* * *
— Ты циник. — Нет, не до конца.
В себе не вижу подлеца.
Я просто не добрал, как все,
В твоем базарном колесе.
— Так я устроил этот мир.
— Что ж не позвал меня на пир?
Я поначалу был неплох,
А ты готовил мне подвох.
— Пойми: над каждым я смеюсь
И сам в накладе остаюсь.
Вот мой Эдип. Он был умней,
Чем все поэты ваших дней...
— И что же, ты его любил
И вместе с ним раздавлен был?
Ты высмеял его мечты.
Из нас двоих циничней ты.
— Слепец, найти меня не тщись,
Не посягай ни вглубь, ни ввысь.
Не у́зришь моего лица,
В себе на зная подлеца.
18 июня 2004
* * *
— Ты ни разу безоглядно не любил.
— Ну, а скуп-то кто из нас с тобою был?
— Я заслуги отпускаю по уму.
— Только ум твой достается — не тому.
23 июня 2004
* * *
Архитектура унылая, но экономная.
Впрочем, по правде сказать, и не очень противная.
Низко над крышей душа моя реет бездомная,
Тело же тут, и нужда у него примитивная.
Душу мою отлови, ублажи, рассмеши ее
И приголубь, приласкай осторожно и сдержанно.
Жалко убогую: день ото дня всё фальшивее,
Лжет, притворяется, третьему штилю привержена.
5 февраля 2004
* * *
Что не о смерти, то мимо. О чем говорим?
Слава пустее отечества. Горечь и дым.
Вводит потемками юности в чувственный ад
Твой навсегда опрокинутый в прошлое взгляд.
Кто мне шептал: ностальгия страшней евменид,
Коршуном кинется, клацает, в пропасть манит?
Нету ей места в душе, только горечь и вздор
Мучат потемками юности схваченный взор.
Нету ей места в душе, не об этом она.
Родина слякотна. Выхухоль да белена.
Смерть на пригорке присела, умыта росой.
Рядом любовь примостилась. И тоже с косой.
2003
* * *
Служа возлюбленной, он предал мать,
Отрекся, отвернулся от родимой,
И стал удел его неотвратимей
Болезненные формы принимать.
Всё поначалу было ничего.
Неладное не сразу проступило.
Гордился, не вникал в природу пыла,
Теснившего сознание его.
Но дальше тягостная тень легла
На все его дела, иссякла вера,
И вот уже душа, а не карьера,
В кривые угодила зеркала.
Единственная... Но дрожит струна.
В крови разлад. Он видит виновато:
Вчера единственная — чужевата,
Жизнь множественна, мать — одна.
Ан поздно... Через три десятка лет
В чухонской роще над ее могилой
Стоит он под руку с предавшей милой
И ни на что не может дать ответ.
4 сентября 2003
* * *
Любовь и честь тебя влекут и радуют,
Сэр Ланцелот, —
И женщина в твои объятья падет,
Как зрелый плод.
Скажи люблю — блаженная наладится
Меж вами связь,
Да ворон на плечо твое усядется,
Достойный князь.
Пройдут года. Давно в другую сторону
Глядит она,
А каждый день подкинуть пищу ворону
Душа должна.
23 сентября 2004
* * *
Подлость и подлинность рядом стоят в словаре.
Мы и до Фрейда умели заглядывать в душу.
Ночью безветренной звезды гостят во дворе.
Может, научат. При них не совру и не струшу.
Многоочитая подлинность, как ты страшна!
Бог — это пол, нас учили. Страшна, полноводна.
Звездочка малая у горизонта видна.
Шепчет, потупившись: милый, проси; я свободна.
Жара душевного я у звезды попрошу,
Истины плазменной, ласки мучительной, млечной.
Всё, что сказать не решался, впервые скажу
Из катакомб, из трущоб суеты быстротечной.
11 ноября 2004
* * *
Когда всё живое
В душе опустилось без сил,
На небо ночное
Спокойный я взгляд устремил.
Таинственным светом
Ответила мне глубина.
Обидам и бедам
Предел обещала она.
Звезда мне сказала:
— Приду заповедной тропой,
Сниму покрывало,
Навеки останусь с тобой.
2004
* * *
Что я люблю в тебе? Я всё в тебе люблю.
Здесь места нет критическому взгляду.
Мечту несбывшуюся. Молодость мою.
Мой скорбный труд. Влечение к распаду.
Ты скажешь: эгоизм — вот вся моя любовь.
Но разве есть любовь другая?
Читатель рифмы ждет — и не ошибся: кровь
Снимает все вопросы, дорогая...
19 февраля 2004
Животворные сумерки любит звезда
* * *
Животворные сумерки любит звезда,
А включили не вовремя свет —
Тут не жди, что обида пройдет без следа,
Раньше твой улетучится след.
Растворятся дворцы твоего торжества,
Бастионы твоих крепостей.
Ты умрешь, но обида пребудет жива,
Расцветет, нарожает детей.
Не поможет беде вороненая сталь
И свинца искупительный свист —
Не отложит смычка камнеточец-мистраль,
Не уймется сверчок-активист.
Вот уж глиною сделался твой генотип,
У потомка — пылинка в горсти,
А заочный смешок, словно атомный гриб,
Над землей продолжает расти.
6 января 2005
* * *
На реке Орино́ко
Человек одинок.
Цедит воды потока
Обреченный челнок.
Но, представь, и на Каме,
И на Темзе-реке
Одиноки веками
Мы в худом челноке.
Злая шутка природы,
Я креплюсь, не кричу...
А про невские воды
И совсем промолчу.
Тут возмездье вернее,
Тут ты вовсе ничей.
Нету пытки страшнее
Этих белых ночей.
Тут и Бог не услышит,
Лишь пучина манит,
Да предательством дышит
Окаянный гранит.
Молча выйду на стрелку,
Посейдону кивну
И — как подлую сделку
Эту жизнь прокляну.
июль 2002
* * *
А есть и такие, что веруют во Христа.
Для них иные пропасти — суета.
Христос (говорят они раз в году) воскрес —
И ждут чудес, божественных ждут чудес.
Но мир померк в глазах одного глупца.
Он схвачен тьмою, и нету на нем лица.
Он твердо знает: что было, будет опять,
И повторяет: лучше не быть, не знать.
2005
* * *
Бог не играет в кости, говоришь?
Ну, выйдем к морю... Берег омывает
Сладчайшею волной, повсюду тишь, —
А в этот миг — кого-то убивают.
Выходит, всеблагой недоглядел?
Избраннику он душу ублажает,
А что его курятник поредел,
Того не видит, не соображает?
Нет, он — из Монте-Карло вертопрах.
Цветаевой не сыщешь на погосте
Заброшенный без реквиема прах.
И Моцарта швырнул в канаву кости.
21 января 2005
* * *
Вот, помню, жил один —
и родину воспел.
Он умер и забыт.
— А ты б чего хотел?
— Не знаю... Странные
присущи ей повадки.
Мне кажется, она
играет с нами в прятки.
Картинами того,
что сам накуковал,
Воскресни тот, его
убило б наповал.
27 января 2005
— Я в храме Солнца жил, я был твоим жрецом —
И вот лежу во рву с продетым в нос кольцом.
Отец мой, смилуйся! Рассей недоуменье:
Зачем отсек лучи? За что навлек затменье?
— Что я наделала!.. И это — мой Самсон?
Не уступивший льву — бессилен, ослеплен!
Влюблялась часто я, но лишь его любила —
И шуткой роковой навеки погубила!
Не он ли рвал шутя тугую тетиву?
Без ласки милого я дня не проживу.
Сказать ли: мне дитя родное не дороже!
И в унижении люблю его... О боже!
— Что ей мерещилось? Что я непобедим,
И филистимляне рассеются, как дым,
Что я их пощажу и в новой славе выйду,
И мы подружимся, а враг простит обиду?
Пожалуй, волосы мои и отрастут,
Но солнце для меня навек померкло тут.
Не стыд, не слепота меня гнетут и гложут —
Затменья божества душа принять не может.
29 марта 2003 — 27 января 2005
ВОЗРАСТ МЕЧТЫ
(со слов юной наперсницы)
Новые пропасти, новые сферы...
Девочка, мальчик — и шпилька Венеры.
