Музей души
У юности на краю
знаю, что не напрасно
строю душу свою
невидимо, ежечасно.
Крепки основы души,
их не снесет ветрами,
ветры поют в тиши
блуждая ее мирами.
Но часто кажется мне
под этот напев сольный,
что пусто – так пусто в ней
без лампы моей настольной.
Светом в ее окне
звездным узоры свиты,
но грустно, так грустно в ней
без чьей-то свечи и молитвы.
Будто музей, душа,
сколько чудес в ней разных.
Строю ее не спеша,
невидимо, ежечасно.
2012 г.
Баллада об инопланетном художнике
Инопланетный художник нарисовал храм.
Нарисовал неземные глаза на иконах там.
Нарисовал неземные цветы, от которых свет,
и вокруг храма – птиц, каких на Земле нет.
Будто бы в окна светлые там струятся лучи,
будто о лучших чувствах там душа не молчит,
будто бы это здание создано для души,
и на Земле кто-то его воплотить спешит.
Может быть, тот художник сам человеком был,
и, улетев, тосковал вечность – нас не забыл.
Мы ему снились ночами, если и там есть сны.
Помнил художник – людям рамки земные тесны.
Он бы на Землю снова с радостью прилетел,
хоть бы одно слово снова б сказать хотел.
Серебрятся туманности, Млечный бежит Путь.
Может, вернется на Землю художник когда-нибудь.
Люди в небо ночами, как и раньше, глядят,
церкви почтамтами в рай на каждом углу стоят.
Кто бы во что ни верил, верим, что жизнь – не прах,
что нам нарисуют храм в инопланетных мирах.
Художник заснул, счастливый, бросив кисть у реки,
картина сверкала в небо возле его руки.
Во сне летели на Землю и память его и храм,
А люди смотрели в небо и что-то видели там.
2011 г.
Мне листья с высоты приветы шлют,
проспекты заливают желтым светом.
А я тебя по-прежнему люблю,
и даже больше, чем весной и летом.
«Не уходи! Не уходи! Не уходи!» –
Стучался пульс во сне и под дождем.
Мне б подойти, мне б только взгляд спасти,
Но мы опять чего-то молча ждем.
Друг друга знали мы тогда едва ль,
и многое пришлось потом понять.
Стоим на месте – и уходим вдаль.
И молча разъезжаемся опять.
Летят все листья в клумбы и крыльцо,
тебя куда-то ветер гонит в спину.
Когда увижу я твое лицо,
Когда я маску от него откину?
Опять все это под дождем гудит,
как будто никуда не уходило.
Что это – кроме слез «не уходи»,
и мокрых, желтых листьев на перилах?
1987 г.
«Нет, та была зима не та…»
Нет, та была зима не та,
Снегов и счастья красота,
и те снега – как берега.
Она как будто в двух шагах,
но только в снах.
Летят снежинки с неба вновь,
не в глаз, а в бровь моя любовь,
все сны к тебе обращены,
но эти сны уйти должны.
Нет тишины.
И незачем смотреть назад,
И мне твой взгляд уже не рад.
Вокруг зима, как столб, нема.
я до ума дойду сама,
Сойдя с ума.
1987 г.
«Взгляд – и бросилось пламя рассвета…»
Взгляд – и бросилось пламя рассвета,
вдох – огромные звуки в мгновенье,
взмах – умчаться в движение это,
миг – застыть неподвижной тенью.
Взмах – свет клином сошелся на сцене,
вдох – под светом фигурка рояля,
взмах – и веером доли мгновений!
Миг – и пальцы аккордами стали.
Взгляд – и я ни о чем не жалею,
вдох – слова, будто эхо, раскатом,
взмах – и броситься просто на шею.
Миг – и в памяти след экспонатом.
1987 г.
Я не буду оконные рамы ломать,
если снег за окном в день весенний не пустит.
Никогда не забыть. Никогда не понять.
Что-то в чувствах не выдержит скоро – и хрустнет,
И покатится эхом в большой снегопад,
И уйдет в никуда, приглушенно рыдая.
Так и буду стоять, обернувшись назад,
пусть слетится на голову снежная стая.
Замерзая, увижу цветной полубред,
не разбудит пощечина зимнего ветра,
и забуду, что больше со мной тебя нет.
Даже если ты здесь, через несколько метров.
Никогда не забыть. Никогда не понять.
И разгонится сердце, и прыгнет на шею.
Да, на сердце, наверное, нужно пенять.
Я не жду, но, жалею. Ты слышишь – жалею.
Время лечит. Пройдет и сегодняшний день,
и душа, без сомнения, раны залижет.
Но останется тихая лунная тень.
Подойдет – и прошедшее сделает ближе.
Чтоб однажды мне все это вспомнить опять,
через годы – и новые милые лица,
Чтобы, глядя на снег, твое имя назвать,
и дрожащими пальцами в рамы вцепиться.
1988 г.
«Если можешь не думать – не думай…»
Если можешь не думать – не думай,
если можешь уйти – уходи.
А иначе булыжник угрюмый
на душе начинает расти.
А иначе – великие чувства
разорвут твои лучшие сны,
только будет больно и грустно
вспомнить мягкие лапки весны.
Уходя без оглядки, по темя
то ли в радость, а то ли в страсть
помнить логику, помнить время,
чтобы там навсегда не пропасть.
Помнить жизнь и глаза незнакомых,
ничего не забыть, полюбя,
чтоб, как лица на старых иконах,
взглядом дни провожали тебя.
Чтобы память не выла угрюмо,
если нечего ждать впереди,
если можешь не думать – не думай,
если можешь уйти – уходи.
1987 г.
«Во сне, вот ерунда, цветут сады…»
Во сне, вот ерунда, цветут сады.
Проснусь – воде обычной буду рада.
Стакан воды и солнце с высоты –
все, что запомнить в это утро надо.
Осенний вечер, как всегда, жесток.
Уходят тихо листья за оградой.
Летит листок. Всего один листок –
все, что запомнить в этот вечер надо.
Я, слышишь, не хочу смотреть назад,
не вспоминать ни одного бы взгляда.
Еще б – ну хоть один, такой же – взгляд,
который навсегда запомнить надо.
1991 г.
«Ты нет-нет и напомнишь змею…»
Ты нет-нет и напомнишь змею –
постоянно готовое жало!
Мы любовь напугали мою,
и она от меня убежала
Убежала, тоскуя за мной,
Но, когда без тебя, возвращалась,
чтоб мешать мне остаться одной,
так она ничего не боялась.
Долго билась в ночное окно.
С ней ведь было вдвойне тяжелее!
И дубиной, забытой давно,
я ее прогнала, не жалея.
И, с победой оставшись одна,
я ее не звала, не грустила,
и не знала, жива ли она.
Но она ничего не простила.
Прослежу за улыбкой твоей,
за не мне адресованным взглядом:
нет. Таких не рождается змей!
Не пугаешь ни жалом, ни ядом.
От улыбки – но той, что любя,
возвращается жертва изгнанья,
чтоб спасенья искать у тебя
от меня. Чтоб найти оправданье.
1987 г.
«Летает зной по тротуарам…»
Летает зной по тротуарам,
гоняет пыль, я снова тут.
Беседы с памятником старым
ели дремучие ведут.
Стояли у бордюра лужи –
апреля пьяная вода.
Когда был вечер, снег и стужа,
мы здесь прощались иногда.
Рукопожатья увертюра,
троллейбус открывает дверь.
в сугробе не найти бордюра…
я снова здесь стою теперь.
Троллейбус жду. Июнь в исходе.
Апрель мне вспомнился опять,
где сны сцепились в хороводе,
где ничего нельзя понять.
Летает зной по тротуарам,
гоняет пыль, и снова тут
беседы с памятником старым
ели дремучие ведут.
1988 г.
«Только взгляд, только голос твой…»
Только взгляд, только голос твой.
Больно снег по луне скребет.
Наш табак над столом седой.
Наше время наоборот.
Ясно свечи горят во сне,
и беззвучно весенний шторм
засыпает цветами мне
и окно, и ресницы штор.
В бесконечность уйду, назад.
Я – давно, я уже бегу.
Это свечи – тогда горят,
мной забытые в том снегу.
Это звезды летят по мне.
Рассыпаются… Но – постой:
Ты же здесь сейчас, не во сне,
в самом деле передо мной.
Разве это надолго нам?
Этих споров ненужный сон.
Где-то там есть великий храм –
днем и ночью светится он.
Разлетаются два крыла,
перелистывая простор.
Я, наверное, не могла
Отпустить тебя до сих пор.
Эти звезды в окне, как в раю,
Эти сорок дорог впереди.
Ты уедешь. Память мою
захвати.
91 г.
