Михаил Светлов - Улыбка Светлова

— Взаймы берешь чужие деньги и на время, а отдаешь свои и навсегда.

Однажды он пошутил:

— Занимать деньги надо только у пессимистов. Они заранее знают, что им не отдадут.

Главный помощник воспитателя — юмор, — говорил Светлов. Во вступлении к своей книге «Я — за улыбку» он приводит два примера из практики воспитания собственного сына:

«Однажды я вернулся домой и застал своих родных в полной панике. Судорожные звонки в «неотложку»: Шурик выпил чернила

— Ты, действительно, выпил чернила? — спросил я

Шурик торжествующе показал мне свой фиолетовый язык.

— Глупо, — сказал я, — если пьешь чернила, надо закусывать промокашкой.

С тех пор прошло много лет — и Шурик ни разу не пил чернила.

В другой раз я за какую-то провинность ударил сына газетой. Естественно, боль была весьма незначительной, но Шурик страшно обиделся:

— Ты меня ударил «Учительской газетой», а ведь рядом лежала «Правда».

Тут-то я и понял, что он больше не нуждается в моем воспитании».

Светлов нежно любил сына. Еще с маленьким он обращался с ним как с равным. Их связывала крепкая мужская дружба.

Во время одной из наших бесед Светлов взял листок бумаги и написал:

В последние годы Светлов и в стихах и в личных беседах часто стал обращаться к теме старости. Давали себя знать возраст, и нелегко прожитая жизнь, и уже возникавшие то и дело недуги.

Тогда он и написал две строчки задуманного нового стихотворения:

Светлов много раз пытался продолжить стихи. Было много вариантов. Но продолжения, в силу этих строк, не получалось. Все, что писалось рядом, автором зачеркивалось. Незачеркнутыми оставались только эти две строчки, которые сами по себе являются законченным стихотворением:

Принимали в Союз писателей поэта, малоспособного, но пробивного.

Светлов высказался против.

Кто-то защищал:

Но ведь его стихи посвящены важной, солдатской теме.

— Когда я читаю хорошие стихи о войне, — возразил Светлов, — я вижу: если ползет солдат, то это ползет солдат. А тут ползет кандидат в Союз писателей.

Светлов стойко и мужественно умел переносить невзгоды и почти никогда не жаловался. Бывали жестокие и несправедливые нападки критики. Не всегда все было хорошо дома. Долгая и мучительная болезнь… Светлов почти всегда отшучивался и говорил:

— Счастье поэта должно быть всеобщим, а несчастье — обязательно конспиративным.

Светлов любил, когда я приносил ему в больницу шаржи и приколачивал их к стене.

Глядя на рисунки, он говорил:

— У меня создается ощущение, что я не в больничной палате, а дома.

Тяжело больной, он не терял веры в свое выздоровление и терпеливо ждал возможности вернуться к общению с друзьями.

Больного Светлова пришла проведать знакомая. На ней было платье из пестрой ткани. Рисунок этой ткани состоял из названий городов, фамилий знаменитых клоунов, кинозвезд…

Человек тонкого вкуса, Михаил Аркадьевич надел очки и, иронически улыбаясь, стал изучать надписи.

— Чему вы улыбаетесь? — смущенно спросила посетительница. Разве вам не нравится мое платье?

— Наоборот, — мягко сказал Светлов. — Я смотрю на него и думаю, что вас можно читать всю ночь!

Когда его на короткое время выписали из больницы, он в машине, по дороге домой, сказал:

— Я чувствую себя птицей, которая едет в ломбард выкупать свои крылья.

По настоянию врачей Светлов должен был уехать на длительное время в Ялту. Ему не хотелось расставаться с Москвой, с друзьями, с клубом писателей, куда он приходил почти ежедневно. Я пытался нарисовать его, чтобы отвлечь от невеселых мыслей. Но и рисунок получился невеселым.

Светлов написал под ним:

Я снова возвращаюсь к нашей книге «Музей друзей».

Когда работа над ней подошла к концу, мы со Светловым затосковали. Не хотелось расставаться с книгой. Светлов написал:

За десятилетия моей работы, — говорил Светлов, — у меня выработалось правило: пиши так, как будто ты сидишь и разговариваешь с читателем за одним столом.

Над новой книгой мне пришлось работать одному. Но во время этой работы у меня постоянно было ощущение, что рядом присутствуют Светлов и ты, любящий Светлова, читатель.