Я БЫЛ СЛЕСАРЬ 6-ГО РАЗРЯДА
Я был слесарь 6-го разряда,
Я получку на ветер кидал.
А получал я всегда сколько надо
И плюс премию в каждый квартал.
Если пьешь, понимаете сами,
Должен что-то и есть человек.
И кроме невесты в Рязани,
У меня две шалавы в Москве.
Шлю посылки и письма в Рязань я,
А шалавам себя и вино.
Каждый вечер одно наказанье
И всю ночь истезанье одно.
Вижу я, что здоровие тает,
На работе все брак и скандал.
Никаких моих сил не хватает
И плюс премии в каждый квартал.
Синяки и морщины на роже,
И сказал я тогда им без слов:
«На… вас, мне здоровье дороже,
Оищите других фраеров.»
Если б знали насколько мне лучше,
Как мне чудно, хоть бы кто увидал.
Я один пропиваю получку
И плюс премию в каждый квартал.
В НАШ БЕДНЫЙ КРУГ НЕ КАЖДЫЙ ПОПАДАЛ
В наш бедный круг не каждый попадал
И я однажды, проклятая дата,
Его привел с собою и сказал:
„Со мною он, нальем ему, ребята.“
Он пил, как все, и был, как-будто рад,
А мы его, мы встретили, как брата,
А он назавтра продал всех подряд.
Ошибся я, простите мне, ребята.
Суда не помню, было мне не в мочь
Потом барак холодный, как могила.
Казалось мне — кругом сплошная ночь,
Тем более, что так оно и было.
Я сохраню, хотя б остаток сил,
Он думает отсюда нет возврата.
Он слишком рано нас похоронил,
Ошибся он, поверьте мне, ребята.
И день наступит, ведь ночь не на года
Я попрошу, когда придет расплата.
Ведь это я, привел его тогда,
И вы его отдайте мне, ребята.
Я женщин не бил до семнадцати лет —
В семнадцать ударил впервые, —
С тех пор на меня просто удержу нет:
Направо — налево
я им раздаю "чаевые".
Но как же случилось, что интеллигент,
Противник насилия в быте,
Так низко упал я — и в этот момент,
Ну если хотите,
себя оскорбил мордобитьем?
А было все так: я ей не изменил
За три дня ни разу, признаться, —
Да что говорить — я духи ей купил! —
Французские, братцы,
За тридцать четыре семнадцать.
Но был у нее продавец из «ТЭЖЕ» —
Его звали Голубев Слава, —
Он эти духи подарил ей уже, —
Налево-направо
моя улыбалась шалава.
Я был молодой, и я вспыльчивый был —
Претензии выложил кратко —
Сказал ей: "Я Славку вчера удавил, —
Сегодня ж, касатка,
тебя удавлю для порядка!"
Я с дрожью в руках подошел к ней впритык,
Зубами стуча "Марсельезу", —
К гортани присох непослушный язык —
И справа, и слева
я ей основательно врезал.
С тех пор все шалавы боятся меня —
И это мне больно, ей-богу!
Поэтому я — не проходит и дня —
Бью больно и долго, —
но всех не побьешь — их ведь много
Был побег на рывок, наглый, глупый, дневной.
Вологодского с нос, и вперед головой…
И запрыгали двое, так сопя на бегу…
На виду у конвоя, да по пояс в снегу.
Положен строй в порядке образцовом,
И взвыла „Дружба“ — старая пила,
И осенила знаменьем свинцовым
С очухавшихся вышек три ствола.
Все лежали плашмя, в снег уткнувши носы.
А за нами двумя бесноватые псы!
9 Граммов горячие, как вам тесно в стволах,
Мы на мушках корячились, словно как на колах!
Нам добежать до берега, до цели…
Но свыше с вышек все предрешено.
Там у стрелков мы дергались в прицеле.
Умора просто, до чего смешно!
Вот бы мне посмотреть, с кем отправился в путь,
С кем рискнул помереть, с кем затеял рискнуть!
Где-то виделись будто… чуть очухался я,
Прохрипел: „Какм зовут-то? И какая статья?“
Но поздно — зачеркнули его пули,
Крестом: затылок, пояс, два плеча.
А я бежал и думал: „Добегу ли?“
И даже не заметил сгоряча.
Я к нему чудаку: „Почему, мол, отстал?“
Ну а он на боку и мозги распластал…
Пробрало! телогрейка аж просохла на мне,
Лихо бьет трехлинейка, прямо как на войне!
Как за грудки держался я за камни.
Когда собаки близко — не беги!
Псы покрошили землю языками
И разбрелись, слизав его мозги.
Приподнялся и я, белый свет стервеня.
И гляжу кумовья поджидают меня.
И мы прошли, ткнули труп: „Сдох, скотина!“
Нету прока с него.
За поимку — полтина, а за смерть — ничего!“
И мы прошли гуськом перед бригадой.
Потом за вах ту, отряхнувши снег.
Они обратно в зону за наградой,
А я за новым сроком — за побег.
Я сначала грубил, а потом перестал.
Целый взвод меня бил, аж два раза устал!
Зря пугают тем светом, тут с дубьем, там с кнутом!
Врежут там — я на этом!
Врежут здесь — я на том!
Вот и сказке конец
Зверь бежал на ловца!
Снес, как срезал, ловец
Беглецу поллица…
Беглецу поллица…
Как в селе большие вилы,
Где еще сгорел сарай,
Жили-были два громилы
Огромадной буйной силы,
Братья Проф и Николай.
Николай, что понахальней,
По ошибке лес скосил.
Ну а Проф в опочивальне
Рушил стены и сносил.
Как братья не вяжут лыка,
Пьют отвар из чаги,
Все от мала до велика
Прячутся в овраге.
В общем, лопнуло терпенье,
Ведь добро свое, не чье.
Начинать вооруженье
И идти на них сраженьем
Порешило мужичье.
Николай, что понахальней,
В этот миг быка ломал.
Ну а Проф в какой-то спальне
Смаху стену прошибал.
— Эй, братан, гляди — ватага,
С кольями, да слышь, ты,
Что-то нынче из оврага
Рановато вышли.
Неудобно сразу драться,
Наш мужик так не привык,
Вот и стали задираться:
— Для чего, скажите, братцы,
Нужен вам безрогий бык?
Николаю это странно:
— Если жалко вам быка,
С удовольствием с братаном
Можем вам намять бока.
Где-то в поле замер заяц,
Постоял и ходу.
Проф ломается, мерзавец,
Сотворивши шкоду:
— Только кто попробуй, вылезь,
Вмиг разделаюсь с врагом…
Мужики перекрестились,
Всей ватагой навалились
Кто с багром, кто с батогом.
Николай, печась о брате,
Первый натиск отражал.
Ну а проф укрылся в хате
И оттуда хохотал.
От могучего напора
Развалилась хата.
Проф оттяпал ползабора
Для спасенья брата.
Хватит, брат, обороняться,
Пропадать, так пропадать.
Коля, нечего стесняться,
Колья начали ломаться,
Надо, Коля, нападать!
По мужьям, да по ребятам
Будут бабы слезы лить…
Но решили оба брата
С наступленьем погодить.
— Гляди в оба, братень,
Со спины заходят.
— Может оборотень?
— Не похоже, вроде.
Дело в том, что к нам в селенье
Напросился на ночлег
И остался до успенья,
А потом на поселенье
Никчемушний человек.
И сейчас вот из-за крика
Ни один не услыхал,
Как вот этот горемыка
Что-то братьям приказал.
Кровь уже лилась ручьями,
Так о чем же речь-то?
Бей братьев! Но тут с братьями
Сотворилось нечто.
Братьев как-то подкосило,
Стали братья отступать,
Будто вмиг лишились силы.
Мужичье их попросило
Больше бед не сотворять.
Долго думали, гадали,
Что блаженный им сказал.
Но как затылков ни чесали,
Ни один не угадал.
И решили: он заклятьем
Обладает, видно.
Ну, а он сказал лишь: „Братья!
Как же вам не стыдно!“
Мне ребята сказали про такую „наколку“…
На окраине, там даже нет фонарей.
Если выгорит дело, обеспечусь надолго,
Обеспечу себя я и лучших друзей.
Но в 12 часов людям хочется спать,
Им назавтра вставать на работу.
Не могу им мешать, не пойду воровать,
Мне их сон прерывать неохота.
Мне ребята сказали, что живет там артистка,
Что у ней там брильянты, золотишко, деньга.
И что все будет тихо, без малейшего риска,
Ну, а после, конечно, мы рискнем на бегах.
Но в 12 часов людям хочется спать,
И артисты идут на работу.
Не хочу им мешать, не пойду воровать,
Мне ей сон прерывать неохота.
Говорил мне друг Мишка,
Что у ней есть сберкнижка.
Быть не может, не может, наш артист не богат.
Но у ней подполковник,
Он ей полюбовник.
Этим доводом Мишка убедил меня, гад.
А в 12 часов людям хочется спать,
Им назавтра вставать на работу.
Ничего, не поспят, я пойду воровать.
Хоть их сон нарушать неохота.
Говорил я ребятам,
Что она небогата,
Бриллианты — подделка,
Подполковник сбежал.
Ну, а этой артистке
Лет примерно под триста,
Не прощу себе в жизни, что ей спать помешал.
Но в 12 часов людям хочется спать,
Им назавтра вставать на работу.
Не могу им мешать, не пойду воровать,
Мне их сон прерывать неохота.
