Юрий Визбор - т.1 Стихотворения и песни

Сильно глэд, вэри рад! — мы с Тамарой
Страшно инглиш долбаем на пару.
Вот первач — он по-ихнему виски,
А комбайнер — «вайт хоре» по-английски.
Я Тамаре намек на объятья…
Дресс не трожь, — говорит, — это платье.
И вообще прекрати все желанья,
Коль не знаешь предмету названья.

Через край, — говорю, — это лишне!
Ай донт край, — говорю, — только внешне,
Ю кен си, — говорю, — мои чувства,
Энд биг лав, — говорю, — мне не чужда!

Раз в контору к нам, чист и шикарен,
Завалился какой-то очкарик
И с Тамаркой на инглиш лопочут,
Будто скрыть от меня что-то хочут.
Я ему так слегка намекаю:
Дескать, тоже я сленг понимаю
И могу ему фасе раскрасить.
Томка: Фэйс, — говорит, — а не фасе!

Ну Тамарка совсем озверела,
Свое дресс выходное надела.
Я, мол, синема стар — не с базару,
Энд фор ми ты, Василий, не пара.
И Тамарка, понятно, туморроу
Стала кинозвездой режиссеров,
Что снимали в колхозе «Суворов»
Сериалку про жизнь комбайнеров.

Целый месяц брожу как в тумане,
Даже длинные мани не манят.
Про Тамарку узнал от подружек:
Там в кино — как у нас, но похуже.
Возвратилась с неясной улыбкой:
Мол, прости, дескать, вышла ошибка.
Я ей так говорю: брошу виски,
Но ни слова, май лав, по-английски.

Поведаю вам таинство одно:
Уж сколько раз на свете исчезали
Империи, религии, регальи
И уходили города на дно,

Но сквозь пожары, бедствия и кровь,
Одну и ту ж свершая пантомиму
И для времен совсем неуязвима,
Шла девочка по имени Любовь.

Идет Любовь. Звучат ее шаги,
Как эхо долгожданного свиданья,
Ее шаги волнуют мирозданье,
И между звезд расходятся круги.

Пред ней равны рабы и господа.
Ей нипочем яд лести или злости.
Когда она хоть раз приходит в гости,
В наш дом приходит счастье навсегда.

Не ищи чудес прекрасней
И наивней, и опасней,
Не ищи надежд прекрасней,
Чем весенняя любовь.
Эти ломаные ветки,
Эти с ветками кокетки,
Эти ранние продукты,
Эта юная морковь…

Население столицы
В глубь кварталов удалится,
Чтоб к различным небылицам
Приобщиться в кратком сне.
Лишь возлюбленная пара —
Я, Тамара и гитара —
Ходим — в рифму — по бульварам,
А без рифмы — по весне.

Давайте прощаться, друзья…
Немного устала гитара,
Ее благородная тара
Полна нашей болью до дна.
За все расплатившись сполна,
Расходимся мы понемногу,
И дальняя наша дорога
Уже за спиною видна.

Давайте прощаться, друзья…
Кто знает — представится ль случай,
Чтоб без суеты неминучей
В глаза поглядеть не скользя?
Такая уж даль позвала,
Где истина неугасима,
А фальшь уже невыносима.
Такая уж песня пришла…

Давайте прощаться, друзья,
Чтоб к этому не возвращаться:
Зовут нас к себе домочадцы,
Чтоб вновь собралась вся семья.
Но, даже дожив до седин,
Мы гоним с усмешкою осень:
«Мадам, мне всего сорок восемь,
А вам уже — двадцать один».

В закаты, как в пожарища,
Вгоняя полный вес,
Летят мои товарищи
По пустоте небес —
Не ангелы господние,
Не деды новогодние:
Один из испытателей,
Другой из ВВС.

Мужское общежитие
Во всей своей красе,
Где каждое событие
Разделено на всех.
А ЦУП дает задания
(Спасибо за внимание!),
И крутятся товарищи,
Как белки в колесе.

Не каждый день случается
Здесь маленький досуг,
Ведь станция вращается,
Работа — словно круг:
То штатная, то срочная,
А вдруг и сверхурочная, —
Дай Бог нам меньше подвигов
С тяжелым словом «вдруг».

Когда-нибудь закончится
Обилие чудес —
Вернутся к нам в Сокольники
Соколики с небес
Земные — это правильно, —
Но все ж немножко ангелы:
Один из испытателей,
Другой из ВВС.

Какое небо над Москвой!
Не вознамерился ль Создатель
К какой-нибудь особой дате
Потешить душу синевой?

И небо наделить тотчас
Незамедлительным движеньем,
Пиры как будто и сраженья
Продемонстрировав для нас?

А может — праздник небольшой,
Протирка неба происходит.
Над нами медленно восходит
«Кристалл» — стиральный порошок.

Хоть разъяснили нам давно,
Что в небе — пустота и небыль,
Но слова два — душа и небо —
Всё слиться норовят в одно.

Лети, лети, моя душа,
За облака, за перевалы.
Не жаль, что прожито так мало,
А жаль, что жизнь так хороша.

Что у дороги на краю
Мечта нелепая осталась —
Сменить и мудрость, и усталость
На юность глупую свою.

Упрек за это бы — кому,
Что, суеверней печенега,
Стою перед огромным небом,
Причастен будто бы к нему?

За загнанного в кровь коня,
За дом с разбитыми сердцами
И за обеды с подлецами
Прости, о Господи, меня!

Ну как нам быть со стариной?
Нам старину забыть едва ли.
Жужжа карманною луной,
Мы легким шагом в час ночной
Девиц к подъездам провожали.

Бывало — множество любвей
Вставало из-за горизонта,
И гнали мы своих коней
И к девам княжеских кровей,
И к Люське — даме гарнизонной.

Грехов щемящее колье
Таинственно нас украшало.
Мы поверяли то досье
Друзьям, стихам, которые
Нам напечатать не мешало б.

Теперь уж мы не так легки.
Не так играем и рискуем,
И тайные свои грехи
В душе храним мы, как стихи,
Которые не публикуем.

А в оконечных временах
Надежда нам дана такая:
Поскольку жизнь у нас одна,
Любовь все спишет, как война
Последняя и мировая.

Прощай, патруль! Мне больше не скрипеть
В твоих унтах, кожанках, шлемах, брюках.
Закатный снег, как смерзшуюся медь,
Уж не рубить под самолетным брюхом.

Не прятать за спокойствием испуг,
Когда твой друг не прилетает снова,
Не почитать за самый сладкий звук
Унылый тон мотора поршневого.

Прощай, патруль! Не помни про меня.
Ломать дрова умеем мы с размахом.
Я форменную куртку променял
На фирменную, кажется, рубаху.

Прощайте, островов моих стада!
Я — женщиной поломанная ветка.
Прощайте, льдом помятые суда,
Прощай, моя ледовая разведка.

Не упрекни, не выскажись вослед.
Грехи пытаясь умолить стихами.
Я спутал всё — зимовье и балет,
И запах псов с французскими духами.

Прощай, патруль! Во снах не посещай.
Беглец твой, право, памяти не стоит.
Залезу в гроб гражданского плаща
И пропаду в пустынях новостроек.

А душу разорвет мне не кларнет,
Не творчество поэта Острового,
А нота, долетевшая ко мне
От авиамотора поршневого.