Всё – высота, течение и воля!
И человека горе не найдет
Как зиму, растворившуюся в море
И человека детством встретят сны
Где живы будут все и все – любимы
Но снег лежит, и зимы холодны
И каждый раз как жизнь неповторимы
* * *
Вождь дремал под пушечную дрожь
Зыбкий день катился к эпилогу
Натиск наступающих похож
Был на подступавшую изжогу
Леденело небо от дождя
Тонкого и острого как бритва
И подагра мучила вождя
Больше, чем проигранная битва
Под холмом солдатские стада
Шли на смерть, покорные как овцы
Побеждали сильных – как всегда
Слабые, но хитрые торговцы
Наступали как девятый вал
По часам – не поздно и не рано
Но тирана вечер волновал
Больше, чем падение тирана
Заходило солнце. Ветер пах
Кровью свежескошенного сена
Полководца донимал не страх -
Женщины единственной измена
Так, начавшись, обрывался век
Дробью боевого барабана
И сквозила скука из под век
Скуку презиравшего тирана
* * *
Я верю в человека без затей
Семейного. Растящего детей
Гораздого на честные уловки
На нём одном и держится земля
Ведь там, где мне мерещится петля
Он видит пользу бельевой веревки
Свободный, как правительство Виши
От вздорного диктаторства души
Он на бумаге выглядит избито
Но, будучи умней таких, как я
Он презирает тайны бытия
И постигает парадоксы быта
О, как же я завидую ему -
Влачащему набитую суму
За наглухо застегнутые двери!
И вечности, играющей с листа
О том, что жизнь безвидна и пуста
Из-за него, безумная, не верю.
* * *
Как птенец, отбившийся от стаи -
Каждому и жертва и улов -
Укрывалась истина простая
В пышных кронах бесполезных слов
От сетей, от золоченых клеток
Летом берегла ее листва
Но когда заканчивалось лето
Опадали глупые слова
Красные и желтые летели
В черные объятия земли
А потом шершавые метели
Лес куда-то под руки вели
Мир был строг, и холоден, и светел
Бел и свеж как чистое бельё
И никто сначала не заметил
В небесах отсутствия её
Только ветер плакал от бессилья
Зиму и охотников коря -
Все, что пело и имело крылья
Улетело в дальние края.
* * *
Изгиб реки, поселок, пристань
Копеечная старина
Здесь за последние лет триста
Не изменилось ни хрена
По вторникам завозят водку
По воскресеньям ходят в храм
И жизнь здесь кажется короткой
Одним столичным докторам
Здесь, невзирая на погоду
По средам толстый пароход
Опять в одну и ту же воду
Зеленой заводи войдет
Здесь лень врывается без стука
Густая, словно русский дух
И спросом пользуется скука -
Как средство лучшее от мух
Елене Орловой – на край света
В нас стреляет не целясь
Наугад и убой
Сумасшедшая прелесть
Жизни как таковой
Сердце держит на мушке
От весны до весны -
В этом тире игрушки
Падать обречены
Задыхаться от счастья
Если в пропасть летишь
Ощущать себя частью
Преходящего лишь
Знать, что в сумерках рая
Все равно не найдешь
И шептать умирая:
«Ну и что ж, ну и что ж…»
Полю, на котором погиб мой прадед – Алеша Васильев.
Над этим полем рыжий хлеб
Топорщит длинные ресницы
Под этим полем мертвых нет
Оно – бессмертия граница
Лежащим здесь не кануть в тень
И никогда не пить из Леты
Им светит солнце каждый день
Им восемнадцать каждым летом
Их не сошлют в могильный прах
И на суде дадут поблажки
Весь мир о четырех ветрах
У них поместится в фуражке
К ним ангелов пречистых рать
Шагнет из рая как с обрыва
Чтоб научиться умирать
Как те, что и поныне живы.
* * *
Мы падаем, мы гибнем, мы в пролёте
Не видеть дна – как в душу прятать тело
Пока вы жизнь, как мелочь раздаёте
Смерть-счетовод шуршит обломком мела
Мы падаем – в раскрытые ладони
Большой земли, которой и не снилось
Вместить в себя и самой малой доли
Того, что в нашем сердце поместилось
Мы падаем, как первый снег на траву
На выцветших её ресницах таем
Обречены – по зову и по праву
Мы падаем… а кажется – взлетаем.
* * *
«Чтобы быть поэтом, нельзя ни на секунду сомневаться в своей правоте»
Дм. Быков
Бог им не дал ума
Я за это ему благодарна
Ведь для них и зима -
Не снега, а небесная манна
Пусть живут, не мудря -
Как ведет их дорога кривая
Угли календаря
Из каштанов судьбы вынимая
Их не строят в ряды
Их зовут горизонты, зениты
Все поэты – жиды
И поэтому – антисемиты
Неофиты, клевреты
Адепты, апостолы, гои
Игры тени и света
В глазницах житейского моря
Кто не истиной стайной
А ядом желает напиться
Гости вечери тайной
Безумного датского принца
Где сгущается тьма
Пусть стоят фермопиловой сотней
Бог не дал им ума
И поэтому сердца не отнял
* * *
Просто люди на просто земле
Под простыми как холст небесами
В серых будней остывшей золе
Угли правды горячей искали
До бровей в этой липкой пыли
Забывая про время и пищу
Сколько раз им казалось – нашли
Что-то теплое на пепелище
Будто рылись в карманах судьбы
Замерев от восторга и страха
Но холодную мелочь – увы
Доставали из зыбкого праха
Их надежда манила блесной
И от мысли простой уводила
Что горячее просто весной
Просто солнце им в души светило
Пошлый размер
Все подходит к концу, и начало становится сказкой
Порастает быльём или попросту тает в пыли
И плетется судьба по дороге унылой и тряской
Не похожей на ту, по которой когда-то мы шли
Лиц не видно вокруг, только скукой сведенные маски
Только черные сны и пустые глазницы морей
Все подходит к концу, приближется к страшной развязке
И другое начало как солнце восходит над ней
Нет, не стоит мечтать, что туманом затянется рана
Сколько раз за мечту нам уже засчитали туше
Все подходит к концу, как последняя строчка романа
От которой потом остается порез на душе
Все кончается, друг. Переходит в противоположность
Точно север и юг на другой половинке земли
И к святой простоте возвращается грешная сложность
Чтобы выплакать то, что так долго искала вдали.
Не больно ли тебе от звёзд
Засыпавших глаза?
Не страшно ли тебе от грёз
Огромных как гроза?
Не надоело ли вздыхать
Под тяжкою луной?
А может быть, ты хочешь спать
Улечься в шар земной?
Очей моих не режет свет
Не давит тяжесть плеч
На всей земле могилы нет
Куда могла бы лечь
Но отчего ж так страшно быть
Что нет ни слов, ни сил?…
Все потому что Бог любить
Меня не научил.
* * *
Один малыш, прогуливавший школу -
Никчемный плут, шпана и егоза -
Сказал народу: «А король-то – голый!»
И этой фразой всем открыл глаза
И правда – на монархе ни листочка
Какой пассаж! Какой позор и стыд!
Король освистан и забыт, и – точка
Тиран низложен, и вопрос закрыт
Но прозевал, в нагую спину глядя,
Наивный плебс, похохотавший всласть
Как наглухо застегнутые дяди
Присвоили оплеванную власть
Короны прочь – настало время касок!
Одетая пусть миром правит голь!…
Как грустно улыбался им из сказок
Их голый и униженный король…
А что же тот малыш? Он горько плачет
Успев и поумнеть, и подрасти
Ему принцесса носит передачи
По пятницам – с полудня до шести
* * *
…А с человеком происходит вот что -
Он в будущее сосланная почта
надежно запечатан, непонятен
Он весь из черных дыр и белых пятен
Он отделен от всякой прочей твари
Он не свисток, он – скрипка Страдивари
Он не ответ, он весь – одни вопросы
Сны, лабиринты, пропасти, откосы
прозрения, египетские казни
Он прост, но нет его разнообразней
Он – противоположность идеала
Он весь – конечен, и всегда – начало
Давно измерен, взвешен и подсчитан
Но до конца ни разу не прочитан
Он весь – тщета, он сущего основа
И в будущее сосланное Слово
