386. «День распускается ярким…»
День распускается ярким
Венчиком лютика. Зной
Сияющий и жаркий
Над задремавшей рекой!..
Ласточка крылом режет
Тонкий шелк вышины;
Цветет над побережьем
Воздушный лес тишины…
Стрекозы зеленокрылой трепет,
Дробя стекло синевы,
Уплывает в лепет,
В лепет, в шелест листвы…
Ив полупрозрачные ветви,
Склонившись на грудь воды,
Будто читают ветром
Оставленные следы…
И ты стоишь не дыша, внимая
Мелодии сладостного молчанья,
Всё видя, всё слыша, всё понимая
Всевидением печали.
Вставай же из мглы безвестной
На солнечный светлый пир,
С высокого берега песни
Еще необъятней мир!
1941
Самуил Израилевич Росин родился в 1892 году в местечке Шумячи, Могилевской губернии. Его отец — возчик. Семья жила бедно, и Росину не пришлось учиться. Он стал работать маляром и одновременно занимался самообразованием, много читал.
В начале 20-х годов Росин переезжает в Москву. Одно время служит воспитателем в детском доме, а потом целиком отдается литературной деятельности.
Писать стихи Росин начал с 14-ти лет. Первое стихотворение, «Поденщику», опубликовал в 1917 году. В 1919 году выпустил сборник поэм для детей «Бабушкины сказки», построенный на фольклорном материале. В том же году вышел сборник лирических стихов поэта «Раковины». В последующие годы Росин выпускает поэму «Сияние» (1922), сборник «Ко всем нам» (1929), поэму «Сыны и дочери» (1934), книги «Жатва» (1935), «Влюбленный» (1938). С каждой новой книгой Росин совершенствовался как тонкий и глубокий лирик. Предвоенные стихи Росина полны предчувствия опасности, нависшей над страной, и сознания своей ответственности за все происходящее в мире.
В июле 1941 года Росин вместе с другими московскими писателями добровольно вступил в ряды Советской Армии. Фронтовые стихи он заносил в записную книжку, которая не сохранилась. Самуил Росин погиб в тяжелых оборонительных боях под Вязьмой осенью 1941 года.
387. РУКА МОЯ В БЕССИЛИИ БОЛТАЛАСЬ
Рука моя в бессилии болталась.
Был зыбок шаг мой и надрывен крик…
А нынче не страшит меня усталость —
К простой работе я привык.
Давно я знаю: чуда не случится —
Не брызнет камень ключевой водой,
И дверь не может ни пред кем открыться
Сама собой.
Так отчего же нынче беспокойно мне?..
Как будто тучи надо мной везде…
Ах, голова ты, буйная и знойная,
Скажи мне, сердце, радость моя где?
Ручьи поют на улице,
Веселые, горластые,
Прыгая по камешкам
И солнца луч дробя…
И больно мне за всякого,
Кому на свете счастья нет,
И грустно мне немножечко
За самого себя.
1925
Звенит морская синь,
Сквозит песчаным дном,
Захлестан берег
Солнечным огнем.
У солнечной страны
В бессменном карауле
За кряжем
Высится
Гранитный кряж.
И головы
Утесы повернули
На перекоп
Через Сиваш.
Я — на скале
Замшелого гранита.
И, мнится,
Ухожу
Корнями в глубь пород.
Ветвями ввысь тянусь,
До синего зенита.
Я исполином становлюсь,
Я превращаюсь в стройный кипарис,
Что слушает прибоя
Синий рокот,
Неугомонный рокот
Бурных брызг…
Стою один,
Смотрю и слушаю,
Как море плещет спозаранья,
За валом гонит вал.
Оттачивает камни —
Грань за гранью,
Шурша, шлифует их,
Не ведая покоя…
И я твержу себе, твержу:
И ты будь, песнь моя,
Отточенной такою.
Как эти каменные тверди,
Стоящие сурово на посту,
Как этих гор гранит,
Должно ты, сердце, твердым быть
И в битве каждодневной,
И в час борьбы —
Великий и прекрасный час,
Что ожидает нас.
1932
389. «Бульвары, проезды…»
Бульвары, проезды
И улиц изломы
Бегут и несутся,
Несут и несомы…
С утра я волною
Подхвачен могучей:
Быть может, с тобою
Столкнет меня случай.
Распахнут мой ворот,
И сердце навстречу:
Быть может, я скоро
Тебя запримечу.
Средь гама, средь гула
Мечусь угорело…
Не ты ль промелькнула?
Не ты ль поглядела?
Я должен с тобою
Столкнуться вплотную…
Меж тысяч подобных
Ищу лишь одну я.
Бульвары, проезды,
Углы и изломы…
Какому же слову
Доверюсь, какому?
Несусь наудачу,
Измаян ходьбою,—
Боюсь, я заплачу
При встрече с тобою…
Ну что ж! Ведь, пожалуй,
Оно не мешало б
Излиться в потоках
Рыданий и жалоб.
Свершиться ли чуду?
Ведь жребий мой вынут.
Я знаю, что буду
Тобою покинут.
Я знаю, я чую,
И всё мне понятно,
И всё же сную я
Туда и обратно,
И против теченья,
И вместе с толпою,
И нет мне спасенья
От встречи с тобою.
Бегу и шепчу я,
Твержу, не смолкая:
«Моя дорогая,
Родная такая…»
1935
В лицо мне ветром терпким
Задышала
И повторила степь
Мой твердый шаг.
Я наново живу,
Я начал всё сначала,
И никогда я не жил
Жадно так.
Я поднял голову.
Мой взор открыт и весел,
Мой каждый мускул
Ртутью нагружен,
И ненависть свою,
Как никогда, я взвесил,
Так жаден я
И так насторожен.
А вдруг врага
Таит степная скрытность?
Следит за мной,
В меня нацелив глаз,
Всем сердцем стережет…
Оно не пощадит нас:
Выслеживает,
В тишине таясь.
И я прижал ружье,
Подстерегая.
И в сердце кровь
Замедлилась на миг.
И крик срывается —
Последний крик…
Так метко во врага
Не целил никогда я!
Путь в гору.
Ясное синеет небо,
Страна вся в зелени,—
В цветеньи кирпичей.
Нет, никогда мой гнев
Таким созревшим не был,
И никогда любви
Не знал я горячей!
1935
391. «И моря красота первоначальная…»
И моря красота первоначальная,
И небеса, что с берегом слиты,
И ты, такая близкая и дальняя,
Как эти в небе дымные хребты.
Упала с высоты звезда высокая,
Поглощена вечерней темнотой.
В себе сегодня все раскрыл истоки я
Всей человечьей радости простой.
Не молодеет, знаю, сердце: усталью
Оно проникнуто под грузом дней.
Я мальчиком себя сегодня чувствую,
Зашедшим в гости к юности своей.
Там, в городе, где строго так шагаем мы,
В разбеге улиц, в каменном кругу,
Казалось, я чужой себе, незнаемый,
Казалось, нежным быть я не могу!
Вверху, в горах, соседствующих с бурею,
Где светят звезд алмазные рои,
Я вспоминаю грозную Астурию,
Я слышу вас, испанские бои.
И слышу я тебя, большая родина,
И я готов — и мне не надо клятв,
Чтоб кровь моя была тебе вся отдана,
Как перегной легла для новых жатв!
Теперь уж волн краса первоначальная,
Гул моря заглушил шаги мои,
И ты — такая близкая и дальняя,
Как там, вдали, испанские бои.
1936
392. ИЗ ВЕЧНОСТИ ПРИШЕЛ Я
