(Волк порскает дальше. С диким воем проносятся борзые).
Березомир (больно хлещет их ветвями). Вот вам, голубчики. (Снезини садятся на шеи и ускакивают вдаль. В охобне мороза, поскрипывая сосновыми стволами, в метелях сорочек пляшут Снежак и Снегуня-Снежамица).
Снежак. Рукавицы снегобоберные сладки; Плечики поскрипывают.
(Показывается черный с черной сосулькой в руке).
Снежак. За дело белые товарищи! (Разводит упругие прутья и те, звонко наслаждаясь, хлещут по разгоряченному красному лицу.)
Древолюд. Ха-ха-ха! (Размахивает от радости белыми черными руками и искажает смехочевом старые сырые лица.)
Снегунья. А эта хворостиночка тебе не нужна? (Ловко подставляет ветвь и охотник, задыхаясь и белая безумные глаза, падает с ружьем на снег. Ружье задевает, дает выстрел.)
Липовый парень. Aй больно, больно. (Дрожит, подымая над снегом ружье. Барин задыхаясь уходит назад).
Древолюд. Ха-ха-ха! Кривит рожи. Ну и потешен честной народ.
Белый мужик. Но что это? Пробежали морозные рынды. Стучат снеговицами, секирами, низут. Осмостров. Бирюк провыл. Вышел снежный барин, летучи-полетучи зимние белые волосы. Морозень охабень морозит бороду, чешет в затылке. Белый боярин. Честной пароль! Ушла она. Как дым в небо, как снег в весну. Ушла. Истаяла.
Все. Кто?
Кто?
Снежные Мамки. Да Снезимочка-же, Снезимочка!
Все. Снезимочка… Снезимочка… (понурив морозяную голову).
Морозный барин. Снезимочка… Куда?
Снежные Мамки. Да в город-же в город… В город ушла.
Все (в раздумьи) В город… город.
Березомир. В город… Снезимочка… в город (в раздумьи, глубоко поникает с глубоким вздохом).
Лесная душа. В город…
Белая старица. В город… бор дымохвоен, узкоствольный.
(Губина и губы мыслоноги и вельми широк лишай. Пол покрыт зыбким толпомеховым мохом. Там всю ночь шалят развратноухие шалые зайчишки, там бывают воленогие лисы и завалили в берлоги походно терпеливые шубые медведи).
Снегязи. Нас принесут в незн рябичи и туле куншь. Нас принесут в ёлках.
Дубичи и елкичи. Нас срубят.
Лесная душа. Снезимочка… Снегляночку. Снеговушка.
Снегомужье. Ушла…
Березомир. Чудны дела Божьи. Рогожало.
Зайчик. Я проскакал сейчас по ее следам до балки снегоубийц, где к ее следам присоединились большие мужские.
Снегун. Мужские?
Все. Ах… Ах…
(У Снегуна на белых прекрасных глазах навертываются большие крупные слезы).
— Ворон снимет с моих уст немику. (Немини поспешно снимают с ворона неминную повязку). Врешь мелкий воришка, вырезатель липовых карманов. обкрадыватель полушубков у всех липовых парней-
Рында. К делу!
Заяц. Сам ты врунишка! иш какой! Ушатый!
— Это не были следы. Это были найденные лапти, которые висели на кусту у поляны «Ясные зайцы».
Рында. К делу!
Ведун. Она сняла их.
Снегун. Бедная ты моя девочка! (льет сосульками слезы).
Снежные Мамки. Век ли будем мыкать, свое горе? Век грущун будет горевать?
Снегун (машет рукой. Все удаляются).
Она же ушла к хавуну…
ведомо…
Снежак Снежачиха. (плачут). Ушла Снегляночка. Нет Снезиночки. (Влачини ходит с ледочатами и собирают их слезы, проливая их затем в ручьи).
Окий с свирелью.
Печальный Леший. Нега.
Снега.
— О-не утих!
В опашне клеста
В рядне снегиря
Тайна утех
Лики горят
Пьяны уста.
Коль томеги сердцем
Ай! вичи пьян зимок
Когда увидны зимы мак.
Снежак. (утирая слезы). Вы, пухляки, порхучие по лозам и лесам, позовите приманите густосвистных снегирей, зовет их снежок. (Пухляки перепархивая и посвистывая улетают).
Снегири. Мы здесь. Снегей.
Снегири. Вы попадете в сети, вы сядете в тесные клети. Вы увидите Снезимочку, вы расскажите мне!
— Мы знаем твою волю, Снегей.
(Садятся на ветки куста, напоминая чуть красные зубы на белом снеге).
(Снежак и Снежачиха плачут. Ледени собирают слезы).
Лешачонок. (поймав уроненную лень свет поет)
Зареву
Снегиря
Нет
Негнря…
Я зареву!
(Заливается смехом и роняя снежную дуду, улетает).
Березомир (ловит его, сечет, покряктывая). А я его прутом… прутом… по заднишке… по заднишке!..
Занавес
А. Лентулов. Le grand peintre…
Дружески В. Маяковскому,
память московского мая 1914 г.
Из электричества и пыли
Ты ткешь волнисто-млечный путь,
Багровый бег автомобилей
И лун прикованную муть.
Разорван взрывами безмолвья,
Грохочущей закован в сталь,
Ты проливаешь в летнем слове
Из сумерок свою печаль.
Изранен светами в неволе.
Ты, солнца ударяя в гонг,
Скликаешь клумбами магнолий
На незацветший горизонт…
Когда ж проснутся, и упряма
Домов шагающая тень.
А над тобой багетом рамы,
Как верный страж, недвижным день,
Сил задохнувшихся восторгов
Зубчато-сгрызшихся колес,
Как под стеклянным тентом морга,
Дыханье тяжело пронес.
Несовладаньем непослушных
Следишь, единый страж мечты,
Как вытекают равнодушно
Из «Институтов Красоты».
И по румянам и белилам,
Прикрывшим дряблости морщин,
Вдруг застучишь упругим пылом
Распухших сладострастно шин.
Когда же в тень твоих бульваров
Впустится твой грузный вздох
Ты, отвратительный и старый.
Заснешь под чуткий стук стихов.
Нам, проституткам и поэтам,
Слагать восторги вялых губ,
Чтоб ты один дремал рассветом.
В короне небоскребных труб.
Чтоб быль один и чтоб хранила
Тревогой дышащую грудь.
Багровый бег автомобилей
И лун прикованная муть.
Город ночью — девушка, где на бархатное платье
Фонари рассыпали бриллиантовое колье,
Истомленная шелками вздохов, и на кровать ей
Взлезали, громоздясь, версты, мили и лье.
А ночная душа исступленно шаталась
И сжимала световые круги на земле,
И мгновений под нежными пальцами жалость
Ваших ласк дрожала на звенящем стекле.
Это — все ожиданья томлений на траур перьев,
Вам кивавших улыбок хрустальные руки,
Это губы убитых в восторге преддверий,
Это фильмы из серий израненной скуки.
Это сон в кружевное преддверье каприза
Вливается рядью мельчайшего шрифта,
Это Вы ласкали душу Мюра и Мерилиза
Скользящим поглаживанием лифта,
И раздавались исступленно серенады,
И в зрачках этажей удивленным озерам проснулись,
Это щелкали счетами рублевые взгляды,
Вырезывая инициалы на плечах июля.
Взор, шуршащий неслышно шелк,
Вечер, согретый дыханием голоса,—
Это кто то голос расплел и умолк,
И весь вечер звенит в тонкой сети из волоса.
Это кто-то волос, волн растрепанных грив,
В сетях запутал здания и улицы,
А на тротуарах громоздился людей и шумов прилив
И бил в стены рева огромной палицей.
А на девичьей постели метнулась испуганно
Звавшая и ждавшая, потому что голос скосила ночь,
И одна из еще незнанному подруг она
Звала веселию пыток помочь.
Ночь, распустив вуали из тюля,
Поплыла, волнуя фонарный газ,
И следили упорные взоры июля,
Юноши порочных и ясных глаз.
Волнуясь, из вазы возгласов вынула
Только трепет тревоги, томную тишь,
Молилась, что чаша минула.
Шептала: «желанный, незнанный спишь».
