В обширном творческом наследии классика мировой литературы Джованни Боккаччо (1313–1375) поэзия всегда находилась в тени «Декамерона», бессмертного шедевра его прозы. Между тем на протяжении всей жизни он писал любовную лирику, посвященную его возлюбленной Марии (которую он называл Фьямметтой – «огоньком»), поэмы, исследования наследия Данте. Стихотворения, лучшие из которых по мастерству вполне сопоставимы с творениями Франческо Петрарки, стали своего рода фиксацией его чувств и размышлений: от воодушевления пылкой юности до философских и нередко горьких раздумий зрелых лет.
Впервые на русском языке издается полный свод лирики поэта, включая стихи из «Декамерона», в новых переводах Александра Триандафилиди и Владимира Ослона. Также в издание включена поэма «Охота Дианы». Книга проиллюстрирована гравюрами французского художника XIX века Тони Жоанно (1803–1852).
Так, супротив желания и воли,
В присутствии ее я должен сразу
Куда-то отводить глаза свои.
О тягостный удел, причина боли:
На ту, что так всегда желанна глазу,
Взглянуть не смею от своей любви!
Взгляни я на прекрасных два зрачка —
Пылает сердце в их огне желанном
И в душу мне таинственным чеканом
Вбивается их образ на века.
Мой господин, другого огонька
Не шли мне, рая не сули обманом,
Сей пламень мне – отрадой и тираном,
Спасенье в нем, и гибель с ним близка.
Прошу я, лук свой отложи разящий,
Довольно, что я пленник этих глаз
И что твои нерасторжимы путы.
Пока ты всё прекраснее и слаще
Мне делаешь ее, как вот сейчас,
Лишь смерть меня спасет от пытки лютой.
Великий пыл любовного желанья
Зажег мне сердце юное и точит,
И всё сильнее в нем день ото дня;
Продлится до конца существованья,
Иные страсти гонит из меня
И правит мною всюду как захочет.
. . . . . . . .
Мне не под силу, как направлю взгляд
На розы-губы, на глаза-светила,
На лик и кудри золотые милой,
Что на земле мне дарит рай услад,
Умом постигнуть, знать я был бы рад,
Что в ней чудесней, что меня пленило:
Стать ангелицы дивной, легкокрылой
Иль смех, чьи ноты сладостно звучат.
Когда искрятся эти звезды светом
И днем как будто меркнут небеса,
Весь дольний мир в улыбке расцветет.
К ним сердцем устремляюсь, и при этом
Во мне преображенья чудеса,
Я на земле вкушаю райский плод.
Улыбка и чарующее слово,
Кудрей сплетенье, где мой взор увяз,
И руки, что меня сто тысяч раз
Убили и вернули к жизни снова, —
Всё это языки огня шального,
Что грудь мне жжет и ослепляет глаз
С тех пор, как донны лик меня потряс
И лика видеть не хочу иного.
Так выглядит, мне думается, та
Отрада, что блаженством одаряет
И возвещает смертным благодать.
Им чистая сияет красота,
Им добродетель крылья оперяет,
Чтоб вознести в лазоревую гладь.
Бывает, что, уйдя в себя на миг
И весь отдавшись мысли сокровенной,
Я высоко парю над сферой бренной
И вижу в небе ту, чей светлый лик
Льет благодать, как воду льет родник,
И чей лучистый взор меня мгновенно
Слепит и оплетает сетью плена,
Чтоб неземной восторг во мне возник.
Тогда, свое являя совершенство,
Небесные черты и добродетель,
Что Бог ей дал, над миром водворив,
Она родит в моей душе блаженство,
Какого лишь один Амор владетель,
И разжигает мой к добру порыв.
Гляжу на вас, на светлую, благую,
И входит, донна, сквозь глаза в меня
Та нежность, что покой дарит, гоня
Из сердца муки, боль мою страстну́ю,
Желания внушает зачастую,
Все суетные мысли проясня,
Так вашу красоту постигну я,
Единственную в мире, неземную.
И здесь я прославляю свой удел,
Амора, что отдал меня во власть вам
С тех пор, как взор на вас я бросил смело.
Сильней мой дух желаньем не горел,
Чтоб обладать недостижимым счастьем —
Принадлежать красавице всецело.
Меня терзает чувственный недуг,
Когда смотрю и глаз отвесть не смею
От ваших, как прикованный, и млею,
И вздох из сердца испускаю вдруг,
Что усмиряет бурю тысяч мук,
Рождаемых горячкою моею;
Я обуздать желанья не умею,
Судом богов войдя в любовный круг.
И коль глаза, любовь с надеждой вместе
Вливающие в грудь мне, станут мне
Враждебны, разве мира я дождусь?
Вас не прошу идти я против чести,
Лишь вздох – его хватило бы вполне
Унять огонь, в котором я мечусь.
Так сладостно в капкан меня завлек
Амор ее прекрасными очами,
Что чем я дальше от нее, тем даме
Затягивать сильней на мне силок.
Я выхода не вижу, но далек
От мысли, чтоб распутаться, сетями
Доволен, и любовными страстями,
И нежной властью, что признать я смог.
Кто хочет, пусть пеняет на Амора,
А я его до сей поры хвалю,
Лишь только б не сжигал меня мой вождь.
Благословляю ясный светоч взора,
Что сердцем я так сладостно люблю,
Я сам не свой, его познавши мощь.
Амора порицают зачастую
За то, что он зануден и труслив,
Жестоковыен, загребущ, кичлив
И вздохами изводит подчистую.
А он и тем, кто речь ведет такую,
Навязывает выспренний порыв,
Путь к чести и отваге им открыв
И к благости мысль обратив людскую.
Амор пронзает душу, и она,
Вся трепеща, сливается с ним скоро,
Смирения и чуткости полна.
Он позволяет избежать раздора;
Им злонамеренность побеждена:
Кто ж устоит пред чарами Амора?
