Парадокс бытия
Я знаю, немало мужчин
Встречалось тебе в дороге.
Но я – это все же не многие,
Но я все равно один.
Пусть в прошлом тебе казалось,
Что каждый – почти герой.
А после что оказалось?
А после итог какой?
И разве теперь узнаешь,
Ведь сердце чужое – мрак,
Кого ты вдруг вспоминаешь,
За что? Почему? И как?
И все-таки вне сомнения,
Ну кто опровергнет, кто?
Что прежние все общения
Фактически же ничто!
И все-таки важное самое,
Ведь вот парадокс бытия!
Что в сердце моем – ты главная,
А в сердце твоем – не я…
А в сердце твоем – банальность,
Простейшее существо,
Банальность да плюс – нахальность,
А больше-то ничего!
Ну как это получается?!
Ведь это же не вранье,
Что женщинам часто нравится
Напористое хамье.
А впрочем, молчу, забудем!
Прошу тебя: не вздыхай,
Давай улыбаться будем
И пить мавританский чай!
А после по переулку,
Чуть стихнет машинный гром,
Мы выплывем на прогулку,
Задумавшись о былом.
А мысль вдруг начнет вертеться:
Что здесь ты, да не со мной!
И станет колоть мне сердце
Безжалостною иглой.
Но ты не волнуйся, милая,
И бодро вокруг смотри.
Иголочка та унылая
Сидит глубоко внутри.
А коль вдруг начнет колоться,
Во сне или наяву,
Тебя это не коснется,
Пусть взгляд твой всегда смеется,
Я – крепкий. Переживу!
1992
«Средь всех телеграмм на моем окне…»
Средь всех телеграмм на моем окне,
Пришедших по случаю дня рождения,
Лежит и твое ко мне поздравление,
В котором ты счастья желаешь мне.
Спасибо за добрые все слова!
Душа поздравленью, конечно, рада,
И все же не худо б понять сперва,
Какого мне счастья на свете надо.
Свершенье надежд и в делах успех,
Когда тебе солнце лучами плещет,
И руки друзей, и веселый смех –
Хорошие это, конечно, вещи!
Пусть стану, к примеру, богаче жить,
Пусть добрая слава растет по свету,
И все же, откуда же счастью быть,
Когда тебя рядом со мною нету…
1992
Над парком пожаром тлел небосклон,
Кружилась цветочно-звездная вьюга,
А на скамейке она и он
Сидели, сердечно обняв друг друга…
Он руку любимой к щеке прижал,
Она, запылав, опустила веки.
– Люблю! – он восторженно прошептал
И милую нежно поцеловал.
Она отвечала: – Твоя навеки…
Назавтра опять пылал небосклон,
И снова кружилась звездная вьюга,
И вновь на скамейке она и он
Сидели, сердечно обняв друг друга.
Он руку любимой к щеке прижал,
Она, запылав, опустила веки…
– Люблю! – он восторженно прошептал
И милую нежно поцеловал.
Она отвечала: – Твоя навеки!
И в третий раз жаром тлел небосклон,
И так же кружилась звездная вьюга,
И снова, и снова она и он
Сидели, сердечно обняв друг друга…
Мне скажут: – Но это сплошной повтор!
Ведь ясно же все наперед, конечно:
Он жарко несет ей блаженный вздор,
Она опускает смущенный взор
И вновь отвечает: «Твоя навечно!»
Все так. Только тут небольшой секрет,
И я его, право же, не скрываю:
Он – каждый раз тот же, тут спору нет,
Однако она всякий раз другая…
P. S.
Возможно, мужчины, сощурив глаз,
Воскликнут с обидой: – Довольно странно!
Неужто мы вечные донжуаны,
А дамы всегда благородней нас?!
И можно ль про женщин сказать заране,
Что все их сердца – это чистый храм?
А сколько, простите, замужних дам
Прекраснейше бегают на свиданье?!
Не будем сгущать бесконечный мрак,
И пусть сей вопрос до конца не ясен,
А к женщинам я все равно пристрастен,
И все-таки нынче отвечу так.
Чтоб не было тут никому неловко,
Я тех и других примирить спешу.
Пусть будет вторая еще концовка,
Обратная первой. Итак, прошу:
Едва только сумрак на землю ляжет,
Узнайте секрет. Он совсем простой:
Она на свиданьях – одна и та же,
А он рядом с нею всегда другой!
1992
Секс без любви – это автомашина,
Что катится под гору без бензина.
К чему ей душа или чувства строгие?
Все движется силой физиологии.
Потом все, остынув, замрет невольно.
Но сексу такого вполне довольно.
Любовь же без секса – это бензин,
Горящий без двигателя один.
Но много ли смысла в пустом горенье
Без песни, без радости, без движенья?
А вместе они – это разом взлет
Двух крыльев, несущихся в небосвод.
И тут их попробуй, беда, найти –
Сметут они все на своем пути!
Тогда почему же не загораются
Повсюду такие огни во мгле?
Суть в том, что вместе они встречаются
Не чаще, чем золото, на земле.
1992
Я прошу тебя, будь хорошею
В нашей жизни, когда порошею
Заметает нам вьюга путь,
Я прошу тебя: будь хорошею,
Самой доброй на свете будь!
Чтоб все лучшее сохранить,
Не скупись в беде на улыбки,
Научись прощать за ошибки
И за мелочи не корить.
Посмотри, сколько там и сям
Лжи и всяческих унижений,
Сколько мелких и крупных драм
И предательских отношений!
Вот поэтому страшно хочется
Совершенно иначе жить,
Ведь любовь – это тоже творчество,
Даже высшее, может быть!
Предлагаю, сердец не мучая,
Даже в мыслях ни в чем не лгать
И, друг другу даря все лучшее,
Все до донышка раскрывать.
В спорах мыслями не виляя,
В бурях совести не губя,
Сам себя я тебе вручаю.
Так вручи же и ты себя!
Я хочу, чтоб в минуты злые
Среди стрел любых и огней,
Как земля моя, как Россия,
Ты бы силой была моей.
Не терпи никакого плена,
Чтоб сквозь всякую страсть и сласть
Даже крохотная измена
В нашем доме не завелась.
А еще, это важно очень,
Чтоб твой голос сквозь все года
Не застенчиво-одиночен,
А уверенно тверд и прочен
Был бы рядом со мной всегда.
И какою бы злой порошею
Ни стелила нам вьюга путь,
Я прошу тебя, будь хорошею,
Обязательно будь хорошею,
Самой доброй на свете будь!
1992
Все навыки мне вкладывали с детства:
Как должно мне вести себя и жить.
У взрослых, что любые знают средства,
Не находилось радостней злодейства,
Чем целый день мне что-нибудь долбить.
А я, от наставлений сатанея,
То спорил, то презрительно молчал,
И, моя с мылом с возмущеньем шею,
Порою с тихой радостью шептал:
– Вот подождите, вырасту большой,
Попробуйте тогда меня заставить
Посуду мыть, и все на место ставить,
И слушаться вас с радостной душой!
А дети, кстати, не навечно дети!
Вот стукнет мне лет двадцать, а уж там,
Прошу прощенья, никому на свете
Командовать собою я не дам!
Промчалось детство, юность пролетела,
Я взрослым стал. И вот передо мной
Желанная, почти достать рукой,
Свобода, улыбаясь, заблестела!
И, словно разом все переменя,
Я ощутил, как жизнь моя светлеет!
Теперь-то уж воспитывать меня
И объезжать, как глупого коня,
Никто на целом свете не посмеет!
И, спев «гуд бай» былым учителям,
Я никому бы вновь не подчинился.
Да, никому на свете! Если б сам,
Подумать только, добровольно сам!
Вдруг взял да и однажды не женился…
5 мая 1993 г.
«Говорят о том, что на планете…»
Говорят о том, что на планете
Много нежных губ и нежных рук.
Почему же мне когда-то вдруг
Не пришли однажды губы эти?
Впрочем, что хитрить! Встречались губы
И довольно нежные подчас,
Только почему-то все на час,
Только почему-то все не судьбы!..
Ну, а может, я не одинок,
Ну, а может, нежность, как ни странно,
К нам приходит на короткий срок
И не терпит слова «постоянно»?
И ее, как золотую птичку,
Не удержишь в клетке никогда.
И она при слове «навсегда»
Тотчас превращается в привычку?
1993
Мир грешен. И что бы, скажите, было,
Когда б всех распутников в мире этом
Какая-то гневно-святая сила
Смела бы однажды горячим ветром?!
А вот сохранила бы только тех,
Кто в жизни ласкал лишь одну подругу,
И женщин, что, гневно отвергнув грех,
Дарили бы жар и счастливый смех
Лишь одному дорогому другу.
Но кто же потом в предрассветной мгле
Выживет после такого гнева?
Ответим уверенно: на земле
Останутся снова Адам и Ева.
1993
