Татьяна Москвина - Культурный разговор

Короче, как советовал в письме своему несчастному брату-пьянице А.П.Чехов, – «Разбей графин с водкой и иди читать Тургенева, которого ты не читал!»

Дело труба: нынче не посмотрел фильм на фестивале, в кино его уже не найдешь. И так-то художественному фильму пробиться на экран сквозь мозги кинопрокатчиков почти невозможно, а тут еще закон о мате. Режиссеры беды не ждали, снимали себе свободно народную жизнь – пришлось слова, угрожающие народной нравственности, «запикать», хотя по артикуляции героев восстановить правду бытия нетрудно. Ежели вдруг кто ее не знает.

Фильм Кончаловского «Белые ночи почтальона Алексея Тряпицына», только что получивший «Серебряного льва» в Венеции за лучшую режиссуру, – удивительное явление и в биографии режиссера, и в общем ассортименте нашего кинематографа. В нем прежде всего нет ни малейшей агрессии. Режиссер ничего не хочет навязать зрителю, никакой идеологии, никаких «предрассудков любимой мысли», он элегантно растворяет свою личность в изображении и, отказываясь от нарочитого мастерства, достигает мастерства высшего типа.

Это только кажется, будто Кончаловский простодушно и безыскусно снял быт северной деревни, что близ космодрома Плесецк, любуясь лицами и пейзажами. В его фильме нет актеров, в нем участвуют реальные жители.

Однако искусство применено изощренное, виртуозное, редкостное. Благодаря спокойному и нежному монтажу мы точно перелистываем книгу жизни с живыми картинками, и за спиной не стоит никакого учителя, тыкающего указкой. Нет нагнетания ужасов или сентиментальной истерики (ах, вот вам умирающая русская деревня, рыдайте, проклинайте!). Мы видим русский Север через влюбленные глаза автора картины, и они полны тихой грусти и ласковой улыбки. Конечно, разрушенная школа вроде бы говорит нам об упадке этих мест, а счастливая молодуха, улепетывающая в Архангельск, потому что чудом нашла там работу, – об отсутствующей перспективе их развития. Но это взгляд реалистический, а у Кончаловского на этот раз взгляд поэтический. И дивный серый кот, что мерещится почтальону Тряпицыну, или обитающая в реке кикимора, о которой он рассказывает другу-мальчику, свидетельствуют о здешней жизни куда убедительней. В ее скудных буднях светится что-то высшее, вечное, нерукотворное.

«Сама-то жизнь есть радость, и бедная, и горькая – все радость…» – говорит в пьесе А.Н.Островского «Трудовой хлеб» герой, нищий учитель. Эти слова можно поставить эпиграфом к фильму Кончаловского. Он взял именно людей «трудового хлеба», людей без прикрас и притворства, грешных, земных, подворовывающих, попивающих – но настоящих. Ситуации, в которые они попадают, конечно, предложены им на съемках, но ситуации эти типовые, возможные, реалистические. Не могли, что ли, поселяне, свистнуть у честного почтальона мотор с лодки? За милую душу. Но и в этом прискорбном происшествии нет драматического надрыва. Вся неказистая жизнь северной деревни утопает в тишине и красоте, которые обволакивают огорченную душу, очищают существование, связывают людей и землю в единое гармоническое целое. Над горделивыми «отрывами» от земли режиссер насмешливо улыбнулся – но тоже без агрессии.

Вот почтальон Тряпицын ранним утром сидит на бревнышке рядом с товарищем, а за их спиной с космодрома Плесецк в небо стартует ракета. Они даже не вздрагивают и не поворачиваются, продолжая свой неспешный разговор о главном, что-де и в магазинах все есть, и пенсию выдают, а народ что-то нервный… Но зачем нервничает народ? Дома построены крепкие, внутри чисто-вымыто даже у пьющих, в реке рыба не переводится, и если ловить ее удочкой, не браконьерствовать неводом, строгий инспектор не придерется. Жаль, что поселяне не могут в полной мере оценить красоту своей земли и полюбить ее как следует – наверное, для этого надо немало постранствовать и настрадаться на чужбине, как это случилось с самим Кончаловским.

Когда он снимал «Белые ночи почтальона Тряпицына», за его спиной наконец-то не стояло никакого западного продюсера с его невыносимыми пошлостями. Не давили коммерческие задачи. Не толкались в уме разные заветные идеи о русском пути. Он вообще как будто «отключил голову» и погрузился в чистое созерцание. Припал, можно сказать, к родной земле – и она ему что-то навеяла, нашептала, вернула к искренности и свежести его первых шагов в искусстве. К «Первому учителю», к «Асе Клячиной». Это беспримерная и очень поучительная история, что-то важное рассказывающая нам о природе таланта и смысле мастерства. О том, что возможно, вместо того чтобы копить и умножать нажитые штампы, воображая их профессией, взять и отказаться от всего, начать сначала, сказать себе: «Я ничего не знаю о кино». Посмотреть на жизнь смиренным, благоговейным взглядом ученика, а не судьи!

Никогда бы не подумала, что это произойдет именно с интеллектуалом Кончаловским, таким уверенным и всезнающим, но хорошо бы, чтобы это произошло еще с кем-нибудь из мастеров кинематографа. Все-таки приятно иногда вспоминать, что кино может быть искусством, а не только способом траты и добычи денег.

Федор Бондарчук, Федор Сергеевич Бондарчук (и согласимся, что в нашем случае отчество не пустой звук, но благовест колокола, в который щедро положили серебра) – будем называть его, иногда шуткуя, ФСБ, поскольку дело-то у нас нешуточное, – вызывает у меня нелюбовь, в причинах которой мне хотелось бы разобраться.

Нелюбовь не является ненавистью или неприязнью, это нейтральная эмоция пассивного свойства. Положа руку на сердце: успех и процветание ФСБ мне безразличны, к ролям его и фильмам я довольно-таки равнодушна. Никакого зла человеку не желаю, в конце концов, как сердито сказал когда-то своим критикам Никита Михалков – «Ну что, мы кому-то ногу отрезали? Всего лишь фильм сняли!»

Действительно, ерунда какая. Движущиеся картинки, посмотрел и забыл. Сколько времени я потратила на творчество ФСБ? Три фильма, где он режиссер («9 рота», «Обитаемый остров» в двух частях и «Сталинград»). Плюс картины, где он снимался – штук пятнадцать, наверное. Но ФСБ не все же время был на экране, главные роли он вообще недавно стал играть, а до того устойчиво держал «второй план». Добавим еще часов десять. Какое-то время мне понадобилось, чтобы «изучить материал» и написать несколько рецензий. Выходят чистые пустяки – в сумме дня два провела я в обществе ФСБ, «Два дня», как назывался фильм Авдотьи Смирновой, где героине Ксении Раппопорт удалось нежно полюбить героя Федора Бондарчука.

А мне не удалось. Более того, именно существование ФСБ в качестве объекта желания в мелодрамах («Два дня», «Про любоff») погружает меня буквально в пучины недоумения.

Не по-ни-ма-ю!

Герой-любовник на экране всегда символизирует нечто важное в национальном кодексе времени. Появляется Олег Стриженов, и ясно – затосковала Советская Россия по белым господам, идет косяком Олег Янковский – интеллигенция в почете, пусть это и не афишируется особо. Глядя на Хэмфри Богарта, Джеймса Стюарта, Кларка Гейбла, Кэри Гранта и других заветных «мужчин в шляпах» золотой голливудской поры, можно сказать, что Америка, черт ее побери, осуществляет роскошный проект искусного отбора «моделей грез». Что в сороковые-пятидесятые годы буржуазное совпало с общечеловеческим и в то время, когда на многих континентах народы сходили толпами с ума, ведомые миражами национальных и социальных побед, Америка держала стандарт гуманизма: любимая девушка рука об руку да чемоданчик с долларами – вот что нужно настоящему мужчине.

(И вообще, избалованным американским зрительницам не подсунешь какого-нибудь мухортика. Не стали бы они терпеть, как русские страдалицы, с полдюжины лысых принцев за один сезон.)

От голливудских «мужчин в шляпах» ФСБ перенял стопроцентную самоуверенность, самоощущение желанного клиента в дорогих ботинках. Но эта самоуверенность не основана ни на внешних, ни на внутренних данных. Рост у ФСБ, правда, хороший, джеймс-стюартовский, можно сказать, рост: 182 см. Но это всё. Где глаза, увлажненные страстью, где красота осанки, где внятность черт лица, где чары, наконец?

Видно и понятно, что за властной повадкой ФСБ как героя-любовника (да и за его властной повадкой в принципе) должна стоять какая-то сила. Но эта сила непостижима.

Более того, до начала XXI века этой силы и в помине не было.

Возьмем что-нибудь наугад из фильмографии ФСБ – о, «Бесы» (1992) по Достоевскому, Игоря и Дмитрия Таланкиных, отлично. ФСБ – Федька Каторжный. Как раз у Игоря Таланкина начинал ФСБ учиться режиссуре, поступив во ВГИК. Потом, после армии, доучивался у Юрия Озерова.

Не так, чтоб очень повезло с учителями.