Михаил Кузмин - Стихотворения

— Ты дышишь? Ты живешь? Не призрак ты?
— Я — первенец зеленой пустоты.

— Я слышу сердца стук, теплеет кровь…
— Не умерли, кого зовет любовь…

— Румяней щеки, исчезает тлен…
— Таинственный свершается обмен…

— Что первым обновленный взгляд найдет? —
— Форель, я вижу, разбивает лед. —

— На руку обопрись… Попробуй… встань…
— Плотнеет выветрившаяся ткань…

— Зеленую ты позабудешь лень?
— Всхожу на следующую ступень! —

— И снова можешь духом пламенеть?
— Огонь на золото расплавит медь.

— И ангел превращений снова здесь?
— Да, ангел превращений снова здесь.

На мосту белеют кони,
Оснеженные зимой,
И, прижав ладонь к ладони,
Быстро едем мы домой.

Нету слов, одни улыбки,
Нет луны, горит звезда —
Измененья и ошибки
Протекают, как вода.

Вдоль Невы, вокруг канала, —
И по лестнице с ковром
Ты взбегаешь, как бывало,
Как всегда, в знакомый дом.

Два веночка из фарфора,
Два прибора на столе,
И в твоем зеленом взоре
По две розы на стебле.

Слышно, на часах в передней
Не спеша двенадцать бьет…
То моя форель последний
Разбивает звонко лед.

Живы мы? и все живые.
Мы мертвы? Завидный гроб!
Чтя обряды вековые,
Из бутылки пробка — хлоп!

Места нет печали хмурой;
Ни сомнений, ни забот!
Входит в двери белокурый,
Сумасшедший Новый год!

А знаете? Ведь я хотел сначала
Двенадцать месяцев изобразить
И каждому придумать назначенье
В кругу занятий легких и влюбленных.
А вот что получилось! Видно, я
И не влюблен, да и отяжелел,
Толпой нахлынули воспоминанья,
Отрывки из прочитанных романов,
Покойники смешалися с живыми,
И так все перепуталось, что я
И сам не рад, что все это затеял.
Двенадцать месяцев я сохранил
И приблизительную дал погоду, —
И то не плохо. И потом я верю,
Что лед разбить возможно для форели,
Когда она упорна. Вот и все.

Кассирша ласково твердила:
— Зайдите, миленький, в барак,
Там вам покажут крокодила,
Там ползает японский рак. —
Но вдруг завыла дико пума,
Как будто грешники в аду,
И, озирался угрюмо,
Сказал я тихо: «Не пойду!
Зачем искать зверей опасных,
Ревущих из багровой мглы,
Когда на вывесках прекрасных
Они так кротки и милы?»

Скок, скок!
Лакированный ремешок
Крепче затяни,
Гермес!
Внизу, в тени —
Лес…
Дальше — мо́ря,
С небом споря,
Голубеет рог чудес.
Следом
За Ганимедом
Спешит вестник,
А прыгун-прелестник
Катит обруч палочкой,
Не думая об обрученьи,
Ни об ученьи.
Неужели ловкий бог,
Идол беременных жен,
Не мог
Догнать простого мальчика,
А пришел
Хохлатый орел
С гор?
Совка, совка, бровь не хмурь,
Не зови несносных бурь!
Как завидишь корабли
Из Халдейской из земли,
Позабудешь злую дурь! —

Есть ли что-нибудь нелепей,
Когда в комнатке убогой
От земных великолепий
Разбегаются глаза?
По следам науки строгой
Не излечит и Асклепий,
Если висельник двурогий
Заберется вам в глаза.

Комфортабельны покои,
Есть и выезд, и премьеры,
Телефоны и лифтбои,
Телеграммы, вечера.
Всех мастей и всякой меры,
То гурьбою, то их двое,
Молодые кавалеры
Коротают вечера.

Приглашенья и изданья
На веленевой бумаге,
От поклонников признанья,
Путешествия, моря,
Легкомысленной отваги
Мимолетные свиданья, —
И сверканья резвой влаги
Разливаются в моря…

Летний сад, надутый гений,
Бестолковый спутник Лева,
Иностранных отделений
Доморощенный Вольтер.
Грузно скачет Большакова…
От балетных сновидений
Впечатленья никакого,
Будто прав мосье Вольтер.

А поэмы, а романы,
Переписки, мемуары, —
Что же, это все обманы
И приснилось лишь во сне?
Поэтические пары —
Идиотские чурбаны?
И пожары, и угары —
Это тоже все во сне?

Право, незачем портрету
Вылезать живьем из рамок.
Если сделал глупость эту —
Получилась чепуха.
Живописен дальний замок —
Приближаться толку нету:
Ведь для дядек и для мамок
Всякий гений — чепуха.

Ау, Сергунька! серый скит осиротел.
Ау, Сергунька! тихий ангел пролетел.
Куда пойду, кому скажу свою печаль?
Начальным старцам сердца бедного не жаль.
Зайду в покоец — на постели тебя нет,
Зайду в борочек — на полянке тебя нет.
Спущуся к речке — и у речки тебя нет.
На том песочке потерялся милый след,
Взойду на клирос и читаю наобум.
Ударь в клепало — не отгонишь грешных дум.
  Настань, страдовая пора.
  Столбом завейся, мошкара!
  Конопатка-матушка,
  Батюшка-огонь,
  Попали́ тела наши,
  Души успокой!
Что стыдиться, что жалеть?
Раз ведь в жизни умереть.
Скидавай кафтан, Сережа.
Помогай нам, святый Боже!
Братья все дивуются,
Сестры все красуются,
И стоим мы посреди,
Как два отрока в печи,
Хороши и горячи.
Держись удобней — никому уж не отдам.
За этот грех ответим пополам!

Дымок сладелый вьется,
На завесе — звезда.
Я знаю: друг мой милый
Потерян навсегда.

Один у нас заступник,
Он в длинном сюртуке,
Мешает тонкой палочкой
В грошовом котелке.

Заплачено за помощь
(Считал я) пять рублей, —
А сердце бьется верою
Быстрей и веселей.

Мяукает на печке
Какой-то пошлый кот.
Помощник остановится,
Отрет платочком пот…

И дальше зачитает.
Тоска, тоска, тоска!
Прозрачней с каждым словом
Сосновая доска.

Тошнотное круженье…
В руке пустой бокал…
За сердце я схватился —
И друга увидал.

Не так, не так рождается любовь!
Вошла стареющая персианка,
Держа в руках поддельный документ, —
И пронеслось в обычном кабинете
Восточным клектом сладостное: — Месть! —
А как неумолим твой легкий шаг,
О кавалер умученных Жизелей!
Остановился у портьер… стоишь…
Трещит камин, затопленный весною.
Дыханье с той и с этой стороны
Непримиримо сталкивают искры…
Имагинация замкнула круг
И бешено спласталась в голове.
Уносится тайком чужой портфель,
Подносится отравленная роза,
И пузырьками булькает со дна
Возмездие тяжелым водолазом.
Следят за тактом мертвые глаза,
И сумочку волною не качает…
Уйди, уйди, не проливалась кровь,
А та безумица давно далеко!
Не говор — шепот, эхо — не шаги…
Любовь-сиротка, кто тебя калечил?
Кто выпивает кровь фарфорных лиц?
Благословение или заклятье
Исходит волнами от тонких рук?
Над девичьей постелью в изголовьи
Висит таинственный знакомый знак,
А колдовские сухожилья Винчи
Люциферически возносят тело
И снова падают природой косной.
Где ты, весенняя, сквозная роща?
Где ты, неломленная дико бровь?
Скорей бежать из этих улиц темных:
Поверь, не там рождается любовь!