В душе растет мальчишеский задор,
Пьянящий, радостный, как март, как степь, как
утро.
Несутся по ветру и рвутся облака.
В дыму, во мгле синеет город дальний,
А здесь на лужах звонкий слой ледка —
Намок и потемнел его налет хрустальный…
Кружится воронье, да тянется печальный,
Зовущий стон фабричного гудка.
1915
Полдень выдался ярким, горячим.
Мир был светел, как праздничный храм.
Мы бродили с тобою по дачам,
По еще обнаженным садам.
Нам шумели весенние воды,
Нам кадили туманом снега.
Пробивались зеленые всходы.
Серебрились на солнце луга.
Тучки ткали фату золотую.
Так синела небес бирюза,
Словно ветер весну голубую
Целовал в голубые глаза.
И от нежной, доверчивой ласки,
От улыбки туманных очей,
В мире сделались солнечней краски,
Солнце стало еще горячей.
Утомленные праздничным звоном,
Усыпленные светлым вином,
Мы забылись на склоне зеленом
Молодым опьяняющим сном.
Что нам снилось не помню, не знаю,
Что-то радостное. Но с тех пор
Каждый год я весной вспоминаю
Солнце, небо, зеленый бугор.
Каждый год, если рано и дружно
Постучится весна у ворот,
Мне становится грустно и душно,
Словно кто про свободу поет.
Грустно. Снова зеленые всходы,
Снова блещут на солнце луга,
И бушуют весенние воды,
И дымясь умирают снега.
1915
Как гром короткая, сухая телеграмма:
«Сын прапорщик вчера в бою убит».
– Сергей убит! Да что же это, мама?
Да как же так? – Но мать в слезах молчит.
Тоскливый благовест над городом гудит.
Горят огни. Раскрыты двери храма.
Вся в черном молится заплаканная дама.
Чернеет крест, цветами перевит…
А день за днем все ярче, все светлее.
Так нежно, глубоко синеет небосвод.
И вдруг письмо. С позиций… От Сергея!
Окоп. Темно. Пишу под Новый год.
Назавтра бой. Целую. Время мало.
Боюсь, чтобы письмо не очень опоздало.
1915
В полдень солнце палит спины,
Блещет ярко над заливом.
И от мокрой красной глины
Пар клубится по обрывам.
Сколько солнца! Сколько света!
Сколько мягких синих теней!
Все обласкано, согрето
В этот первый день весенний.
Пусть в садах деревья голы,
Но туманен воздух вешний
И несется писк веселый
Из подсохнувшей скворешни.
Хоть за домом у забора
От недавней лютой стужи
Снег лежит, но как озера
У ворот сверкают лужи.
Пахнет степью, старым сеном,
День блестит, и в ярком блеске
От зеркальных луж по стенам
Мерно ходят арабески.
Что за полдень! Сколько света!
Нагуляюсь нынче всласть я.
Прочь печаль! Еще не спета
Песня радости и счастья.
Тени сини. Солнце палит.
Сердце полно вешней дурью.
Божий мир до краю налит
Опьяняющей лазурью.
Теплый, тихий, ясный вечер
Гаснет в поле за буграми.
Сквозь кадильный сумрак свечи
Жарко тлеют в темном храме.
Сквозь кадильный сумрак лица
Смотрят набожней и строже.
И мерцает плащаницы
Шелком вытканное ложе.
От лампад ложатся блики
На узор иконостаса,
Освещая мягко лики
Божьей матери и Спаса.
Дым кадильный как волокна.
И от близости святыни
На душе светло. А в окна
Узко смотрит вечер синий.
…Ночь. Темно. Во тьме дорога,
Загородные строенья.
В сердце радость: у порога
Вешний праздник воскресенья!
1915
Цвела над морем даль сиреневая,
А за морем таился мрак,
Стальным винтом пучину вспенивая,
Он тяжко обогнул маяк.
Чернея контурами башенными,
Проплыл, как призрак, над водой,
С бортами, насеро закрашенными.
Стальной. Спокойный. Боевой.
И были сумерки мистическими,
Когда прожектор в темноте
Кругами шарил электрическими
По черно-стеклянно́й воде.
И длилась ночь, пальбой встревоженная,
Завороженная тоской,
Холодным ветром замороженная
Над гулкой тишью городской.
Цвела наутро даль сиреневая,
Когда вошел в наш сонный порт
Подбитый крейсер, волны вспенивая,
Слегка склонясь на левый борт.
1915
Как пьявки губы, и взгляд как жало,
Горячий шепот как шелест роз.
Тоска и радость мне сердце сжала.
Люблю улыбки твоей наркоз.
Бороться с чувством душа устала,
Роятся мысли, как стаи ос…
Все в мире тусклым и мелким стало:
Царят улыбка и змеи кос.
Блестящих взглядов горят агаты,
Томят и нежат своим огнем.
Холодный разум на них сожгла ты.
Ты сердце хочешь спалить на нем.
Что ж… В ком хоть искру на миг зажгла ты,
Навеки станет твоим рабом.
1915
Чуть скользит по черной глади лодка.
От упругой гребли глубже дышит грудь.
Ночь плывет, и надо мною четко
Разметался длинный Млечный Путь.
Небо кажется отсюда бездной серой,
Млечный Путь белеет, как роса.
Господи, с какою чистой верой
Я смотрю в ночные небеса!
Путь не долог. Серебристо светит
Под водой у берега песок.
Крикну я – и мне с горы ответит
Молодой звенящий голосок.
Я люблю тебя. Люблю свежо и чисто.
Я люблю в тебе, не сознавая сам,
Эту ночь, что движется лучисто,
Этот свет, что льется с неба к нам.
1915
Незримо ночь из кладовых заветных
В тиши, в тепле, на черный бархат вод
Рассыпала каменьев самоцветных
Блестящий, огненный, нестройный хоровод.
Вот прохрипел громадный пароход,
Вот на дубках, едва во тьме приметных,
Бьют склянки полночь. Но далек восход,
И море темное мерцает в бликах бледных.
Еще далек восход и чуток спящий порт.
Он дышит и сквозь сон едва заметно стонет:
То заскрипит канат, то стукнет борт о борт.
И стихнет все. Меня дремота клонит.
Еще далек восход! Еще далек восход!
Но чую ясный день в туманном блеске вод.
«Степной, душистый день прозрачен тих и сух…»
Степной, душистый день прозрачен тих и сух.
Лазурь полна веселым птичьим свистом,
Но солнце шею жжет, и мальчуган пастух
Прилег в траву под деревом тенистым.
Босой, с кнутом, в отцовском картузе,
Весь бронзовый от пыли и загара,
Глядит, как над землей по тусклой бирюзе
Струится марево от солнечного жара.
Вот снял картуз, сорвал зеленый лист,
Засунул в рот, и вместе с ветром чистым
Вдаль полетел задорный, резкий свист,
Сливаясь в воздухе с певучим птичьим свистом.
С купанья в полдень весело идти
К тенистой даче солнечным проселком.
В траве рассыпаны ромашки по пути,
И отливает рожь зеленоватым шелком.
1915
Июль. Жара. Горячий суховей
Взметает пыль коричневым циклоном,
Несет ее далеко в ширь степей
И гнет кусты под серым небосклоном.
Подсолнечник сломало за окном.
Дымится пылью серая дорога,
И целый день кружится над гумном
Клочок соломы, вырванной из стога.
А дни текут унылой чередой,
И каждый день вокруг одно и то же:
Баштаны, степь, к полудню – пыль и зной.
Пошли нам дождь, пошли нам тучи, боже!
Но вот под утро сделалось темно.
Протяжно крикнула в болоте цапля.
И радостно упала на окно
Прохладная, увесистая капля.
Еще, еще немного подождем.
Уже от туч желанной бурей веет.
И скоро пыль запляшет под дождем,
Земля вздохнет и степь зазеленеет.
1915
В степном саду, слегка от зноя пьян,
Я шел тропинкою, поросшей повиликой.
Отец полол под вишнями бурьян
И с корнем вырывал пучки ромашки дикой.
Миндально пахла жаркая сирень,
На солнце ло́снилась трава перед покосом,
Свистел скворец, и от деревьев тень
Ложилась пятнами на кадку с купоросом.
Блестящий шмель в траве круги чертил,
И воздух пел нестянутой струною,
И светлый зной прозрачный пар струил
Над раскаленною землею.
1915
1.
С утра поля пьянило зноем,
В сухом безветрии застыв.
Но, боже мой! – каким покоем
Дышал сверкающий залив.
Как ласково вода синела,
И как легко издалека
Вставали точно глыбы мела
Над горизонтом облака.
2.
А между тем над знойной степью,
Уже заряжены грозой,
Тянулись тучи темной цепью,
Клубясь, как дым пороховой.
3.
Я с моря видел все. Недаром
Так ярок полдень был и жгуч.
Гроза! Уж гром чугунным шаром
Перекатился среди туч.
Еще под тучею грозо́вой
Блестело солнце над водой,
Но выцвел отблеск бирюзовый,
И волны матово-свинцовой
Уже покрылись чешуей.
4.
Оделся наскоро. Гремело.
Взбежал на глиняный обрыв.
Над степью небо пожелтело,
И туча ярче почернела,
С разбега солнце проглотив.
5.
К трамвайной станции с испугом
Со всех сторон бежал народ.
