Иранцы приглашают Заххака на царство
Измучилась иранская страна,
Повсюду были смута и война.
Сокрылся лучезарный день в тумане,
Отторглись от Джамшида все в Иране.
Цари во всех явились областях,
Для битвы каждый поднимал свой стяг,
С полками шли цари, суровы с виду:
Иссякла в их сердцах любовь к Джамшиду.
Тогда вожди вельмож, богатырей
Отправились к арабам поскорей,
Прослышав о царе змееподобном,
Власть над землей установить способном.
На поиски царя спешила рать.
Придя, Заххака стала прославлять.
Был приглашен жестокий змей на царство,
Провозглашен владыкой государства.
Царь-змей помчался вихрем напрямик.
Украсил он себя венцом владык.
Он витязей, всегда готовых к брани,
Собрал в Аравистане и в Иране,
Воссев на трон Джамшида, заблистал,—
Мир для Джамшида тесным перстнем стал.
Его судьба внезапно охромела,
И новый царь настиг Джамшида смело.
Джамшид покинул войско и страну,
Оставив бесу власть, престол, казну.
Почти сто лет от мира он скрывался,
Для глаз людских незримым оставался.
Прошло сто лет, как занял змей престол,—
Он к морю Чина воинство привел.[6]
Джамшид скрывался, перед злом робея,
А все-таки не спасся он от змея!
Схватил его Заххак, едва настиг,
Не отпустил ни на единый миг,
Он распилил Джамшида на две части,
Чтоб мир не подчинился прежней власти.
Был временем похищен гордый царь:
Так поглощает стебельки янтарь.
Кто был Джамшида выше на престоле?
А много ль пользы он извлек оттоле?
Над властным семь столетий протекло,
Познал властитель и добро и зло.
Зачем же долгой жизни ты желаешь,
Коль тайну мира так и не узнаешь?
Тебе он дарит и нектар и мед,
Он ласково с тобою речь ведет,
Ковер любви он стелет пред тобою,
Уж ты решаешь: «Взыскан я судьбою»,
Доволен будешь миром ты земным,
Всю душу ты раскроешь перед ним,
Как вдруг сыграет он такую шутку,
Что больно станет сердцу и рассудку.
Мне опостылел бренный сей чертог,
Избавь меня от горя, вечный бог!
Заххака власть над миром утвердилась,
Тысячелетье царствованье длилось.
Мир под его ярмом стремился вспять,
И годы было тяжело считать.
Деянья мудрецов оделись мглою,
Безумных воля правила землею.
Волшба — в чести, отваге нет дорог,
Сокрылась правда, явным стал порок.
Все видели, как дивы зло творили,
Но о добре лишь тайно говорили…
Двух чистых дев, Джамшида двух сестер,
Отправили из дома на позор.
Как звезды непорочны и красивы,
Они затрепетали, словно ивы.
Звалась одна затворница — Шахрназ,
Другой невинной имя — Арнаваз,
Их привели, царя гневить не смея,
И отдали тому подобью змея.
…Так было: по ночам двух молодых,
То витязей, то юношей простых,
Вели на кухню, к властелину царства,
И повар добывал из них лекарство.
Он убивал людей в расцвете сил,
И царских змей он мозгом их кормил.
Случилось так, что слуги провиденья,
Два мужа царского происхожденья,
Один — благочестивый Арманак,
Другой — правдолюбивый Карманак,
Вели беседу о большом и малом,
Об ужасе, доселе небывалом,
О злом царе, чье страшно торжество,
О войске и обычаях его.
Один сказал: «Пред гнетом не поникнем,
Под видом поваров к царю проникнем,
Умом раскинем, став на этот путь,
Чтоб способ отыскать какой-нибудь.
Быть может, мы спасем от мук ужасных
Хоть одного из каждых двух несчастных».
Пошли, варили явства день-деньской,
Наукой овладели поварской.
И вот людей, вступивших тайно в дружбу,
К царю, в поварню, приняли на службу.
Когда настало время, чтоб отнять
У юных жизнь, чтоб кровь пролить опять,
Двух юношей схватили часовые,
Стрелки царя, разбойники дневные,
Поволокли по городу, в пыли,
Избили и на кухню привели.
У поваров от боли сердце сжалось,
Глаза — в слезах, а в мыслях — гнев и жалость,
Их взоры встретились, потрясены
Свирепостью властителя страны.
Из двух страдальцев одного убили
(Иначе поступить — бессильны были).
С бараньим мозгом, с помощью приправ,
Мозг юноши несчастного смешав,
Они второму наставленье дали:
«Смотри же, ноги уноси подале,
Из города отныне ты беги,
Иль в горы, иль в пустыни ты беги».
А змея накормили с содроганьем,
Мозг юноши перемешав с бараньим.
И каждый месяц — шли за днями дни —
Спасали тридцать юношей они.
Когда число их составляло двести,
То из дворца всех выводили вместе,
Давали на развод овец, козлят,
И отправляли в степь… И говорят:
Дало начало курдам это семя,
И городов чуждается их племя…
Был у царя еще один порок:
Он, осквернив невинности порог,
Красавиц знатных брал себе на ложе,
Презрев закон, устав, веленье божье.
Царю осталось жизни сорок лет.
Смотри, как покарал его Изед:
Однажды Арнаваз легла с Заххаком.
Затих дворец, объятый сном и мраком.
Трех воинов увидел царь во сне,
Одетых, как знатнейшие в стране.
Посередине — младший, светлоликий,
Стан кипариса, благодать владыки,
Алмазный блеск па царском кушаке
И палица булатная в руке.
Он устремился в бой, как мститель правый,
Надел ошейник на царя державы,
Он потащил его между людей,
На гору Демавенд помчал скорей…
Заххак жестокий скорчился от страха,
Казалось, разорвется сердце шаха.
Так вскрикнул он, что вздрогнули сердца,
Что задрожали сто столбов дворца.
Проснулись солнцеликие от крика,
Не зная, чем расстроен их владыка.
Сказала Арнаваз: «О царь земной,
Прошу тебя, поведай мне одной:
Находишься ты в собственном чертоге,
Кого ж боишься ты, крича в тревоге?
Не ты ли царь семи земных частей,[7]
Владыка всех зверей и всех людей?»
Ответил солнцеликим царь всевластный:
«Я не могу открыть вам сон ужасный,
Поймете вы, узнав про этот сон,
Что я отныне смерти обречен».
Тут Арнаваз сказала властелину:
«Открой нам страха своего причину,
Быть может, выход мы найдем с тобой,—
Есть избавленье от беды любой».
И тайну тайн своих открыл владыка,
Сказал ей, почему он вскрикнул дико.
Красавица в ответ произнесла:
«Ищи спасенья, чтоб избегнуть зла.
Судьба тебе вручила перстень власти,
И всей земле твое сияет счастье.
Ты под печатью перстня, царь царей,
Всех духов держишь, птиц, людей, зверей.
Ты звездочетов собери старейших,
Ты чародеев призови мудрейших,
Мобедам сон поведай до конца
И суть его исследуй до конца.
Поймешь ты, кто тебе враждебен: пери
Иль злые дивы, люди или звери.
Узнав, прими ты меры поскорей,—
Ты недруга не бойся, не робей».
Так молвил кипарис сереброликий.
Речь Арнаваз понравилась владыке.
Мобеды объясняют сон Заххака
