«Ну что же мне делать? Не знаю!..»
Ну что же мне делать? Не знаю!
Я просто устал в борьбе:
Чем дальше я уезжаю,
Тем, словно пружину сжимая,
Все крепче стремлюсь к тебе!
Бесспорно, любовь прекрасна,
Коль вспыхнул взаимный свет,
Но как же она всевластна
И каменно-безучастна,
Когда вдруг ответа нет.
Как же найти мне дверь
Из этого злого царства?
И как отыскать лекарства
От горечи и потерь?
Так есть ли беде конец?
Да, есть: без малейшей спешки
Оружием злой насмешки
Сразить ледяной дворец.
Довольно сердечной дрожи!
Победа! Я вновь один!
Но как это трудно все же –
Средь милых стоять руин…
1993
Девушка смотрит спокойным взглядом,
Как бабушка рвет сорняки на грядке.
Девушка с книгой уселась рядом –
Все здесь прекрасно и все в порядке!
Бабушка медленно поднялась,
Взявшись со стоном за поясницу:
Пробует, бедная, распрямиться.
Девушка книгу читает всласть.
Строчка за строчкой летит вперед,
Сколько же зла в этом мире людном!
Книга людей к доброте зовет,
К помощи тем, кому в жизни трудно.
Девушке хочется вдаль вглядеться,
Молнии брызжут из юных глаз.
Как ненавидит она сейчас
Тех, у кого – ни души, ни сердца!
Бабушка снова, скрывая стон,
Гладит, готовит и убирает.
Внучка – сражается в бадминтон
Или, рассыпав звонком трезвон,
Ветер на «велике» обгоняет!
Бабушка села на стул: хоть плачь!
А ведь какая была когда-то!..
Внучка с друзьями играет в мяч,
Славный идет волейбольный матч!
Надо ведь силы девать куда-то!
Девичье сердце добром сияет:
Видя в кино бессердечность злую,
Ах, как она кулачки сжимает,
Всем существом своим протестуя!
О, как хотела б она сквозь ночь
Кинуться в край ледяного царства,
Всем, кто в пути изнемог – помочь,
А заболевшим достать лекарства!
В сумрак вернулась. Часы на стол…
Быстро разделась и засыпает…
А бабушка, охая, моет пол,
А бабушка в кухне белье стирает…
1993
Я сегодня в смятении и смущении,
Мне открылся влюбленности звонкий свет
С обаяньем, которое, без сомнения,
Не отыщешь, пожалуй, и в десять лет!
Молода, хороша и редчайше женственна!
Впрочем, знаю, что все это – как для кого:
Для одних, может, нету здесь ничего,
Для кого-то, не скрою, почти божественна!
Только есть тут, наверно, один секрет:
До того как в тот праздничный свет влюбиться,
Надо сердцу сначала освободиться
От любви, что горит уже столько лет.
Для того чтобы новый костюм надеть,
Надо прежний сначала куда-то деть,
Чтобы выпить шипучий бокал вина,
Надо то, что налито, допить до дна.
Если ж вдруг, сочетая, два хмеля слить,
То навряд ли тогда воспаришь душой.
Выйдет «ерш», а «ерша» неприятно пить:
Тяжело, да и радости никакой…
Я расправил крыла, чтоб взлететь, как птица,
Все созвездья сейчас на меня глядят!
Я решил наконец-то опять влюбиться!
Только странное дело, что крылья птицы
Словно держит незримо стальной канат.
Что случилось? Кипит возмущенно кровь!
И догадка, что все чрезвычайно сложно,
Что канат этот – наша с тобой любовь
И порвать его попросту невозможно.
Да, ты споришь везде и всегда со мной,
И упрямству, наверное, нет предела.
Ты способна быть трудной и золотой,
Но любовь, видно, сплавила нас с тобой,
И бороться с ней – просто пустое дело!
Как мне жить? Хохотать ли порой до слез,
Быть счастливым? Иль чаще грустить и маяться?
Я не знаю. Однако такой вопрос,
Как влюбиться иль нет средь душевных гроз,
Бесполезен. И попросту отменяется!
И какие б ни пели вдруг соловьи,
Только если дана любовь человеку,
Восставать против собственной же любви
Не умнее, чем прыгнуть с Казбека в реку!
31 декабря 1993 г.Красновидово
Не спорьте, сограждане, о политике!
Не спорьте, сограждане, о политике!
Ведь сколько бы люди ни кипятились,
Но не было случая, чтоб согласились
Сторонники всяких проблем и критики.
Застолье. Плетутся словес узоры,
Все гости светлеют от доброты,
И вдруг, словно спичка, зажглись раздоры.
Снова политика! Крики, споры
До яростной злобы, до хрипоты!..
Испорчен и напрочь растерзан вечер.
Зачем? И какая была нужда?
Но в душах мгновенно погасли свечи,
И вместо хорошей и доброй встречи –
Шипы, оскорбления и вражда.
Страна моя! Споры за веком век,
Кто всыпал нам перец такой напасти,
Чтоб чуть не с рождения наш человек
Жил вечной политикой вместо счастья.
А где-то извечно стремились жить,
Трудиться. И, глядя веселым взглядом,
Влюбляться, и вздорить, и вина пить,
Оставив политику дипломатам.
И можно подумать, что только мы,
Воюя и мучаясь беспрестанно,
Задуманы, чтоб извлекать из тьмы,
Как чертиков, разных политиканов.
Когда-то эсеры, меньшевики,
За ними – гранитные партократы,
А дальше – шумящие демократы,
Что также стремятся срывать вершки.
Политики борются и ловчат,
Политики втайне вовсю шуруют.
А люди доверчиво митингуют
И чуть ли не сами же лезут в ад.
И будем мы верить или не будем –
Политики станут грести к себе.
Ах, милые, бедные наши люди,
К чему ж нам быть пешками в их борьбе?!
И, право, чем больше проходит лет,
Тем чаще мы с горечью убеждаемся,
Что смысла нам в этих всех играх нет
И мы тут лишь донорством занимаемся.
Политикам снятся чины и власть.
А нам неужель до сих пор не видно,
Что силы свои, и сердца, и страсть
Ну попросту тратить на них обидно!
На выборы, что ж, мы прийти – придем
И искренно, честно проголосуем,
А дальше – гори все сплошным огнем!
И мы о вас, право, не затоскуем!
За городом речка журчит лесам,
О суетных нуждах не беспокоясь.
И женщина звонко смеется там
Птицам, теплу, золотым лучам,
Стоя в цветах луговых по пояс.
А вон, под распахнутым небосводом,
В ярко-тугом серебре реки,
Ребята, шустрые, как мальки,
Брызгаясь, с визгом ныряют в воду…
К черту же грохот пустых речей!
Любящий взгляд, и твой труд, и дети –
Вот что, бесспорно, всего важней,
Ради чего стоит жить на свете!
1993
С каждым годом он дальше и дальше идет
От того, легендарного сорок пятого,
Горьким дымом пожаров и славой объятого,
Как солдат, что в бессрочный идет поход.
Позади – переставший визжать свинец,
Впереди – и работа, и свет парадов,
В его сердце стучат миллионы сердец,
А во взгляде горят миллионы взглядов.
Только есть и подлейшая в мире рать,
Что мечтает опошлить его и скинуть,
В темный ящик на веки веков задвинуть,
Оболгать и безжалостно оплевать.
Растоптать. Вверх ногами поставить историю.
И, стараясь людей превратить в глупцов,
Тех, кто предал страну, объявить героями,
А героев же вычеркнуть из умов.
Только совесть страны не столкнуть с откоса.
И, хоть всем вам друг другу на голову встать,
Все равно до Гастелло и Зои с Матросовым
Вам, хоть лопнуть от ревности, не достать.
День Победы! Скажите, теперь он чей?
Украинский, таджикский, грузинский, русский?
Или, может, казахский иль белорусский?
Полный мужества праздник страны моей!?
Разорвали страну… Только вновь и вновь
Большинству в это зло все равно не верится,
Ибо знамя Победы никак не делится,
Как не делится сердце, душа и кровь.
И какими мы спорами ни кипим,
Мы обязаны знать, и отцы, и дети,
День Победы вовек для нас неделим,
Это главный наш праздник на целом свете.
День Победы! Гремит в вышине салют.
Но величье, весь смысл его и значенье
Для народов земли до конца поймут,
Может быть, лишь грядущие поколенья!
Вот идет он, неся свой высокий свет.
Поколенья будут рождаться, стариться,
Люди будут меняться, а он – останется.
И шагать ему так еще сотни лет!
1993
Ему постоянно с ней не везло:
На отдыхе, в спорах, в любой работе
Она, очевидно, ему назло
Делала все и всегда напротив.
Он скажет ей: «Слушай, пойдем в кино!»
Она ему: «Что ты! Поедем на лыжах!»
Он буркнет: «Метель… За окном темно!!!»
Она: «Ну, а я все прекрасно вижу!»
Он скажет: «Ты знаешь, весь факультет
Отправится летом на Чусовую!» –
«А я предлагаю и голосую,
Чтоб нам с тобой двинуться на Тайшет!»
При встречах он был, как самум, горяч
И как-то сказал ей: «Пора жениться!»
Она рассмеялась: «Ты мчишься вскачь,
Тогда как зачетка твоя – хоть плачь!
Нет, милый, сначала давай учиться!
Поверь мне: все сбудется. Не ершись!
Конечно, совет мой как дым, занудный,
Но я тебя вытяну, ты смирись!
А главное… главное, не сердись –
Такой у меня уж характер трудный!»
Но он только холодно вскинул бровь:
«Ну что ж, и сиди со своей наукой!
А мы потеплее отыщем кровь,
Тебе же такая вещь, как любовь,
Чужда и, наверное, горше лука!»
В любви он был зол, а в делах хитер,
И в мае, в самый момент критический
Он, чтоб до конца не испить позор,
Вымолил отпуск академический.
Лето прошло, и семестр прошел.
Но он не простил ее, не смирился.
И, больше того, в довершение зол
Ранней зимой, как лихой орел,
Взял и на новой любви женился.
Пир был такой, что качался зал.
Невеста была из семьи богатой,
И пили, и лопали так ребята,
Что каждый буквально по швам трещал!
И вдруг, словно ветер в разгаре бала
От столика к столику пробежал.
Это она вдруг шагнула в зал.
Вошла и бесстрашно прошла по залу…
Ей протянули фужер с вином.
Она чуть кивнула в ответ достойно
И, став пред невестою с женихом,
Сказала приветливо и спокойно:
«Судьба человеческая всегда
Строится в зареве звездной пыли
Из воли, из творческого труда,
Ну, а еще, чтоб чрез все года
Любил человек и его любили.
И я пожелать вам хочу сейчас,
А радости только ведь начинаются,
Пусть будет счастливою жизнь у вас
И все непременно мечты сбываются!
И все-таки, главное, вновь и вновь
Хочу я вас искренне попросить:
Умейте, умейте всю жизнь ценить
И сердце надежное, и любовь!
Гуляйте ж и празднуйте до утра!
И слов моих добрых не забывайте.
А я уезжаю. А мне – пора…
Билет уже куплен. Ну все… Прощайте».
Затем осушила бокал и… прочь!
С улыбкой покинула праздник людный.
Ушла и… повесилась в ту же ночь…
Такой уж был, видно, «характер трудный».
1993
