«Я нисколько не печалюсь…»
Я нисколько не печалюсь,
Не тревожусь ни о ком.
У ларька Союзпечати
Мы встречались вечерком.
Он носил стального цвета
Макинтош через плечо…
Говорят, что все поэты
Любят очень горячо.
Летом были мы в походе.
Как-то раз, поев обед,
Он сказал мне, что приходит
К голове его сюжет.
Обещал он мне к рассвету
Написать один стишок…
Говорят, что все поэты
Пишут очень хорошо.
Но не верьте впредь поэтам:
На обман они легки.
Этой ночью до рассвета
Он сушил свои носки.
И обиды нет при этом,
Просто стало веселей.
Говорят, что часть поэтов
Просто ходят по земле.
Над вершиной тонкой ели
Небо стиснули хребты.
Здесь суровые метели,
Здесь волшебные цветы.
Здесь рассматривают скалы
Отдаленные края.
Перевалы, перевалы,
Горы — молодость моя!
На любой дороге дальней,
Как бы ни был путь тяжел
Вспоминал я этот скальный
Перевал Кичкинекол.
Разделяя две долины,
Окунувшись в высоте,
Он лежал у ног вершины,
Примостившись на хребте.
Я бы век не знал покоя,
Обошел бы полстраны,
Чтоб дотронуться рукою
До его голубизны.
Пусть мне в странствиях грядущих
Вечно светят, как маяк,
Перевалы, скалы, кручи,
Горы — молодость моя!
«По ущелью тропка вьется…»
По ущелью тропка вьется,
Бушует горная река,
И, как в песенке поется,
Твоя дорога далека.
А впереди снега и льды
Лежат на перевалах,
А впереди конец пути
И море блещет в скалах.
И, конечно, над снегами
Ты вспомнишь о Москве не раз,
А увидишь под ногами
Свою страну, родной Кавказ.
Но ты не стой, ты песню пой,
А в песне той поется:
По ущелью тропка вьется
Далеко.
1954
Рекламы погасли уже,
И площадь большая нема,
А где-то вверху, на седьмом этаже,
Качает сынишку мать.
О, сколько долгих ночей
С тобой мы проведем…
Отец твой далёко-далёко…
Пускай тебе, сын мой, приснится:
Амурские сопки и берег высокий —
Недремлющая граница.
Такою же ночью, Алеша,
Бродили мы с ним допоздна..
Не слушай меня, засыпай, мой хороший,
Придет и твоя пора.
«Стук колес дробнее, поезд дальше мчится…»
Стук колес дробнее, поезд дальше мчится,
В мареве рассвета растаяла Москва.
Мы сегодня едем учить, а не учиться,
Это к нам относятся слова:
Прощайте, дорогие друзья!
О вас забывать нам нельзя —
Быть может, мы и встретимся когда-нибудь,
А пока вам — счастливый путь,
Дорогие друзья!
Где-нибудь в Сибири, в дальней деревушке,
Будет жить учитель из города Москвы.
По ночам мигает огонек в избушке
И доносит ветер запахи травы.
И взмахнет старушка ласково рукою,
Набегут на сердце хорошие слова.
До свиданья, милый город над рекою,
Пожелай нам счастья, Москва.
Спросил я однажды соседа про счастье —
Он был, по признанию всех, не дурак.
Долго решал он проблему счастья,
И вывод он свой сформулировал так:
Об этом счастье, бездумном счастье,
Много думаем и поем.
С этим счастьем одно несчастье —
Мы, конечно, его не найдем.
Спросил я тогда аспиранта про счастье —
Он был, по признанию всех, не дурак.
Месяц решал он проблему счастья,
И вывод он свой сформулировал так:
Об этом счастье, бездумном счастье
Много думаем и поем.
С этим счастьем одно несчастье —
Мы в науке его не найдем.
Спросил я тогда девчонку про счастье,
Вопрос для девчонки был просто пустяк.
«Ну что тебе спеть про это, про счастье?»
И мне она спела примерно так:
«Что в этом счастье? Какой в нем прок?
Не надо много думать о нем.
Я знаю — оно по дороге в метро.
Я оделась уже — пойдем?»
«Прощай, Москва, созвездие дорог!..»
Прощай, Москва, созвездие дорог!
Пусть осень встретит нас весенним громом.
Вагон, который едет на восток,
На время станет нашим общим домом.
Прощай, Москва! За дальними лесами,
В бездонной синеве иной земли
Лежат пути, не пройденные нами,
Лежат и ждут, чтоб их, мой друг, прошли.
Крик паровоза ушел в леса.
Поезд продолжил рейс.
Двести четыре стальных колеса
Стукнули в стыки рельс.
И каждый вагон отрабатывал такт:
Москва — Воркута, Москва — Воркута.
Вагонные стекла свет лили,
Но в каждом вагоне люди пошлили.
Пехотный майор приставал к проводнице,
Майорша брюзжала, что здесь ей не спится.
Три парня, конечно, мечтали напиться,
А пышная дама — о жизни в столице.
И все это ело, дышало, неслось,
И всем надоело, и всем не спалось.
И каждый вагон отрабатывал такт:
Москва — Воркута, Москва — Воркута.
А в том бесплацкартном всеобщем вагоне
Лишь в тамбуре можно укрыться от вони.
И в тамбуре стынут сердитые лица,
И всем не сидится, не ждется, не спится —
Когда же окончится их маята?
Москва — Воркута…
Но в каждой душе, размещенной на полке,
Надежда была, про себя, втихомолку:
Что где-нибудь здесь вот, на этой дороге
Есть, кроме разлуки, зимы и тревоги,
Нехитрое счастье. Простая мечта.
Москва — Воркута…
За дальними соснами кончился день.
Наш поезд везет разных людей:
Кому-то потеха, кому-то слеза,
Кому еще ехать, а мне вот — слезать.
А мне вот сегодняшней ночью решать,
Каким будет путь и каков будет шаг,
Какая звезда там взошла вдалеке
И что за синица зажата в руке.
И стоит ли мне из-за этой синицы
Бежать в распрекрасные двери столицы?
Иль лучше шагнуть мне в пустые леса,
Чтоб эту звезду раздобыть в небесах?
Но нет мне ответа. Молчит темнота.
Грохочет дорога Москва — Воркута.
«Дождик опять моросит с утра…»
Дождик опять моросит с утра,
Слабо горит восток.
Путь наш лежит по глухим горам,
Где не бывал никто.
Где-то вдали, где-то вдали
Горный шумит поток.
Хмурый туман над долиной встал,
Дымно костры горят.
Желтый листок на тетрадь упал —
Пятое октября.
Где-то вдали, где-то вдали
Есть за дождем заря.
«Ночь. За дальним перевалом…»
Ночь. За дальним перевалом
Встал кровавым глазом Марс,
И с тревогой смотрят скалы
В тишину ледовых масс.
Ночь. Запрятав в камни воды,
Притаившись, тек поток.
И боялся до восхода
Приоткрыть глаза восток.
Гулко грохнули громады,
Закачался перевал,
Застучали камнепады
По обломкам мокрых скал.
Из-за гребня, дико воя,
Понеслись снега в налет.
И казалось, все живое
Этой глыбою снесет.
В эту ночь под перевалом
На морене Джаловчат
Восемь парней ночевало
И одиннадцать девчат.
Утром серые туманы
Вновь полезли узнавать,
Где мы там, в палатках рваных,
Живы, что ли, мы опять?
Мелкий дождик пискнул тонко,
И туман разинул рот:
Деловитая девчонка
Открывала банку шпрот.
