* * *
Не для вас пишу – для себя.
Доказать хочу, что не слаб,
Не бездарнее тех ребят,
Что поэзия вознесла.
Не на самый верх, на Олимп —
Только в тесном своём кругу.
Если это они смогли,
Значит, это и я могу.
Гармония – простейший ключ
К любым свершениям. Но знать бы,
Как пробуждает солнца луч
Архитектонику усадьбы.
Её деревья и траву,
Густые запахи и звуки…
Стараюсь, думаю, живу,
Не опускаю то есть руки.
Под кровлею родной,
под шумом листопада
Грустить, мой друг, смешно.
Или точней – не надо.
Ну разве что о том,
что поздно понял это.
Ну разве что потом,
когда проводим лето.
…но осадочек остался.
Из разговоров
Всё было так давно,
Что сам себе казался
Необъективным, но
Осадочек остался.
Старался не вникать
И сути не касался,
Хотя наверняка
Осадочек остался.
Не то чтобы грубил —
Обидеть опасался,
Тактичным крайне был.
Осадочек остался.
Смеялся, пил вино,
В порыве обнимался,
Но только всё равно
Осадочек остался.
Его не растворишь
Во времени, в пространстве…
Так ведай, что творишь —
Вершишь и говоришь.
Были смерти и рожденья,
Радость встреч и боль позора…
Было жизни прохожденье
Незамеченно и скоро.
Не хочу спешить. И точка.
Жизнь не надо торопить.
Календарные листочки
Лучше скрепочкой скрепить.
Позабыть дела, заботы,
Перейти на тихий ход.
Ну хотя бы до субботы,
На неделю, месяц, год.
И услышится мгновенье.
Запах клейкого листка.
Прелесть. Трепет. Дуновенье.
Жизни. Чувства. Ветерка.
Никто не должен крохи, толики
Нам соучастия, добра.
Не заблуждаться, братцы-кролики,
На этот счёт давно пора.
Друзья мои, другие близкие
И даже дальняя родня,
Кладу я вам поклоны низкие
За то, что верили в меня.
Вам и самим немало выпало,
Пусть и не более других.
Но ведь уже из жизни выбило,
Быть может, самых дорогих.
Какие могут быть претензии,
Когда и сам такой же я…
Цвети, цвети, цветок гортензия,
Вторая молодость моя.
Баба Клава, баба Клава
Обезножена была.
Баба Клава, баба Клава
Троих братьев подняла.
Отказали её ноги
От таких благих трудов.
Ей самой-то лет немного,
Пятьдесят всего годов.
Захожу к ней на могилу,
Правда, помню-то всего,
Как меня встречает или
Нянчит сына моего.
Коммунальная квартира,
Примитивный очень быт…
Бабу Клаву, бабу Клаву
Никогда мне не забыть.
Памятью платишь
И трудно живёшь.
Всех не оплачешь.
И кем прослывёшь?
Славы не надо.
Ни этой, ни той.
Хочется лада
И жизни простой.
Переиначу.
Перекрою.
Больше не плачу.
Стою на краю.
Носите подольше такие глаза.
С такими становятся под образа
К заутрене утром, к вечерне потом
На праздник прощения в храме святом.
С них тоже смывается яркая синь,
Но вы их носите, пока хватит сил.
Нам так будет проще – ему или мне —
Достойно держаться и жить на земле.
Время бежит, как церковная мышь
В поисках выпавшей крохи.
С ним соревнуешься, резво бежишь
Мимо застывшей эпохи.
Ей – разбираться в хозяйстве своём.
Нам – не попасть под обломки.
Тихо псалмы во спасенье поём
И возмущаемся громко.
И честь вымирает, как парусный флот…
О. Чухонцев
Она уже вымерла, прежняя честь.
Пора новизну воспринять и учесть.
Бессмысленно, друг мой, искать наугад
Затопленный в море последний фрегат.
Давно ли тугие его паруса
Совсем не смущала штормов полоса,
Волненье природы, издержки небес?
Куда он надолго из виду исчез?
Покоится мирно на илистом дне
В своей, а быть может, чужой стороне.
Чего же тогда представляется нам,
Как снова летит он по быстрым волнам?
Зачем редеют, пропадают
Покровы тайн и заблуждений —
Как миражи в пустыне, тают,
Не сделав нам предупреждений.
К ним прямо с детства привыкали —
Когда задумываться было!
Жизнь разгонялась, увлекала,
А мы её всегда любили.
Теперь умней как будто стали.
Трудней ввязаться и увлечься.
Из тех одежд повырастали,
В которых совестно беречься.
Осталось к этому привыкнуть.
Быть не такими научиться.
К другим источникам приникнуть.
От молодости излечиться.
Со многими расстались,
С другими расстаёмся.
Немного жить осталось,
С собою остаёмся.
Взошло рассудка семя.
Точнее, начинает.
Общение со всеми
Досаду причиняет.
За редким исключеньем:
Один, два, три, четыре…
С завидным увлеченьем
Сверчок поёт в квартире.
А он откуда взялся
В таком простом жилище?
Здесь звук его казался
Пронзительней и чище.
Зато другие звуки
Глушились, затихали.
А ведь какие страсти
Недавно полыхали!
Совсем-совсем недавно —
Вчера, позавчера ли? —
Тут судьбы разбивались,
От счастья умирали.
Главное – сделать, оценят – потом.
А не оценят – беда не велика.
Самое сложное – в самом простом,
В том – что лицо отличает от лика.
И мы уходим следом,
Почти не отставая.
Но лучше, если летом,
Когда трава живая.
Тогда не так прохладно
И не настолько сложно…
Успеем? Вот и ладно.
Теперь проститься можно.
В смиренье – признак силы,
Достоинство ума.
Кого не научили,
Научит жизнь сама.
А если не научит —
Бездарных и глухих, —
Они своё получат.
Жалеть не надо их.
…отрывали от жизни меня.
Н. Коржавин
Чуть не в окошко лезли
И двери открывали.
Задумываться если —
От жизни отрывали.
Общения хотели,
Болтали без умолку,
Без устали вертели
Ручную кофемолку.
И с радостью, и с горем —
Без разницы – к нему же,
О расставанье скором
С женой и даже мужем…
Он так и жил, не зная,
Зачем ему вся эта
Шумиха поездная
От лета и до лета,
Приходы и уходы,
Людей чередованье,
Зачем мелькали годы,
Рожденья, отпеванья.
Он сам ещё и не жил.
Хотел, намеревался.
Как клоун, на манеже
Весь вечер оставался.
Один-единственный читатель
Моих стихов в простой тетрадке.
Там я – трудяга и мечтатель.
И в полном, кажется, порядке.
Он про меня почти всё знает,
Как исповедник самый ближний.
Там тема вечная, сквозная.
О жизни, как всегда, о жизни.
Падай низко, но не слишком,
Без причины не шакаль.
Пораскинь вперёд умишком
И в болото не шагай.
Оно топкое до жути,
В нём погрязнешь с головой.
Ведь ни капельки не шутит
Оно с жертвой дармовой.
Он и был всегда – одинокий волк.
Ни в чью стаю сам не хотел идти.
Видел в жизни свой и бесспорный толк,
Словно карты легли на скатерти.
Рисковал всегда. Знал плохие дни.
Ну а линию свою – гнул.
Никогда его не поймут одни,
А к другим он сам не примкнул.
…Выпал из времени. Вдруг истончился.
Думал исправиться. Долго лечился.
Тщетно угадывал времени ход,
Степень вины, перепады погод…
Был гражданином, певцом и поэтом.
Помнил всегда и с надеждой об этом.
Вышел на песни отпущенный срок.
Больше не будет спасительных строк.
По планам сердца и души
Стараюсь, строю.
Катаю брёвна-кругляши,
Фундамент рою.
Их верноподданный и раб,
Строитель вечный.
Сам – и подсобник, и прораб.
И план свой, встречный.
Люблю теперь то, что нельзя потерять.
Наивно за это винить, укорять.
В заветное прошлое смело бегу.
Лелею его, от беды берегу.
Оно отвечает взаимностью мне.
Союз наш признанья достоин вполне.
Спасаем друг друга. Мы вместе опять.
Нам есть чем гордиться и что вспоминать.
