Плесень
Ну а если на самом деле
В жизни нету особо смысла?
Если это не промысел божий,
А случайно белки «прокисли».
Если мы ДНК – и не больше
И в нас нету духовной искры,
Мы конечные автоматы
Без системы прямого впрыска.
Если мы не венец природы,
А ее причудливый выхлоп,
Словно плесень на старом заборе,
Где стихия давно утихла.
А мы бьёмся за ареалы,
Наши лидеры – та же плесень.
Коалиции, войны, смуты
Под звук бубнов, речей и песен.
Рьяно строим себе границы
В сучковатых узорах забора.
И придумываем легенды,
Находя скрепы в них и опоры.
И живём по нелепым законам,
Протестуем, растим патриотов,
Ищем деньги, скрипим недовольно
И боимся – переворотов.
Причитаем, ругаем друг друга,
Любим, жаждем, кругом кипят страсти…
Но однажды приедет хозяин
И забор наш морилкой закрасит…
Как-то вечером недавно,
Между прочим, с две недели,
Мы сидели, выпивали,
Ну и «ничего» не ели.
Мишка, я, Олег, и Сашка,
И егойный друг Дениска.
Мы лупили сковородки,
Там картошка и сосиски.
Так, немного мы заливали,
Шёл второй стакан на рыло,
А в углу висела плазма,
В этой плазме говорили…
Что там про непогоду,
Про лесные там пожары,
И про Крым и Украину,
И про тёлочек поджарых
Тут мы вместе услыхали
С одуревшими очами,
Что Америка решила
Отжать остров у датчан.
Мишка крикнул: что за лажа,
Пусть хоть десять триллионов,
Но Гренландия, бесспорно,
Ведь жемчужина короны,
Что датчане хоть любят,
Деньги те – и кэш, и в банках,
Но земли своей ни пяди
Не дадут датчане янки.
Сашка с другом посмотрели
В телевизор этот сиплый
И, пожав плечами, тоже,
Согласились, что-то типа:
Нет, конечно, эти педо-
Европейцы не дебилы…
Пусть и деньги неплохие,
Но в ресурсах типа сила,
Типа каждый из варягов,
Дюже счастлив за отчизну,
И датчане тоже жаждут
Так предаться оптимизму.
А Олег к тому моменту
Уже просто нахлебался
И в политику такую
Он ни разу не пускался.
Тупо пялился на тёлок,
Официанткам улыбался.
Оказалось, не «футболом»,
Просто интересовался.
Посмотрели друг на друга
Изумлённо горемыки,
А Олежка от напряга
Как-то странно захихикал…
Я взял слово: други-братцы,
Это как же понимать-то?
Надо ведь сейчас, ребята,
Что-то нам предпринимать!
Эти Штаты тут опять же
Собралися занимать?
Чтоб в кредит купить ресурсов
На полмира, вашу мать?
Хотя, строго между нами,
В моих мыслях нету кроя,
Зачем Штатам вообще нужна
Эта уйма геморроя?
На гренландской-то землице
В нашем двадцать первом веке
Проживает-то всего лишь
Шестьдесят тысяч человек!
Так на кой ляд триллионы
Надо Дании платить-то?
Ведь же проще одним шотом
Море кроликов убить!
Провести там референдум,
Лишь участникам платить,
По лимону, пусть по два,
Хоть по десять
– нах
– итить.
Все мы вдруг переглянулись,
Осенило, вашу мать,
Только что сообразили,
Как Гренландию продать!
Только вот одна загвоздка,
Получается, в Крыму
Этот платный референдум
Очень даже не поймут…
Открыл глаза, лежу в больнице,
Совпала группа, так бывает.
Рядом здоровая бабища,
Мы с доктором её спасаем.
Осунулся, всхуднул, весь бледен,
В глазах туман, мне не спуститься.
Во мне катетеры и трубки,
Течет мой ихор в дьяволицу.
И Парацельс бы не увидел
Ни анемии, ни хлороза.
Она цветёт, благоухает,
Как синтетическая роза.
А мы, все те, кто здесь в палате,
Теряя бодрость духа, силы,
Сдаём ей наши кундалини
В эритроцитных эликсирах.
И хрен один ещё ей носит
С горкой налитые граали,
Дочке тирийского владыки,
В недавнем прошлом бабе Вале.
Казалось бы, ну всё, довольно,
В ушах гудит, серые лица,
Но персонал ещё готовит
Новую ветку подключиться…
Собравши волю, восклицаю,
Словно расплывшийся вареник:
«Может, не надо больше трубок?
Это же всё-таки стоит денег?»
Ответил доктор, ухмыляясь:
«Я не готов давать отчётов,
Я проложил пять этих веток,
За свой же персональный счёт!»
На NYMEX я продал CRUDE BLOOD,
Фьючерс с физической поставкой.
Отбросьте прочь свои сомнения,
Мысленный хаос, смуту, давку!
Ваша задача быть довольным!
И не читайте Facebook ленту!
А то продукт начнёт горчить
И не понравится клиенту!
Спасибо, доктор, что сказали,
Ведь это было очень кстати,
С инфраструктурой, мне понятно,
У вас всё схвачено в палате…
Но я почувствовал подвох,
Закинул в рот больничной каши:
«С хера ли, скажите, доктор, мне
Моя же кровь вдруг стала вашей?»
В одной презабавнейшей многоэтажке
Семейства живут – и живут весьма тяжко,
Франсуаза и Герман с большою семьёй,
Тёрки, конфликты, их жизнь бьет струей.
Герман с женой и племяшка их Поля,
Бабка есть Нора, работает в поле,
Вернее, не в поле, вернее, на шельфе,
Богатая Нора, как сказочны эльфы.
Есть ещё старая добрая Бретти,
Но одинока старушка на свете,
Вроде ушла, как-то не до конца,
Вертится где-то в районе крыльца.
Талия с ними в квартире живёт,
Такая спокойная, пиццу жует,
Модно одета, радушна, любезна,
В общем, в квартирные дрязги не лезла.
С Германом также живут в той квартире
Три профурсетки, вселённых в сортире,
Квартира не бог весть, для них места нету,
В квартире их слышно, но не заметно.
Раньше сестрёнки жили с соседом,
Но как-то он не поделился обедом,
И те, все в обидках, с грядки на грядку,
К Герману в хату на той же площадке.
Соседом же Русик с женой уркой Инной,
С чего она урка, затянуто тиной,
Она не сидела, засранец сосед
Глаголет так всем уже как тысячу лет.
А выше этаж, там живут два семейства,
Саша – один, у него много места,
Чин, у него всегда валом народу,
Все как один, все единого сброду.
Где-то пониже в районе подвала,
Ирка и Сири живут как попало,
Сашка к ним ходит и душегубит,
Что тут сказать, если бьёт – значит любит.
Саша вообще беспокойный товарищ,
Много уж в доме устроил пожарищ,
Капал все Инке йодом на мозг:
Вы поживите-ка с
