ЧЕЛОПАРК
балаганчик для шуньяты с оркестром
в челопарке — лето:
не зная, как поделить то на это
(на ноль — хоть, сказывают, нельзя, — всяко легче),
иду оживать на Васильевский.
острова глазом не охватить враз, чаек —
(«хорошо-то как, Машенька!» —
у барышни интеллект аж в стрингах) — навалом,
ну и филфак — в довесок — по левую:
так вот и не сходил… не страшно.
лю-лю ленинбург
всю жизнь да еще пяток:
пяти обычно и не хватает —
скоро, упс, поезд,
нечего жевать сопли:
«если вы держите слона за ногу
и он вырывается, отпустите его» —
в сети не больно-то одиночества,
сколь ликбеза.
«сначала циклопы…
волновая структура позволяет им легко менять форму:
пятьдесят метров живой протоплазмы, а потому —
деление и почкование! деление и почкование!
потом призракообразные, чуть плотнее и ниже —
почкование и спорообразование! почкование и
спорообразование! —
не ведающие страстей гермафродиты;
следом — «усовершенствованные» лемурийцы —
двуликие, четверорукие эм-энд-жэ
да трехметровые атланты,
чье едва уловимое эхо таит учебник санскрита…» —
Машенька, наклоняя головку,
зажимает губами топорик слов, и рубит:
«Уотсон доказал, что только два обстоятельства
определяют нашу сатисфакнутость прошлым,
ну или “счастливость” — удачная личная и, как он это
называет,
“завершенность трудового процесса”… хочешь перетереть и
это?» —
«одна девочка, — мотаю головой я, — как-то сказала:
“важно иметь возможность стоять на цыпочках
и ничего никому не объяснять”»:
чижик-пыжик, плесни…
ок, даже если она не Машенька —
далее опускаем, — какая, в сущности, разница?
как теперь понимаешь,
отношения можно построить с любым приемлемым вариантом:
это, конечно, лишает их нежного флера,
и все же (отставить «увы» и «ах») ничего не попишешь.
раз ленинбург тает,
раз, слив в лавку-лю пол-юшки-то за бесценок,
ты ничего не понял,
есть смысл кое-что озвучить.
…
«ты ни тело, ни мысль, ни чувство» —
рефренит Машенька,
я же, загибая машинально пальцы, отмалчиваюсь:
ни лингвистика, ни семиотика с логикой,
ни культурология с философией
не дают ответа на Тот Самый вопрос
(вы, панночка, тоже,
тоже его задавали —
довольно отмахиваться репринтным изданием:
поднимите-ка лучше веки).
все эти предметы философского анализа и
проблемы онтологического статуса языковых значений,
пресловутые бартовские па на тему, сорри,
рождения читателя и смерти автора
безостановочно напоминали о том, что люди,
а также все, кого обычно за них принимают,
суть обреченные существа;
потому-то и искал я сутру,
толкование которой разъяснило бы мне, наконец,
смысл пустоты занебеснутого нейтраля… но!
я не был на самом деле готов к умерщвлению того,
что все еще называют «эго» —
потому-то изначальная сущность и не могла «вылупиться»,
ощутив чистую свою бесконечность:
нет-нет, не ту, которую пытаются вымолить у рясоносцев
похотливые до индульгенций невежды,
предлагая посредникам — «во славу *****» — живую валюту
страха…
о, конечно, дутая моя «индивидуальность»
являлась, как и у большинства двуногих,
стандартным ассорти из ограничений,
стоящих на пути к, так скажем, реализации хай-класса:
впрочем, не крылся ли в основе Творения
какой-нибудь трансцендентный обман, я, как и вы, не знал…
мини-устройство же Машеньки, признаться,
интересовало меня ничуть не меньше мироустройства в целом:
с этого места поподробней, просит она, снимая вторую кожу:
надо же, никак не привыкну к подобным ню.
— знаешь, говорит Машенька сразу после,
когда звонит халупосдатчица,
секунду-другую инстинктивно дергаешься, гадая,
набьет ли она цену или вежливо попросит убраться,
меж тем как сильное эмоционирование
(да, я тоже, тоже не терплю это словечко) —
вернейший признак животного состояния,
а значит, каждый поэт[ъ]… —
«мал и мерзок, да не так, как вы!» — шепчу машинально,
но Машенька отмахивается:
— двенадцать вихрей с зеленоватым свечением…
нет ничего красивее чакры сердечной!
нет никого милей чижика-пыжика!
никто мне не люб больше!
(хохочет.
рифмует анку с фонтанкой.
допивает.)
постигнуть «скрытые пружины мироздания»:
не того ли хотелось Машеньке?
она, по-тихому сталкерившая,
почитывала, конечно, не только «Бхагават-Гиту» с
«Дхаммападой»:
более того, чтобы почитывать «Бхагават-Гиту» с
«Дхаммападой»,
приходилось продаваться и таким вот образом
(фрагмент файла, сохраненного на рабочем ее столе, ниже):
«с 1972-го на U. Wirsbo
произведено 2.000.000.000 метров труб Pe-Xa:
этого достаточно, чтобы обогнуть земной шар пятьдесят раз»,
etc.:
Машенька, впрочем, не жаловалась и «слез горьких» не лила,
во всяком случае, при мне, — ну и, конечно,
словечко к а р м а, закрепившееся в ее лексиконе
(как и лю, уцененное, а потому не имеющее веса),
все чаще делило на ноль «святое» —
в том числе и подаренную книжонку:
образчик того самого продукта,
коим завален нынче каждый «душевный» бук-шоп.
в общем… смеялась Машенька, смеялась, а потом,
швырнув нетленку в угол, обхватила колени и начала
по-бабьи,
как начеркал бы какой-нибудь «подающий надежды»
новоязец,
раскачиваться…
а что бы сделали вы,
прочитав такие вот вирши, венчающие одну из главок?
«созидайте свою мысль, слово — глина для работы.
к синтезу, в котором жизнь, красота, любовь, свобода».
…
ага, подумал я,
глядя на тонкие ее щиколотки.
