Так же воздушно (но это — разряженный воздух трагедии) сыграет он предсмертный монолог Алексея, когда мерцающий свет на сцене — лишь отражение внутреннего свечения души, отлетающей от изумленного тела. Это — легкость прощения и прощания, это сильнейшая сцена спектакля, его эмоциональная кульминация, сопровождаемая сначала изумленной тишиной зала, а затем — спонтанной овацией в финале монолога.
Важно отметить, что Мезенцев не играет в своем Алексее безволия, бесхребетности, покорности и страха. Созданный им образ притягателен именно тем, что этот Алексей, предчувствуя весь ужас своей судьбы и страшась ее, не теряет душу мятущуюся и трепетную, силу характера, нравственный стержень. Примечательны его диалоги с Петром I, в каждом из которых незримо прочерчивается та грань, которую Алексей не преступит, сколь ужасной ни была бы кара. И, сталкиваясь с этой силой, с этим взглядом исподлобья и интонациями ярости, начинающими звенеть в голосе Алексея, перед ним теряется сам Петр. Он может убить такого сына, но не переломить его.
«Вы можете расстроить меня, но играть на мне нельзя…» Строчка из «Гамлета» вспомнилась не случайно: царевич Алексей — роль, как никакая другая, пронизанная именно гамлетовскими мотивами. Человек, обреченный соединять порвавшуюся связь времен и предчувствующий, что кровавый молох поглотит его. Человек, «обреченный быть» и лишенный естественной свободы дела и духа, обреченный задавать себе вечный гамлетовский вопрос: «Жить мертвым или быть живым?».
…Сезон 1994/95 для Александра Мезенцева был необычайно богат событиями. В начале сезона, в Москве, в Доме актера на Арбате знаменитый германский режиссер, руководитель театра Ан дер Рур из Мюльхайма Роберто Чулли вручил Александру Мезенцеву премию имени Горданы Косанович — одну из престижнейших театральных наград Европы. Актер из России получил ее впервые. Без сомнений, это отголосок успешных гастролей Челябинской драмы в трех городах Германии со спектаклями «Самоубийца» и «Антихрист». Можно говорить, что Александр Мезенцев теперь — европейское театральное имя (чему есть иные подтверждения, помимо премии: Мезенцев участвует в интернациональном театральном проекте в Германии, летает на кинопробы в Париж…)
А в конце прошлого сезона пришел президентский указ о присвоении Александру Мезенцеву звания народного артиста России.
Но (и это, может быть, важнее) помимо внешних признаний былых заслуг в сезоне 1994/95 были и две новые большие роли: Нерон в спектакле по пьесе «Театр времен Нерона и Сенеки» Э. Радзинского (постановка Валерия Вольховского) и Цыпленок в драме «Царствие земное» Т. Уильямса (постановка Наума Орлова). Роли, без сомнений, связанные с попыткой перемены актерской темы и переменой участи: переиграв череду слабых, жертв обстоятельств и характера, Мезенцев попробовал сыграть хозяев положения, диктующих обстоятельствам свою волю («Надо бороться за то, что люди называют счастьем», — говорит его Цыпленок).
Актерская смелость в поиске нового не могла не восхищать. Не могло не восхищать виртуозное мастерство в роли Нерона, требующей мгновенного перехода из состояния в состояние. Все это было сыграно: Нерон Александра Мезенцева — порочный паяц и философ, игрок и убийца, чудовищный и жалкий одновременно. Но более всего — большой ребенок, преступно долго заигравшийся в игры, губительные для всех и, прежде всего, — для него самого.
Герой Уильямса с его комплексом полукровки и жизненной цепкостью зверя Мезенцевым наделен еще и слабостью: слабостью саморефлексии, вечных сомнений, неуверенности в праве быть хозяином жизни. Тень Гамлета возникла там, где ее, казалось бы, совсем нельзя было встретить.
Так стоит ли бежать от предначертанного? От роли, на которую давно есть право, которая может стать и итогом многолетних исканий, и открытием новых тем, которые возникают, когда исчерпаны старые. Гамлет Александра Мезенцева — быть или не быть?
Владимир Спешков
Уральская Кармен в Сан-Франциско
В репертуаре их театра два спектакля: «Кармен» и «Балаганчик». «Две настольных истории страсти», как написано на мелованных страницах солидного и изящного буклета, представляющего всех участников американского национального фестиваля кукольников («Puppetry-93») в Сан-Франциско. Национальный фестиваль собрал абсолютно интернациональную компанию, страницы буклета знакомят с театрами из Голландии (знаменитый Бурвинкиль!), Боснии, Перу, Испании, Швейцарии, Франции, Бельгии, Германии, Польши и, конечно, США. Россию (это решение организаторов фестиваля) представлял единственный коллектив: магический театр «Белый козел» из Челябинска. Театр Виктора Плотникова и Натальи Цветковой.
…Вольно или невольно, но мы привыкли, что театр — это стены. Каменная коробка, приложением к которой служат актеры, режиссеры, художники и их спектакли. «Настольные истории», которые последние год-полтора театр Виктора Плотникова разыгрывает на самых неожиданных площадках: в собственном доме, в уютном подвале «Каменного пояса», в совершенно неуютных, но колоритных стенах бывшей прядильно-ткацкой фабрики, в царскосельском дворце или «Коричневой коробке» (так назывался зал, в котором шли спектакли Плотникова на фестивале в Сан-Франциско), — напоминают подзабытую истину: театр — не учреждение, но чудо, и способен возникать в самых неожиданных условиях, если есть художник.
Театральный художник — первая профессия Виктора Плотникова (что удостоверяет диплом ЛГИТМиКа). Режиссура и актерство, гитара и романсы были после, а все вместе впервые понадобилось в «Балаганчике»: здесь Плотников воистину работает как человек-театр, водит на нитях Пьеро и Арлекина, поет, рисует… В туманном, ускользающем мире этого спектакля он, несомненно, главный.
«Кармен» — бенефис Наташи. Наталья Цветкова, высокопрофессиональный переводчик и деловая женщина, что называется, бизнес-леди, жена Виктора, хозяйка их гостеприимного дома по улице Кирова, мама двух дочерей: четырнадцатилетней Ксении (она была участницей американской поездки) и годовалой Капитолины.
«И как это Плотников втянул меня в такую авантюру: податься в актрисы?» — вздыхает порой Наташа с притворным недоумением и очаровательным кокетством, не уставая напоминать зрителям, говорящим комплименты после спектакля, что в их театре все определяет Виктор. На что один из благодарных зрителей (а был это знаменитый Вячеслав Полунин) мягко заметил ей: «Вы не правы. В искусстве все определяет женщина, а в вашем театре — вы».
Оставлю каждого при своем мнении, к чему здесь спор? Лучше сначала коротко расскажу о международном фестивале «Кукарт-93» в Царском Селе. Это было за месяц до Сан-Франциско. В Царском Селе я был вместе с Виктором и Наташей, и сейчас, на исходе лета, те июньские десять фестивальных дней «Кукарта» вспоминаются как нечто почти сказочное. Сказочно красиво было само Царское Село: дубы в Федоровском городке, пруды и аллеи Екатерининского и Александровского парков, паркет и позолота дворцов, белизна скульптур и лицейских стен, запах мокрой листвы и кофе на террасе Запасного дворца, в котором разворачивались основные события фестиваля.
Виктор Плотников в Царском Селе в свое время жил и работал. Он был художником спектакля «Волшебная флейта», которой режиссер Михаил Хусид поставил в российско-французской интерстудии кукольного и синтетического искусства. Запасной дворец — дом этой интерстудии, а Михаил Хусид — организатор и хозяин «Кукарта», ставшего в этом году прежде всего фестивалем места («Наверное, Царское Село сейчас — красивейшее место России», — говорит Плотников).
У царскосельских спектаклей Виктора и Наташи была удивительная среда обитания. В одной из комнат Запасного дворца художники петербургских театров кукол готовили свою выставку. Эскизы, макеты и сотни марионеток на длинных нитях насыщали пространство энергией вечного театра и атмосферой непрекращающегося художественного процесса, поиска: идеальной атмосферой, особенно для «Балаганчика», все события которого, по замыслу Плотникова, происходят в мастерской художника. Здесь и были сыграны спектакли челябинцев (чему, надо заметить, очень способствовал автор выставки, замечательный художник-кукольник из Санкт-Петербурга, Андрей Севбо).
Был успех, давший уверенность. Были серьезные и долгие разговоры с профессионалами: художниками, режиссерами, актерами разных стран (вся фестивальная публика была профессиональной). Спектакли Плотникова заставляли людей думать и говорить о своем, очень личностном, что важнее поверхностных и холодных оценок. Была хорошая пресса. И предложение совместной работы от Вячеслава Полунина было принято; вот почему Плотников сейчас все время либо еще не прилетел из Санкт-Петербурга, либо уже улетел. Вместе с Вячеславом Крамером (автором нашумевшего спектакля «Фарсы») они работают над моноспектаклем Полунина.
