Александра Петрова{30}
УИЛЬЯМ ДАНБАР (ок.1460–1530)
[Послание королю]
О Господи, пошли мне сил!
Мне белый свет уже не мил,
Извелся я от злых страданий,
Любовь и радость позабыл:
Терзает боль в пустом кармане.
Стихи начну ли сочинять —
Не знаю даже, как начать,
Нет слов, и голова в тумане,
И падает из рук тетрадь.
Ох, как свербит в пустом кармане!
Бывало, я плясал и пел
И веселился как хотел,
Не знал тоски и воздыханий.
А ныне слезы мой удел
От страшной пустоты в кармане.
Тот, у кого набит карман,
С утра пораньше сыт и пьян.
А я бегу таких компаний —
Я, мол, пощусь, — каков обман!
Ох, горюшко в пустом кармане!
Что за карманы у меня!
В них деньги не живут и дня —
Бегут, как черти от литаний.
Мелькнут, укатятся, звеня, —
И снова пустота в кармане.
Я размышляю день и ночь:
Какой бы лекарь мог помочь,
Где капель взять и растираний,
Чтоб эту немочь превозмочь,
Засевшую в пустом кармане?
Вы, государь, тот врач благой,
Кому недуг поддастся мой,
У вас в руках предмет желаний —
Лекарство от болезни злой,
От пустоты в моем кармане.
[Жалоба королеве на хранителя ее гардероба Джеймса Дога, который, вопреки королевскому распоряжению, отказался выдать Данбару камзол]
Пожалованный получить камзол,
Пришел я смиренно, не чуя зол,
Но Дога уговорить не смог.
Презлющая псина этот Дог!
Не видеть Вашего мне даянья —
Свирепый страж хранит одеянья,
Он не пустил меня на порог.
Презлющая псина этот Дог!
При мне приказ был и Ваша печать, —
Он же лаять давай и рычать.
Пустился я в бегство, не чуя ног.
Презлющая псина этот Дог!
Еще бы немного, и мне пропасть —
На меня, как на зайца, оскалил он пасть.
Как волкодав, силен и жесток,
Презлющая псина этот Дог!
От кого б гардероб Ваш он не устерег?
И султан турецкий, и Гог-Магог
От него побежали бы наутек —
Презлющая псина этот Дог!
Зачем же страшилище это в чести?
Не лучше ль болонку Вам завести?
Свирепость такая — большой порок.
Презлющая псина этот Дог!
[На того же Джеймса Дога, когда он угодил Данбару]
Вас, государыня, молю
За друга, коего люблю,
Кто ваши платья чистит щеткой.
Наш Дог не дог, он агнец кроткий.
Коль я в стихах его задел,
Обидеть, право, не хотел —
Так, пошутил прямой наводкой.
Какой он дог, он агнец кроткий!
В порядке Ваши сундуки,
Подать, принять ему с руки,
Поздравлю Вас с такой находкой.
Не дог он вовсе, агнец кроткий.
Всегда покорен он жене,
Себя позволив по спине
Лупить сапожною колодкой.
Какой он дог, он агнец кроткий!
Ему супруга дорога,
Он носит с гордостью рога.
(А я б такую бабу — плеткой!)
Не дог он вовсе, агнец кроткий.
Пусть небеса его хранят,
Пусть принцы милостью дарят,
Пусть мир пребудет с ним, сироткой.
Ведь он не дог, он агнец кроткий.
РОБЕРТ ФЕРГЮССОН (1750–1774)
ОТ ДЖ. С. МИСТЕРУ РОБЕРТУ ФЕРГЮССОНУ
Не Аллан ли из гроба встал —
Поэт, что некогда блистал,
Что среди нашего взрастал
Чертополоха?
Нет, это Роберт засвистал,
И ведь неплохо!
По нраву мне, приятель, твой
Напев веселый и живой!
Тебе дан норов боевой
И дар поэта, —
Сам англичашка чумовой
Признает это.
В Эдине был я, когда там
Шел несусветный тарарам:
Монарха полагалось нам
Справлять рожденье.
Был прав ты, сей воспев бедлам
Без снисхожденья.
Пусть наша Скоттия сполна
Тебе даст всё, что дать вольна,
Всё, что в полях растит она,
Пусть будет в миске!
(Поэту ведь еда нужна
И вдоволь виски.)
Но ты, небось, не ставишь в грош
Земные блага, и негож
Тебе мой тост — ведь ты поешь
В мечтах о славе.
Ты лавров требуешь и ждешь?
В своем ты праве.
Ведь песнь твоя всегда звонка,
Легка задорная строка,
От отрока до старика
Всегда и все мы
Твердим, сойдясь у камелька,
Твои поэмы.
Когда придется мне опять
Зимой в Эдине побывать,
Мы станем пить да наливать
С тобою вместе
И свежих устриц поедать —
Всё честь по чести!
А коль тебя, наоборот,
Судьба в наш Бервик занесет,
Поэта берег Твида ждет,
А также рыбка —
Лосось наш, коего народ
Здесь любит шибко.
А как пойдут с парнями в пляс
Девчонки наши напоказ,
Ты оторвать не сможешь глаз
От милых лиц их —
Таких красоток, как у нас
Нет и в столицах!
Как станут юбками мести,
Грудями белыми трясти,
Ногами кренделя плести,
Вертясь с поклоном!
Чепцы вот только, уж прости, —
На страх воронам.
Я сам стихов не шлю в печать,
Хотя не прочь бы и начать,
Тебе ж никак нельзя молчать, —
Моя бы воля,
Я день и ночь готов ворчать:
Пиши поболе!
А я не крикну Музе: «стой!»,
Неприхотливый, холостой,
Не жажду роскоши пустой —
Ведь я не барин.
Поэт в душе я, но простой
Шотландский парень.
УИЛЬЯМ ТОПАЗ МАКГОНАГОЛЛ (1825 или 1830–1902)
ОБ ОДНОМ ПРИКЛЮЧЕНИИ КОРОЛЯ ИАКОВА ПЯТОГО ШОТЛАНДСКОГО
Король наш Джеймс Пятый любил гулять переодетый,
И однажды вышел неприятный сурприз через это.
У Креймондского моста на него напали цыгане в количестве пяти штук,
И королю пришлось отбиваться, не выпуская меча из рук.
А поблизости случилось быть одному бедняку,
Который молотил зерно на току,
И, увидев, что пятеро на одного напали,
Он бросился на них, размахивая цепом, и цыгане в страхе бежали.
И он сказал королю: «Ну как, целы, ваша милость?
У вас лицо в крови, надо, чтоб вы умылись.
Эти цыгане — сущие отщепенцы.
Пошли в сарай, я вам солью и дам полотенце».
Король, видя, что это человек порядочный и не плут,
Умылся и сказал: «Любезный, как тебя зовут?»
И тот ответил: «Сударь, Джон Ховисон мое имя,
Я работник на Брейхедской ферме, кормлюсь трудами своими».
«Проводи-ка меня до Эдинбурга, нашей столицы,
Ибо я хорошим самочувствием не могу похвалиться.
А если у тебя есть какое желание,
Исполнить его я даю обещание».
Джон сказал: «Я желаю, любезный гость,
Получить Брейхедскую ферму в собственность.
Но поведайте мне, кто вы такой будете и отколь?»
«Я хозяин Баллингифа, — ответил король. —
Явись во дворец в ближайшее воскресенье.
Чтоб за свой благородный поступок получить награжденье.
И не сумневайся, я сдержу уговор,
А ты заодно повидаешь королевский двор».
В воскресенье Джон нарядился как мог,
Явился в столицу на дворцовый порог
И спросил хозяина Баллингифа, на что его сразу
Допустили войти согласно приказу.
И тут Джона радость охватила всего,
Когда он увидел своего знакомого,
А тот взял его под руку и повел по покоям богатым,
Как будто Джон был его родным братом.
«А хочешь, — король говорит, — увидеть короля Иакова?»
«Как не хотеть, да ведь много народу всякого
Расхаживает тут во дворце,
А кто из них король, не написано на лице».
«Узнать короля, — сказал король, — ни один простак не преминет,
Потому как все обнажат головы, а король своей шляпы не снимет».
И он привел Джона в парадную залу,
Где толпились всякие герцоги, бароны и адмиралы.
Джон в смущении по сторонам озирался,
Потому что увидеть короля и хотел, и боялся,
И вдруг заметил, что все сняли шляпы, и только его спутник не обнажил головы,
И радостно закричал: «Ой, так это же вы!»
А король сказал: «Джон, Брейхедская ферма — твоя,
С уговором, что ежели еще когда забреду туда я,
Ты снова подашь мне умыться, как встарь».
И Джон ответил: «С превеликой радостью, государь».
О ВЕРНОЙ СОБАЧКЕ ФИДЕЛЬКЕ
