Для большинства произведений Ван Вэя, как отмечалось выше, характерно противопоставление буддийских и традиционных китайских понятий.
Буддисты утверждают, продолжает Ван Вэй, что "...лотос способен закрыть собой три тысячи больших и малых миров", что он "...поддерживает ноги Будды", и этому положению Ван Вэй противопоставляет легенду из "Чжуанцзы", в которой рассказывается, как у некоего мудреца в левом боку выросла ветка ивы, причинявшая ему массу неудобств, и потому он стал рассматривать ее как рану (впоследствии "ивовая ветка" стала означать "нарыв", "чирей". - Г. Д.). Этой легендой Ван Вэй, возможно, желает показать, что в китайских положениях немало вымыслов.
Далее Ван Вэй рассуждает о таких понятиях, как тело и сознание, от которых, как утверждают буддийские наставники, следует отказаться. "Если отбросить тело и сознание, кому же тогда [предназначается] счастье и несчастье?", - говорит Ван Вэй. Эту строку следует рассматривать как полемический выпад в адрес буддийских положений о "теле и сознании", о "счастье и несчастье". Ведь если отказаться от тела и сознания, что проку тогда толковать о счастье и несчастье? Следующая строка также полемична: "Когда исчезает мысль, отбрасывается и бытие, где же тогда можно опереться на Пустоту? Если не касаться трех миров, значит, тщетно трудятся восемь фэн?" {Восемь так называемых "земных условий", куда входят четыре пары противопоставлений: обретение - потеря, удача - неудача, похвала порицание, счастье - страдание.} "И в этом заключается наша "острота ума"!" - завершает Ван Вэй.
Но, несмотря на некоторое несогласие с рядом буддийских положений, Ван Вэй признает необходимость и пользу буддийского учения для Китая, признает заслуги Хуэйнэна, который проявляет "...сочувствие по отношению к людям из иных земель, пока еще не услышавших голос дхармы, снисходит к невежественным людям, готов начать доброе дело: учить их терпеливости, отказу от гнева, отказу от охоты за добычей" {Отказ от добычи - отказ от привязанностей к мирской суете.}.
Совершенно очевидно, что Ван Вэй признавал главенство направления Хуэйнэна, преемником которого полагал Шэньхуэя. Хуэйнэн для Ван Вэя истинный буддийский наставник, достойный самого высокого почитания; для него поэт находит около десяти титулов и эпитетов в этой эпитафии, китайских и буддийских по происхождению. Чаще всего Ван Вэй использует "чань ши" "чаньский наставник" и "да ши" - "великий наставник". Употребляются Ван Вэем и чисто китайские названия "шэн" - "мудрец", "чжи жэнь" - "совершенный человек", "хуань жэнь" - "чудотворец". Термин "хайши" можно перевести как "кормчий", но под словом "хай" - "морс" - подразумевается скорее всего "сансара" - "море страданий" {Сансара - бесконечный круговорот перерождений в живых существ, колесо рождения и смерти, колесо бытия, источник страдания, от которого можно освободиться, познай истинное учение и достигнув желанной нирваны.}, в котором Хуэйнэн и есть кормчий. Есть в лексике Ван Вэя чисто буддийские термины: "цзинь шэн" - "золотое тело", употреблялось китайскими буддистами по отношению к Будде, "хуа шэн пуса" - нирманический бодхисаттва, "хуа фо" - нирманический Будда.
В жизнеописании Хуэйнэна Ван Вэй употребляет сравнения индийско-буддийского и китайского происхождения: "Царство, где люди с разрисованными телами и подвешенными к ушам серьгами плавают в море годы напролет, все они желают протереть глаза и узреть облик дракона и слона". В буддийской литературе слон - символ терпения, сдержанности, самообладания. Видимо, Ван Вэй намеренно прибег к сравнению Хуэйнэна со слоном, ибо перед этим говорит, что наставник "...стал учить людей понятию о терпении. Те, кто терпят, - не рождаются и не умирают", т. е. достигают вожделенной нирваны, прерывают цепь рождений и смертей.
Буддийские проповедники, считает Ван Вэй, "...раскрыли содержание собрания буддийских канонов, открыто показали в действии понятие "жемчужина в платье"". Обращение к буддийской притче - намек на то, что польза от буддийского учения может быть лишь в случае ею глубокого осознания, понимания: Будда положил жемчужину в полу платья некоего бедняка, но тот ничего не ведал о драгоценности, и потому с обретением сей жемчужины жизнь его никак не изменилась, и он по-прежнему прозябал в бедности.
В эпитафии Ван Вэя своему духовному наставнику можно заметить его двойственное отношение к буддизму: поэт - адепт и популяризатор буддийского вероучения, но его не устраивают существующие в буддизме противоречия, на что Ван Вэй постоянно сетует: "Буддийское дао охватывает все четыре вида живых существ, постоянно указывает на шесть направлений {Имеются в виду шесть сансарических миров.}, но даже у мудрецов, бывает, иссякает ум, и существуют такие сочинения, смысл которых не укладывается в голове". В таких понятиях, как "...шестьдесят две мысли, сто восемь тем, - продолжает Ван Вэй, - во всем этом ничего не найдешь [имеющего смысл], пожалуй, на этом следует закончить". Напомним, что в одном из прозаических произведений ("Представляю монахам толкование сутры "Жэнь ван" - добродетельный князь") Ван Вэй также употребляет понятие "сто восемь тем": "Вместе с сорока девятью монахами исходим из ста восьми тем" {Число 108 почитаемо в буддизме: 108 томов священного канона; число 108 кратно девяти, трем; четки имеют четыре связки по 27; буддийские монастыри окружены стеной с 108 субурганами и т.д.} [257, с. 308], которое тесно связано с таким понятием как "лю гэнь" - "шесть основ" (глаз, ухо, нос, язык, тело и мысли, память) как составная часть закона причинного возникновения - двенадцатичленного колеса зависимого происхождения. Поскольку каждая из этих основ может вызывать желание (одно из важных понятий буддизма), то оно уже будет шестикратным. Три способа проявления {"Три способа проявления" - невежестно, похоть, злоба.} делают "желание" восемнадцатикратным, а при делении на внешнее и внутреннее становится тридцатишестикратным и, будучи приложено к настоящему, прошедшему и будущему, превращается в сто восемь различных видов желаний, причиняющих страдания.
Вторая эпитафия Хуэйнэну - "Бэймин и шоу", имеющая подзаголовок "Эпитафия умершему чаньскому наставнику Великому Добродетельному Чистое Просветление государства Великого Спокойствия при Великих Танах",- относится к этому же времени написания |257, с. 434]. Здесь Ван Вэй продолжает прославлять Хуэйнэна: "На Великой земле, где [существует] множество всяких звуков, раздался голос проповеди [Хуэйнэна]. Множество людей, подобно песку Ганга, стали следовать Драгоценности, [создавать] величественные лики [буддийских божеств]". Однако Ван Вэй прекрасно сознает, что Хуэйнэн своей деятельностью внес в дело распространения буддизма очевидный раскол, когда буддизм оказался под угрозой: "Когда шестой патриарх [как противник Будды] сеял смуту, Четыре Драгоценности оказались под угрозой [существования]. Но [Будда] открыл сузившиеся Ворота сладчайшей росы, очистил Дом от зловония и плесени. Воссел на драгоценной лежанке, размахивая белой метелкой". Последующее содержание эпитафии говорит о том, что "...очищение учения Хуэйнэна завершилось благопристойно для чаньского патриарха", т. е., безусловно, поэт хочет сказать, что Хуэйнэн все-таки примирил свое учение с общим руслом буддийского учения: "Тогда [Хуэйнэн] взошел на лотосовый алтарь, окончательно заставил мудрецов и великих спорщиков выскоблить [еретические] слова из [книг] и сжечь свои сочинения, а ученых-конфуцианцев с плоскими веками [заставил] отбросить прочь [конфуцианскую] гуманность, осудить принципы [конфуцианской] справедливости". Ван Вэй заключает к своему удовлетворению: "Вот к чему пришли, кто теперь посмеет не прийти с изъявлением покорности?"
Ван Вэй сообщает подробности биографии Хуэйнэна - о моментах принятия монашеского сана, просветления и "исчезновения".
Хуэйнэн объявил, что "вот-вот уйдет", и за ним буквально по пятам стали следовать толпы людей в надежде присутствовать при моменте "исчезновения" тела. Однако Хуэйнэн разочаровал толпу, и спустя некоторое время все стали сомневаться, толпа рассеялась. Тогда-то, в ночное время, Хуэйнэн "...исчез, сидя с поджатыми крест-накрест ногами". В этот момент "...все исчезло - и луна, и солнце, и великое безмолвие". Стела, воздвигнутая в честь Хуэйнэна, "по форме", сообщает Ван Вэй, если смотреть сверху, "словно сердце", и "...внешняя форма отражает внутреннюю суть". Хуэйнэн оказался способным "...умертвить дракона и усмирить бешеного слона". Он "...установил победный стяг и надолго утвердил чаньское учение".
Указанные эпитафии Хуэйнэну наряду с другими сочинениями дают все основания убедиться в глубокой теоретической подготовке Ван Вэя, с легкостью оперирующего буддийскими понятиями. Чань-буддизм оказался очень близок поэту хотя бы тем, что философские размышления чаньских патриархов в "Алтарной сутре" приводятся в стихотворной форме. Ван Вэй и сам называл некоторые свои произведения гатхами.
