и ураганные темпы молитв
очнутся и где-то взорвется поэма
столь бешеным,
праведным,
северным
ветром,
что небо согнется и рухнет планета .
И Бог упадет на безгрешную землю
и Нимфа родит малыша с новой целью
и ветер помчится за новою вестью
и мама подарит мне маленький крестик...
x x x
"На лепестке ромашки..."
На лепестке ромашки, на лугу заброшенном
Она сидела и покачивала ножками...
Он бегал по цветку играя гаммы
На белых клавишах - такой - в панаме,
И в шортах пряча леденец, на память
Который подарила ему мама
Отправив пастушком на дальнюю поляну.
Она, склонив головку, подпевая,
Внимала звукам, посланным из Рая.
Его мелодия для верности гармонии,
Прохладным ветром по краям чуть скомканная,
Вторила перезвону медных колокольчиков,
В которые бокастые коровы били, емко
Поддакивая хрусту вафельной соломки
Травы, просыпанной сквозь дыры, из холстины
Огромного мешка, что за спиной болтался
У Авина, бегущего по небу, с облако на облако.
И вдруг, пятнистая, от удовольствий, в обмороке,
Об бок корова хлестанула себя "плетью"
Хвостом, чтоб слепень не мешал играть им, детям!
С ударом этим перевернута страница!
Волной поднялись в воздух партитура, лица
Берез и лип и тополей по кругу, вдоль поляны
Не закружились, нет, они качались, в ямы
Воздушные то падая, взлетая, улыбаясь, сцена
Вначале медленно, потом быстрее, стены
Все дальше, дальше, удалялись, небо
Спадало на луга туманом свежим.
И Авин на траву сошел. Улегся рядом.
Лаская взглядом подружку пастуха.
Ночь. Тишина. Костерчик сделан.
И над поляной ломтик белый.
Обедать! - Услышал пастушок от мамы...
И замолчали гаммы. Поэт ушел.
Остался Бог, пасущий лани
Бокастых, северных коров,
С мохнатыми ресницами,
Влачащих вымя до земли, с таврами
Пачатями стихов "от Авина"...
x x x
... Звени звени моя бандура!
Волынь, тяни за хворью шкворень
плети подсолнухи за дворик
нажмыхай в маслянные тучи
прощальный всполох бабья лета!
Окучий неба черни кистью
засохшей как власы, а в руки
возьми по крошевной скорлупе
и в черны дыры зиму всучи.
Дави дави звезды зернище
могучим перстом Богу в храпень!
За околотной пусть забражит
в парную земь снегую душу
и сгрезит в оке длинный клитэр
у переносицы гармошной
застынет слезью шаром покоть
с необерлоченной морщиной.
А ты уткнись в призыв хрященый!
А ты уткнись в рукав лапотный!
Скреби ногтем по днищу вещщей
и над речной творожной бродью
пусть нависают красны гроздья
с болезной дрожью чахлых листьев.
Сугрей окоп хайлом надышным
супонь сапог, фуфай яичник,
звени звени моя бандура! Чу!?
- Весна блядунья, "пограничник"!
x x x
"Мы уплываем в Шамбалу..."
Кронштадт. Матросы в бескозырках
стоят на палубе,
стоит у дока желтая подлодка,
стоит на ней бутылка водки (то рубка),
а вокруг зима стоит,
в начале Мая, Ольга, Ия, Дуся, Рая,
затем Татьяна - лежат в жизлонгах загорая,
рядами стройными лежат,
скрипит на лифах белый снег,
скрипят матросы, тросы, трутся
о ноги дев златые псы,
идет пакетная загрузка
стихов и писем и фигни
и в танки шланги утопают.
То Авина бальзам качают
одеколон "Ален Дэлон";
играет горн: "бала-ла-ду!!!"
Мы уплываем в Шамбалу...
x x x
"Все просто, мальчик."
... Все просто, мальчик,
надо лишь суметь к фонтану близко подойти,
но издали смотреть на льва и берег финского залива
за "Мон-Плезиром",
глотая в воздухе парящие пушинки абстракций стриженного
тополя.
И впечатления Самсона, терзающего пасть златого Демона,
наполнятся реальностью! В экстазе он добывает пищу для
фантазий роняя беспокойство в зеленые глаза молоденькой
особы в короткой юбке.
Она стоит за гроздьями людей, так одиноко,
под сводом девичьих забот, кусает губки, и думает о
колбасе, мороженом, и дольке апельсина, открыв свой ротик
навстречу жизни.
И строит планы - на следующее лето, у фонтана, уже актрисой,
в наряде святой Екатерины, еще без сына, с ободранной
коленкой, или в объятьях финна, или вдвоем с Нечипоренко,
О, мой герой !
А на заливе особенно прохладно этим летом лежать в траве
или спиной прижаться к дереву и наблюдать причал,
внимать движенью метеора, считая лепестки у клевера
и обнимать цветок большого
Феодора ...
И волны падают на плоский берег ,
из-за кустов на "Мон-Плезир" Глядят зеваки,
считают палки на заборе, и тут же, стройные, худые
иностранцы кивают дружно: "Си анимейшен морэ,
Иван Монтана ..."
Но пусть они смеются - они еще не знают,
что мы их просто отвлекаем, а в это время финну в драке
у фонтана сломали несколько зубов в обмен на
быстрый "Полароид", Который очень мало стоит
В ЛааППеранте ...
x x x
"Он не придет".
Оторвите у ромашки лепестки
Оторвите у рубашки воротник
Оторвите у бумажки две строки
Оторвите от зубов свой телефон
Он не придет
Когда у лета кончится завод
Когда на небе кончатся мостки
Когда в альбоме вырастет цветок
Когда в тампоне потемнеет кровь
Он не придет
- Июль не возвращается назад
Июль не возвращает в небо град
Июль не принимает в свой покой
Июль не Август - замер на полу
В щели юлой
x x x
... А я люблю, люблю, люблю, тебя люблю!!!!
Я так смешон, наверное? -Пустяк.
Пусть губки бантиком, пусть ржется молодняк
заколосятся и они в реке, на сплав
плывя своей весной как тот топляк...!
По царско-сельски, детско-волчьи букву "ю"
тяну к тебе за три-девять морей!
А я люблю, люблю, люблю, тебя люблю!
Не гавкаю на странном слове "лав",
гоню тебя как волк; слегка поддав,
глаза по пятаку - я мчусь на Юг,
На запад, север, пламенный восток!
Люблю тебя, мой солнечный росток!
Но где ты? Там ты там ты там ты там ты там!
Везде, кругом, и я кручусь, кручусь, под барабан
катка любви свой хвост трубою ухватив!
Такой вот вышел, бляха-муха, стих!
x x x
"Сага о форсмажоре"
Исполняется на собраниях акционеров в электричках, на банкетах, и в залах "суда-туда", под чечетку из х/ф "Зимний вечер а Гаграх..."
...Я шел с контрактом под мышкой к пре-зиденту
а мне навстречу девчонка цокала,
"Дала-Дубай" - напевал я и не заметил
мне пацаны расказали потом о ней.
Она зашла в кабинет и тут же вышла, крыша
у безопасности сразу съехала,
она держала свое пальто под мышкой,
а все подумали - баба наехала,
и под пальто у нее стволы, лимонки
и бил чечетку, летел навстречу ей
охранник выпустил всю обойму, толку?
Девчонка села на лифт на скоростной.
И лифом кнопки нажала - так поехала,
мешало ей пальто - ведь крутой товар!
На пол не кинешь чтобы ноготь обломать
об кнопку лифта. Охрана в черный ход
"Бана-нана" - девчонка вышла в бар,
Тут я иду, иду, походкой шаркаю,
мой шарф малиновый она за хвост взяла,
но не заметил я, поскльку лизингом
Главою пятою - был сильно увлечен!
Иду, считаю ступеньки на лестнице,
упал - охрана галоппом по мне прошла:
- Вы, что ребята?
- Не видел ее внизу?
- Да, видел, там, отберите шарф у ней!
Вошел я в холл, на полу секретарша спит!
А дверь открыта - убитый пре-зидент!
Но не в натуре, а горем он убит
-Девчонка та его дочкою была!
С шарфом моим идет вдоль Казанского,
мой президент увидал его в свой бинокль!
И как заорет на меня: "Не парь мозги"!!!
Так страшно стало мне сразу, блин!
Откуда - думаю - он узнал что я
ночами глаз ложу на его жену.
И честно, преданно долго здесь служу?
Вот так и стал я дирек-тором потом,
как вспомню молодость - было тридцать лет!
Так хорошо, только жалко шарф из шерсти,
Его купила мне еще та жена!!!
x x x
"Осина"
Осина стоит одиноко
на территории детского сада,
под нею играет со стайкой
"волчат"" воспитатель Инга.
Дети смотрят на землю
и на корни, на павшие листья,
на асфальте рисуют небо,
а один, наверное, водит.
Он уткнулся лицом в осину
и ладошками лодочку сделал,
и закрыл ими синие глазки,
остальные бегут врассыпную.
Воспитатель идет в сторонку
молча смотрит наверх, на крону,
вместе с нею смотрит ворона
повернув свою голову на бок.
Ветер тихо ласкает осину,
крутит медленно, вполоборота,
листья - круглые плоские блюдца
на коротких тонких пружинках.
Они тоже как малые дети
возле ветки иссохшей, у мамы
держат за руку, но оторваться,
убежать, и упасть мечтают
на диван и залезть с головою,
