значит жил не зря.
Музеи, юбилеи, обелиски –
Сплошная хрень – на кой тебе музей?!
Толпе всегда предпочитал друзей,
Что не сдадут, не бросят – самых близких.
Они же братья – Робби, Джонни, Рэй –
И не пырнут вопросом, как заточкой.
Ты с ними отрывался, был ребёнком,
Но знал ты и мучительные ломки
От мысли, что и здесь ты в одиночку.
Случалось так – и задыхались строчки
О том, что ты предчувствием томим,
Что мрак сомкнулся и не сладить с ним,
Что ты чужое место чьё-то занял,
И срок придёт – а ты совсем один…
Смотрел потерянно, насторожённо,
И видел, как заходит гость незваный
Сквозь дверь закрытую – сверхнезаметный.
Прокравшись в угол, выбирает словно,
Кого забрать, и под тяжёлым взглядом
Шептал ты всё: «Меня, других не надо», -
А от дверей тянулся холод смертный.
Но Смерть в углу не выбирала жертву,
Пришла не наугад – наверняка –
За дерзким бунтарём – к двери он ближний,
Изменчивый, как в бурю облака.
За самым смелым, самым беззащитным,
Тревожным самым, но настолько ярким,
Что ослепил пустые ей глазницы.
Им восхищаясь, не могла смириться,
С тем, что играл с ней, раздражал беспечно –
То звал, то прогонял, смеясь над мраком.
Владел он атрибутом жизни вечной –
Огнём крылатым, пламенною птицей.
Шла Смерть по следу неотступной жницей,
Ждала упорно нужного мгновенья
Усталости больной, опустошенья –
Когда ты был один на самом деле
И не дерзил ей, в жизнь уже не веря.
Тогда она приблизиться посмела,
Тебе в молчанье протянула руку –
И ты за ней шагнул к открытой двери,
Ни слова не сказал перед разлукой.
И мир в ту ночь вдруг онемел – ни звука!
Лишь в звёздных штатах – там, на небосклоне –
«Адажио» играли Альбинони.
И тихо у друзей твоих сегодня –
Вопросы сняты все, померкли даты,
Скончалась музыка, не нужно слов.
А в тишине слышнее звуки хруста –
Кромсают, пережёвывают, давят,
Безжалостные жернова часов.
Друзья смирились – свято место пусто –
Уходом тем их срок земной расколот
Как трещиной сквозной с кипящей лавой.
Бороться с тьмой сгущающейся тщетно,
В углу маячит кто-то неприметный,
А от дверей ползёт могильный холод.
– А тебе ведь к лицу снегопад, -
Ты однажды с улыбкой сказал.
Мы куда-то брели наугад -
Церковь, школа, аптека, вокзал
Оставались у нас за спиной.
В этот день без особых примет
Были улицы все до одной…
Я тогда рассмеялась в ответ,
Но запомнила эти слова
Да особенный пристальный взгляд.
И сегодня, проснувшись едва,
Примеряю заветный наряд.
Примеряю небес глубину,
Тишину присмиревших аллей,
Неподвижность, подобную сну,
Что приснился Царевне-земле
В белоснежном хрустальном гробу…
В смутный час меж закатом и мглой
Я примусь за свою ворожбу -
Кровью снег распишу и золой.
И тебя околдую навек,
Ты уже никуда не уйдёшь.
Запорошит послушный мне снег
Всех тропинок влекущую ложь,
Чтобы вспомнить ты снова не смог
Путь, которым ты прежде ушёл,
Чтоб никто не забрёл в теремок,
Где с тобой нам вдвоём хорошо.
И с тобой целый мир заключён
В хрупкий плен серебристых оград.
Ты, мой Кай, на любовь обречён -
Посмотри, мне к лицу снегопад!
Небесная турбина
Гудит который день,
И город, сгорбив спину,
Решил, что он мишень.
Не вспомнив об отваге –
Порывы всё больней! –
Спешит он бросить флаги
Отжатых простыней.
А я въезжаю в утро
В автобусе пустом –
Сквозной погоды пудра
Покрыла всё кругом.
Вот-вот людские толпы
В мой экипаж войдут –
И каплей ртути в колбе
Мелькну я там и тут.
Себя в улыбке спрячу,
И кто-то ей в ответ,
Вернёт небрежно сдачу
Иль не возьмёт билет.
Но вам смотреть негоже
С надменной высоты -
Кондуктор я, быть может,
В автобусе мечты.
И мне, по всем приметам,
Внушать священный страх –
Счастливые билеты
Лишь у меня в руках.
А день разбитой чащей
Льёт лунное желе,
И силуэты ваши –
Орнамент на стекле.
И я въезжаю в вечер,
Вновь, наконец, одна –
И мытарь, и предтеча
С обыденного дна.
Покорно и устало
Веду привычный счёт –
Что нынче перепало
От ваших мне щедрот.
А платою за этот
Сомнительный улов -
Разменная монета
Неогранённых слов.
Мне в окно виден дом за рекою
На опушке лесной. Средь людей
Убежденье бытует такое,
Что живёт в нём старик-чародей.
В повседневной земной круговерти,
Я не знаю сама, почему -
Не от прихоти праздной, поверьте -
Меня тянет всё время к нему…
Кто же вы, одинокий избранник
Заповедной дремучей судьбы?
Ваш покой сторожит льстивый стланик
Да угрюмые дядьки-дубы.
Говорят, что цветут георгины
В вашем, снегом укрытом, саду.
По паркету крещенских гостиных
Я к вам в гости однажды приду
В терем ваш. В темноте захолустья
Он как призрак огня на смоле,
Может, выткан серебряной грустью
На моём он бездонном стекле.
От сугробных изломанных линий
До ольховых ажурных оград
Зазвенит потревоженный иней -
Здесь, наверно, никто мне не рад.
Осторожно взойду на ступеньки
В полировке искусного льда,
А с порога промолвлю: "Давненько
Мы в соседях, да вот никогда…" -
И собьюсь от неловкости встречи,
От случайности брошенных фраз.
Но потом с облегченьем замечу,
Что ничуть не смутила я вас.
И действительно, так ли уж важно,
Что не очень продумана речь?
А в дому колдуна – ах, как страшно! -
Пахнет мёдом и топится печь.
А по стенам развешаны травы,
И уютно гудит самовар.
Ну а сплетницы в главном не правы -
Мой хозяин нисколько не стар.
Озорство в его взгляде таится
И, знакомства свершив ритуал,
С угощеньем он засуетится,
Словно вечность меня поджидал.
Про сомненья забуду я скоро
И про краткость январского дня…
Сквозь тревожные бликов узоры
Лишь бы он всё смотрел на меня,
Подливал бы душистое зелье,
Обещал бы волшебные сны.
И подарит он мне ожерелье
Из соцветий далёкой страны.
И себе покажусь я принцессой,
А тепло и дремота наврут,
Что я в страхе блуждала по лесу
И нашла долгожданный приют.
А в полуночной
