы рекой:

«Я вижу утраченную любовь,

Касаюсь незримой надежды моей,

Срамные дела, что я тайно творил,

Шипят вкруг меня, как скопище змей.

Охвачен я страхом смертной судьбы,

Нет солнца в полдень, настала ночь.

Спрячь меня, Томас, укрой плащом,

Бог знает, — мне дольше терпеть невмочь!»

Вверху синева, и внизу откос,

Бегущий поток и открытый луг.

В зарослях вереска, в мокром рву

Солнце пригрело племя гадюк.

Томас молвил: «Приляг, приляг!

То, что минуло, рассудит Бог,

Получше слово тебе возглашу,

Тучу сгоню, что прежде навлек».

Честный Томас по струнам провел рукой,

И арфа грянула сгоряча,

При слове втором схватился Король

За повод, за рукоять меча:

«Я слышу ратников тяжкий шаг,

Блестит на солнце копий стена

Из чащи так низко летит стрела

Так звучно поет в полете она!

Пусть на этой войне мои стяги шумят.

Пусть рыцари скачут мои напролом,

Пускай стервятник за битвой следит, —

Жесточе у нас не случалось в былом!»

Вверху синева, и внизу откос.

Гнется трава и пуст небосклон.

Там, сумасбродным ветром звеня,

Сокол летит за сорокой в угон.

Честный Томас над арфой вздохнул

И тронул средние струны у ней;

И последнее слово Король услыхал

О невозвратности юных дней:

«Я снова Принц и без страха люблю

Подружку мою, не в пример Королю,

С друзьями подлинной дружбой дружу.

На добром коне оленя травлю.

Псы мои насмерть загонят дичь,

Могучий рогач залег у ручья;

Ждет у окна, чтоб мне руки умыть.

Возлюбленная подружка моя.

Я истинно жив, ибо снова правдив,

Всмотревшись в любимый, искренний взгляд.

Чтоб в Эдеме вместе с Адамом стоять

И скакать на коне через Райский Сад».

Ветер безумствует, гнется трава,

Плещет поток, и пуст небосвод,

Где, обернувшись, могучий олень

Лань свою ждет, ей прийти не дает.

Честный Томас арфу свою отложил.

Склонился низко, молчанье храня.

Он стремя поправил и повод взял,

И Короля усадил на коня.

Он молвил: «Ты бодрствуешь или спишь,

Сидя застыло, молча? Ну что ж!

Мыслю — ты будешь песню мою

Помнить, пока навек не уснешь!

Я Песней Тень от солнца призвал,

Чтоб вопила она, восстав пред тобой,

Под стопами твоими прах раскалил,

Затмил над тобой небосвод голубой.

Тебя к Престолу Господню вознес,

Низверг тебя в Пекло, в Адский предел,

Я натрое душу твою разрезал,

А — ты — меня — рыцарем — сделать — хотел!»

пер Аркадий. Штейнберг

Раз, на сверкающей льдине, то было очень давно,

Анг человека из снега вылепил в утро одно,

Родича внешность он придал статуе, как на заказ.

Анг был великий художник. Слушай об Анге рассказ!

Родичи Анга сбежались, — нюхали, щупали снег,

Все перещупав, решили: «Это совсем человек!

Держит копье он, как люди, так же обут и одет;

Всё одинаково с нами! Ангу хвала и привет!»

Зубра с Медведем со скуки вырезал Анг на кости,

Вырезал он Мастодонта — тушу в мохнатой шерсти,

Тигра, что нес человека в острых, как сабли, зубах,

Все это четко и точно вырезал Анг на костях.

Снова сбежалось все племя — сотни четыре голов,

Люди скалистых заливов, люди высоких холмов,

Охотники и рыболовы, и проворчали: «Ей-ей!

Все это так, но откуда знает он этих зверей?!