МАЛЕНЬКИЕ ЛИЛИ
Две маленькие Лили-лилипуты
Увидели на иве желтый прутик,
Его спросили Лили: — Почему ты
Не зеленеешь, прутик-лилипутик?
Пошли за лейкой маленькие Лили,
Потом воды набрали у запруды
И так усердно, как дожди не лили,
На прутик лили Лили-лилипуты.
Их звали мамы: — Где вы? Лили! Лили!
Но Лили все осматривали прутик
И говорили: — Мы тебя полили,
Ты понимаешь, прутик-лилипутик?..
Там, в избе
деревянной,
Без претензий и льгот,
Так, без газа, без ванной
Добрый Филя живет.
Филя любит скотину,
Ест любую еду,
Филя ходит в долину,
Филя дует в дуду!
Мир такой
справедливый,
Даже нечего крыть…
— Филя, что молчаливый?
— А об чем говорить?
ЛЕСНОЙ ХУТОРОК
(Идиллическая зарисовка)
Я запомнил, как диво,
Тот лесной хуторок,
Задремавший счастливо
Меж звериных дорог…
Глянешь вправо —
бабахнешь!
Рухнет с елки петух.
Глянешь влево и ахнешь:
— Боже, сколько волнух!
Там, в избе деревянной,
Без претензий и льгот,
Так, без газа, без ванной
Добрый Филя живет!
Филя любит скотину,
Ест любую еду,
Филя ходит в долину,
Филя дует в дуду!
Мир такой
справедливый,
Что и нечего крыть…
— Филя, что молчаливый?
— А об чем говорить?
Высоких, звездных, крохотных огней
Безмолвное сапфирное дрожанье
И молодых стреноженных коней
По вечерам тоскующее ржанье…
Взбегу на холм
и упаду
в траву.
И древностью повеет вдруг из дола.
Засвищут стрелы, будто наяву,
Блеснет в глаза
кривым ножом монгола!
И вижу я коней без седоков
С их суматошным криком бестолковым,
Мельканье тел, мечей и кулаков,
И бег татар на поле Куликовом!
Какая ночь!
Как много звезд кругом!
Но полон дол загадочного звона…
Блеснет в глаза
изящным сапогом
Сидящего в седле Наполеона!
Героем он гарцует на коне,
Еще с пустынной Эльбой не увидясь.
Но медленно,
в железе и в огне,
Встает Москва, как борющийся витязь!
Встает Мороз, как старый богатырь,
Метель снега закручивает круче,
Грозит голодной гибелью пустырь:
Враг смерть принес —
он сам ее получит!
Но кто там
снова
звезды заслонил?
Иль то из мифа страшного циклопы?
Где толпами протопают они,
Там топят жизнь
кровавые потопы!
Они несут на флагах черный крест!
Они крестами небо закрестили.
И не леса мне видятся окрест,
А лес крестов
в окрестностях
России!
Кресты, кресты… Я больше не могу!
Я резко отниму от глаз ладони —
Я успокоюсь: тихо на лугу
Траву жуют воронежские кони.
Заржут они, и где-то у осин
Подхватит эхо ласковое ржанье.
И надо мной
бессмертных звезд Руси,
Безмолвных звезд сапфирное дрожанье.
В твоих глазах
не моментальное —
Сплошное что-то ненормальное.
И что-то в них религиозное…
А я — созданье несерьезное!
Сижу себе за грешным вермутом,
Молчу, усталость симулирую, —
В каком году стрелялся Лермонтов?
Я на вопрос не реагирую!
Пойми, пойми мою уклончивость, —
Что мне любви твоей не хочется!
Хочу, чтоб все скорее кончилось,
Хочу, но разве это кончится!
В твоих глазах
не моментальное —
Сплошное что-то ненормальное.
Святая, дикая, безгрешная
Одна любовь! Любовь кромешная!
Я забыл, что такое любовь.
Не любил я, а просто трепался.
Сколько выпалил клятвенных слов!
И не помнил, когда просыпался.
Но однажды, прижатый к стене
Безобразьем, идущим по следу,
Словно филин, я вскрикну во сне,
И проснусь, и уйду, и уеду,
И пойду, выбиваясь из сил,
В тихий дом, занесенный метелью,
В дом, которому я изменил
И отдался тоске и похмелью…
Поздно ночью откроется дверь.
— Бес там, что ли, кого-то попутал?
У порога я встану, как зверь,
Захотевший любви и уюта.
Побледнеет и скажет: — Уйди!
Наша дружба теперь позади!
Ничего для тебя я не значу!
Уходи! Не гляди, что я плачу!
Ты не стоишь внимательных слов,
От измен ты еще не проспался,
Ты забыл, что такое любовь,
Не любил ты, а просто… трепался!
О, печальное свойство в крови!
Не скажу ей: «Любимая, тише!»,
Я скажу ей: «Ты громче реви!
Что-то плохо сегодня я слышу!»
Все равно не поверит она,
Всем поверит, но мне не поверит,
Как надежда бывает нужна,
Как смертельны бывают потери.
И опять по дороге лесной,
Там, где свадьбы, бывало, летели,
Неприкаянный, мрачный, ночной,
Словно зверь, я уйду по метели…
Твоя любимая
Уснула!
И ты, закрыв глаза
И рот,
Уснешь!
И свалишься со стула.
Быть может,
Свалишься в проход.
И все ж не будет
Взгляда злого
И речи резкой
И чужой, —
Тебя поднимут,
Как святого,
Кристально чистого
Душой!
Уложат,
Где не дует ветер,
И тихо твой
Покинут дом…
И ночь пройдет…
И все на свете
Пойдет обычным
Чередом!
Затученное,
с прозеленью,
небо,
Во мгле, как декорации, дома,
Асфальт и воздух
пахнут мокрым снегом,
И веет мокрым холодом зима.
Я чувствую себя больным и старым,
И что за дело мне
до разных там
Гуляющих всю ночь по тротуарам
Мне незнакомых девушек и дам!
Вот так же было холодно и сыро,
Сквозил в проулках ветер и рассвет,
Когда она задумчиво спросила:
— Наверное, гордишься, что поэт?
Наивная!
Ей было не представить,
Что не себя, ее хотел прославить,
Что мне для счастья
надо лишь иметь
То, что меня заставило запеть!
И будет вечно веять той зимою,
Как повторяться будет средь зимы
И эта ночь
со слякотью и тьмою,
И горький запах слякоти и тьмы…
Мне трудно думать:
Так много шума.
А хочется речи
Простой, человечьей
О чем шумят
Друзья мои, поэты,
В неугомонном доме допоздна?
Я слышу спор,
Я вижу силуэты
На смутном фоне позднего окна.
Уже их мысли
Силой налились!
С чего ж начнут?
Какое слово скажут?
Они кричат,
Они руками машут,
Они как будто только родились!
В каких словах
Воспеть тебя, о спутник!
Твой гордый взлет — падение мое.
Мне сообщил об этом литсотрудник,
В стихи перо направив,
Как копье.
Мол, век ракетный,
Век автомобильный,
А муза так спокойна и тиха!
И крест чернильный,
Словно крест могильный,
Уверенно поставил на стихах.
На этом с миром
И расстаться нам бы,
Но отчего же
С «Левым маршем» в лад
Негромкие есенинские ямбы
Так громко в сердце бьются и звучат!
С веселым пеньем
В небе безмятежном,
Со всей своей любовью и тоской
Орлу не пара
Жаворонок нежный,
Но ведь взлетают оба высоко!
И, славя взлет
Космической ракеты,
Готовясь в ней летать за небеса,
Пусть не шумят,
А пусть поют поэты
Во все свои земные голоса!
