марксист-безбожник:
разве может время временно исчезнуть?
Как такое, объясните мне, возможно?
Почему — кто растолкует этот казус –
те, кто нужен мне всегда, ежесекундно,
все покинули меня как по приказу,
сделав жизнь мою безрадостной и скудной?
И куда теперь бежать и где спасаться
от с ума сошедшей мойры черноглазой?
Объясните, для чего весь этот саспенс?
Долго Айса будет ножницами лязгать?»
Ничего мне этот кто-то не ответил,
лишь крылом махнул точёным обречённо
и слетел неслышно с яблоневой ветки,
и растаял в синем небе точкой чёрной…
Но однажды все часы пошли смиренно,
так, как будто ничего и не случилось –
за окном вовсю цвели кусты сирени,
и айфон лежал в кармане, и ключи, и
даже кошка обнаружилась в прихожей –
из далёких возвратилась путешествий –
правда, стала совершенно непохожей
на себя — хвостом, ушами, цветом шерсти –
из живых она одна ко мне вернулась,
но зато нашлись и деньги, и предметы –
и остались горемыки — я и Мура –
в декорациях июньских прошлым летом…
К сожаленью, люди врут, что время лечит –
что ни день, то слёзы льются, сердце щемит –
целый год прошёл, а мне не стало легче,
и не жду ничьих я больше возвращений –
вот опять июнь: сирени запах клейкий
меланхолией притихший дом наполнил –
всё совсем как это было прошлым летом –
и часы идут и прошлого не помнят…
Кофта, боты и зонт — я иду на прогулку
Вдоль заборов по дачным пустым переулкам,
Где закрыты дома, где разъехались все -
Бал окончен, актёры покинули сцену,
Жизнь умолкла в промокшем театре осеннем,
Только задник остался висеть -
Декорации пышные убраны; листья
Облетают с берёз в тишине закулисья -
Дни последние света и цвета игры -
Хоть горят ещё красным огнём бересклеты,
Скоро ветер оставит здесь только скелеты
Бересклетов, сирени, ирги;
И себя ощутить мне нетрудно сегодня
Лёгким жёлтым листочком, парящим свободно -
Если голову к небу поднять
И смотреть, как гоняет листву в каруселях,
Веерах, золотых фейерверках осенних
И каскадах небесный сквозняк…
Кроны клёнов озябших шуршат как пергамент,
В лужах небо плывёт у меня под ногами,
И летят надо мной караваны листвы -
Улететь среди них в череде золотистых,
Медных, охристых, алых и бронзовых листьев
Над пожаром кустов огневых -
Голубая мечта, невозможное счастье –
Вместе с листьями в небе кружить и вращаться -
В лужу выбросить боты и зонт;
Плыть и плыть в синеве за моря-океаны
И забыть этот северный рай окаянный,
Как случайно увиденный сон…
А у меня, друзья, плохая новость:
обрушилась горбатая гора –
ещё стояла здесь позавчера,
была гола, но выглядела сносно –
и вот вчера вдруг рухнула с утра
в морской прибой, меня оставив с носом –
она меня держала — я утра-
тила мою опору и основу,
и в результате чувствую себя
полночным кораблекрушеньем в бурю
под небом грозным, сумрачным и бурным,
и безуспешна и жалка борьба
во тьме кромешной со стихией буйной –
и, наблюдая крах мой, процедуру
верша бесстрастно страшного суда,
злорадно усмехается судьба…
Тебе, судьба жестокая, смешно?
Мне не понять, как может невезенье
моё смешить как маковое зелье,
дурман и забродившее вино –
страшат твои усмешки и веселье,
и аутизм твой, и твоё безделье,
а бег твоей бесшумной карусели
меня, судьба моя, сбивает с ног…
By Li Bai
Seeing a Friend Off
Translated by A. Z. Foreman
The dark hills stretch beyond the northern rampart,
White waters wind around the eastern wall
From this place where we do one deed of parting,
Tumbleweed has a thousand miles to sprawl.
A floating cloud: all that a wanderer thinks.
A setting sun: all an old friend can say.
It is goodbye, and as we wave our hands
Our parting horses cry and neigh, and neigh.
Ли Бо
Проводы друга
(По англ. переводу А. Формана)
Мрачные горы простёрлись за северной башней
Белые воды свернули к востоку за стену
Здесь, в этом месте, где мы расстаёмся
Путь в сотни вёрст одолеть оторвавшимся клочьям травы перекатной
Облако в небе плывёт: вот что думает друг уходящий
Солнца закат: всё что может сказать старый друг
Это прощанье, мы машем друг другу руками
Лошади наши прощаются тоже кланяясь кланяясь плача…
(VIII в.)
Проводы друга
Бессонницы приходит час блаженный –
беру стихотворение любое
Ли Бо — хоть это: путь — мой друг — прощанье –
здесь восемь строк всего — но сколько боли,
поэзии, прозрачности, печали,
намёков, умолчаний, отражений…
Клочком ничтожным перекати-поля,
подвластным ветру облаком, уходит
мой друг — как сотни вёрст он одолеет?
При нём льняной мешок, лепёшек полный,
бурдюк вина — и, знаю, неохота
ему идти, но он меня смелее…
Привал назначен первый за горами –
туда ведёт дорога: конь проворный
получит передышку там, а дальше
продолжит трудный путь от храма к храму
по бездорожью, по тропинкам горным –
жизнь — путь, на всё благоволенье дао…
Дойдёт ли, доберётся он до цели?
Погибнет в непогоду ли, плутая
в безмолвии туманного Тибета?
Увижу ли тебя, о друг бесценный?..
Полоска в небе тает золотая –
дождей, ненастья верная примета…
Мой друг серьёзен, собран и спокоен –
погладил меч, поправил рысью полость
и, обернувшись, помахал рукой мне –
и я махнул в ответ –
а наши кони
друг другу шлют прощальные поклоны,
склоняясь низко и рыдая в голос…
Вот непрочитанная книга
на хинди или на арабском:
мне, даже если постараться,
в суть этой книги не проникнуть;
страницы медленно листаю,
ищу хоть пару букв знакомых,
и удивляюсь неспроста я
письма неведомым законам
загадочного диалекта –
нас, поколенье новояза,
легко пленить великолепной
каллиграфическою вязью –
но я едва ль освою свойства
морфем, артиклей и глаголов –
чужой язык, его устройство
мне не постичь и с алкоголем:
здесь, знаю, тьмы сокрыты истин
и тайн, моё воображенье
так будоражащих, что лист и
колонки строчек совершенных
пространным кажутся посланьем
для избранных и посвящённых,
источником сакральных знаний
о главном, неизбежном чём-то –
скрижаль неясных предсказаний,
записанных секретным
