1949
«Я скажу, мы не напрасно жили…»
Я скажу, мы не напрасно жили,
В пене стружек, в пыли кирпича,
Наспех стеганки и бескозырки шили,
Из консервных банок пили чай.
Кто скрывает, было очень туго,
Но мечтами каждый был богат.
Мы умели понимать друг друга,
С полувзгляда узнавать врага.
Свист осколков, волчий вой метели,
Амбразур холодные зрачки…
Время! Вместе с нами бронзовели
Наши комсомольские значки.
Да, когда нас встретит новый ветер
Поколений выросших, других, —
Я скажу, что мы на этом свете
Не напрасно били сапоги!
1949
Враг явно шел в тот год на риск,
Бросая силы все…
Еще горел Новороссийск,
Дымился Туапсе.
В станицах пусто.
Псиный лай.
Огонь, петля и плеть.
Гранатой мой крылатый край
Встречал в ущельях смерть.
И не один в тот год отряд
Ютился между скал.
Никто не требовал наград
И славы не искал.
Но Родине был рад отдать
Любой из нас что мог.
Благословляла дочку мать
Шагать в огонь дорог.
И рядом с сыном батько сам
К бессмертию шагал.
И вторил вражьим голосам
В ночи лесной шакал.
* * *
Солнце тонет в тополях,
В грубых кронах граба.
Ты увидишь топь полян,
Лес, тропинку к штабу,
И дорогу,
И лощину,
И усталых конников,
Худощавого мужчину
В чине подполковника,
Партизана,
Командира Горного отряда.
Вместе с сыном молодым
Мнет ковыль конем гнедым
Александр Отрада.
Сыну девятнадцать лет:
Жить — так жить,
А нет — так нет!
Погибать, так сразу!
На виске кровавый след
Марлей перевязан.
Скачут кони…
Кто догонит?
Кони скачут…
Кто-то плачет!
Тает пыль…
Растает пыль —
Обрастает сказкой быль.
* * *
Бросает на паром река
Волну с песком и глиной.
Степаном звали парубка,
А девушку — Галиной.
Ловили в детстве карасей,
Играли вместе в конницу,
На пáру лапчатых гусей
Гоняли за околицу…
Война вломилась миной в класс —
Сожгла десятилетку.
* * *
В горах.
Отряд.
Вечерний час.
Друзья идут в разведку.
— Вот карта…
Эти полустанки
Дня через три
Мы будем брать.
Чтоб немец не подбросил танки,
Вам нужно полотно взорвать. —
Отрада положил на стол
Брезент,
Бикфордов шнур
И тол.
А свет свечи бросало в дрожь,
И о стекло стучался дождь,
И капельки, стекая вниз,
Клевали каменный карниз.
— Не вас учить
Без скидок жить.
Взорвать!
Вернуться!
Доложить! —
В коридор толкнул Отрада
Взглядом сына в спину.
В темноту через ограду
Конь подковы кинул.
* * *
Ловили в детстве карасей,
Играли вместе в конницу,
На пáру лапчатых гусей
Гоняли за околицу…
Ушли они — в руке рука —
Осеннею долиной.
Степаном звали парубка,
А девушку — Галиной.
Ветер гнал за хмарой хмару
По дороге к Краснодару.
Дождик ветхий, вечер куцый.
Гнутся ветки, листья рвутся.
Ветром сбило, сбило градом
Ивовую ветку…
До рассвета ждал Отрада
В эту ночь разведку…
Но…
За кордоном псы рычали,
Сапоги месили слякоть.
Выходите, станичане,
Кто еще умеет плакать!
Топоры с собачьим лаем
Подогнали бревна ловко.
И на поперечной свае
Извивается веревка.
Виселица…
Виселица,
Кто из мира выселится?..
Люди врозь, поодиночке
Тишину несут на суд.
Галю, девочку в сорочке,
Через улицу ведут.
Рыжий унтер режет плетью
По лицу и по плечу.
Дымом дышит день и смертью
Между ребрами лачуг.
* * *
Воздух нюхает немецкий автомат.
Ветер справа — тень вперед.
Ветер слева — тень назад, тень назад.
Часовой, немой свидетель, часовой.
Ветер крутит бритый месяц над рекой.
Вербы, кручи — настороженный покой!
Часовой, немой свидетель, часовой.
Ночь.
За рекой горбатые
Шуршат патрули осокою.
Стоят тополя над хатами,
Красивые и высокие.
И тени такие длинные
Усталые тянут ноги,
И — от теней тигриная —
Шкура ночной дороги.
Ставнями
И железными
Болтами
Играет ветер.
Под касками бесполезными
Лежат черепа в кювете…
* * *
«Я врагам на радость никогда не плачу,
Враг нам платит смертью —
Время вычтет сдачу.
От тоски, от песни ли сердце бьется звонко,
В эту ночь повесили у меня девчонку.
Возле ивы тоненькой, около криницы,
Чтоб богам да звездам
На нее молиться!
Как посмотрят древние — и совсем состарятся
И криницу страшную обойти стараются…»
Порванная в клочья
Песня плачет звонко.
Этой ночью темной
Из петли девчонку Снял Степан…
Любимую
Схоронил,
Хорошую
В балке Голубиной,
Лебедой поросшей.
Где лопух развесил губы,
Где кустарник хилый,
Выкопал Степан под дубом
Кинжалом могилу.
Завтра снова выйдет солнце —
Утро будет…
Будет вечер…
Только больше не вернется
К жизни голос человечий…
* * *
День хмурый был,
А ночь пришла такая,
Что пса паршивого не выгонишь во двор.
И молния рвалась, как тетива тугая,
И гаркал гром над пропастями гор,
И ливень разворачивал развилку,
И оползни сползали на поля,
И ветер бил наотмашь
По затылку
Скрипевшие от боли тополя.
А через сутки
Ворвался в населенный пункт отряд.
На полустанке,
У разбитой будки,
Лежал
Полуобугленный солдат.
А рядом
Рельс закрученные бивни,
Платформы,
Танки,
Трупы,
Паровоз, —
Смешалось все!
И только полночь ливнем
Летела и ложилась под откос.
Все, как приказано!
Лежал солдат…
Над ним стоял Отрада.
Насупив брови, затянув башлык,
И на глазах у своего отряда
Три дня, как тень, бродил седой старик.
А в голове все:
«Сынку, сыну,
Это я тебя покинул.
Ты со мною был и не был,
Только небо!
Только пепел!
Только в поле ветер свежий!
Жил ты, парень,
Или не жил?
Твоему отцу на старость
Одиночество досталось.
Мне в седле под высвист плети
Тосковать до самой смерти!
Степа, Степа,
Сынку, сыну,
Это я тебя покинул!..»
Молчал.
Угрюмый он ходил
И снова
Ходил
И мял в руках ременный кнут
Три дня, как тень.
Он не сказал ни слова,
Когда о гроб
Ударил
Грубый грунт.
Не хлипким был Отрада
И не слабым, —
Он только челюсти сжимал до желваков.
И от могилы по дороге к штабу
Уверенно звенела сталь подков.
* * *
…У нефтескважин под рукою
Русло грыз «Стройгэс».
А с гор
Вприпрыжку к водопою
Бросался лес.
И там, где берег сделал стойку,
Над водопадом
Стоял и всматривался в стройку
Седой Отрада.
Шел вечер.
Над изрытой балкой
Был сумрак крут,
И чавкала землечерпалка,
Вгрызаясь в грунт.
И на костре у перевоза,
Где стружек вспышки,
Там чайник пар пускал из носа
И ерзал крышкой.
Цеплялись за дорогу фары
Цепного ЗИСа.
С носилками сновали пары,
И трактор злился.
У переправы куски металла
Глотала лодка,
И черным лебедем летала
Над ней лебедка.
И тучи буйволиным стадом
Гнал ветер крепкий.
Начальник стройки над водопадом
Стоял
Без кепки.
Бросалась Белая со стоном
Камням за спины,
Боялась, бедная, бетонных
Зубов плотины.
И вдруг откуда-то оттуда,
Из тьмы и гула,
С горящим факелом девчонка
К реке шагнула,
И с этой девушкой
Какой-то
Парнишка рядом.
Отрада вглядывался в сумрак
Тревожным взглядом…
А когда тесемкой длинной
Затянул узлы рассвет,
Он по балке Голубиной
Оставлял тяжелый след.
Оставлял…
Шуршали грубо
Два армейских сапога.
Подошел…
И возле дуба
Перепелок испугал.
Перепелки, перепелки
Сразу брызнули в разлет!
Скоро солнце слоем тонким
Позолоту разольет
На узорных листьях дуба
И на грубых желудях.
Где-то паровоз затрубит
На отстроенных путях.
От трубы трава проснется,
Ветер бросится в бурьян.
Зашумит листвой под солнцем
Дуб — колдун лесных полян.
Зашумит о тех, которых
Не увидит больше мать.
Зашумит о тех, которым
Под густой травой лежать.
«Перепелки, перепелки
Сразу брызнули в разлет…»
Он сидит, и дым махорки
Петли медленные вьет.
И вдруг откуда-то оттуда,
Из тьмы и гула,
С горящим факелом девчонка
К реке шагнула,
А с этой девушкой
Какой-то
Парнишка рядом.
Отрада вглядывался в чудо
Тревожным взглядом…
1950