Музыку режиссеры любят больше, чем слово, но как-то безразмерно. Нередки на драматической сцене беспрерывно играющие рояли и оркестры. В нашей «Алисе» с неизвестной целью играет камерный ансамбль, притом музыка к спектаклю сочинена специально композитором Настасьей Хрущевой. Чистенько, грамотно, бесцветно.
А вот пространство «Алисы» придумано Могучим изобретательно и забавно. Обитые бархатом ложи и ярусы, позолота и хрустальные люстры Новой сцены БДТ замотаны белой холстиной, сцена и зал меняются местами – в первом действии зрители сидят на сцене, во втором – перемещаются в зал. И это маленькое зрительское приключение сбивает инерцию восприятия, приближает немного к свежим радостям детского мира. Ждешь, что будет странно, чудесно, весело, смешно – и кое-что сбывается.
Это странно. И даже иногда интересно. Но не весело и не смешно, тем более не чудесно. Рассказ идет об усталом, выдохшемся мире, потерявшем смысл. Здесь еще рассуждает умный Шляпник (Валерий Ивченко), пытается командовать взбалмошная Королева с вздыбленными волосами (Ируте Венгалите), дерзит клоун Шалтай-Болтай (Андрей Шарков)… Но это всё по инерции, без вдохновения, точно в провинциальном репертуарном театре. Этот потухший мир ждет спасения от той Алисы, «шалуньи-девочки-души», что когда-то умела плакать и смеяться, которая принесла с собой жизнь и радость. Но теперь она все забыла, она сама устала и растерялась…
Глаза зрителей впиваются в маленькую фигурку загадочного существа без возраста, с белыми волосами и поразительно живым, изменчивым, неповторимым лицом. Среди них, конечно, есть те, кто помнит дебют Алисы Фрейндлих более полувека тому назад на сцене Театра имени Комиссаржевской. Вера Федоровна рано оставила сцену и жизнь, Алисе Бруновне суждена иная участь, другая весть заключена в ее умном и упорном существовании. Фрейндлих по-прежнему доставляет наслаждение одним фактом своего пребывания на сцене. В данном случае – еще и предъявляя судьбу человеческой нормальности в свихнувшейся обстановке.
Вместо того, чтобы играть очередную бенефисную скукоту про голливудскую актрису или европейскую пианистку, вспоминающую свою жизнь, Фрейндлих принимает участие в оригинальном представлении, где совершенно неизвестно, как себя держать и что делать. Это бодрит, освежает, творчески встряхивает организм. Другое дело, что фантазии Андрея Могучего кого-то увлекают, а кому-то кажутся инфантильными и бедноватыми.
Алиса Фрейндлих (1934 года рождения) принадлежит к героическому поколению интеллигентных ленинградских женщин, переживших девочками эвакуацию и блокаду, привыкших к непрестанному труду, достигших удивительной нравственной высоты. Они и сейчас работают – учителями, врачами, архитекторами, библиотекарями и т. п. И тот ясный свет, что льется из глаз Фрейндлих, для них – нечто заветное и родное, помощь, опора и поддержка в трудном пути. Театр же существует не для театроведов, а для публики. В том числе и для таких женщин.
Я думаю, что многое их тронет в спектакле – в основном, монологи Алисы Фрейндлих о бессоннице, о встрече с умершей мамой. Это понятно и человечно. Остальное вряд ли будет им близко – зато более молодая аудитория может заинтересоваться фарсовыми зигзагами представления и даже отыскать в них глубину. Новая «Алиса» очевидно будет иметь определенный успех у публики, и для труппы БДТ она явно полезна, как встряска застоявшегося организма.
Однако встряска встряской, а работать БДТ после реконструкции придется в зале на 1200 мест. Неясно, как с этими бархатными ярусами и хрустальными люстрами справится Андрей Могучий, для которого зальчик-трансформер мест на двести – это идеальное пространство. На свете есть мера всех вещей, считали древние греки, и сочетаются ли Могучий и БДТ, видимо, надо спрашивать у какого-то древнегреческого оракула, я такого ответа дать не могу. У нового художественного руководителя БДТ есть привлекательные черты – он способный к своему делу человек, не циник, не любит на сцене смаковать извращения и девиации (и вообще как режиссер аполитичен и асексуален), в нем нет пошлости, у него живой подвижный ум и открытый характер. Но 1200 мест товстоноговского БДТ при нелюбви к пьесам, при отсутствии четкого метода работы с актерами! Не знаю, не знаю… Единственное, что я знаю, – спектакль «Алиса» длится недолго, два действия по часу, а Фрейндлих в прекрасной творческой форме и может играть и то, и это, и все что угодно. Радость наша.
2014Алиса Фрейндлих: «Так позвольте нам иметь свой особенный театр!»
[2]
Во дворе театра Ленсовета появляется маленькая фигурка в ковбойских сапожках и черной шляпке. Алиса Фрейндлих. У нее твердое рукопожатие, она смотрит в глаза собеседнику и даст сто очков вперед любому интеллектуалу. Природный ум, образованность и здравый смысл сочетаются в ней с покоряющим обаянием. Разговор она начинает, ослепительно улыбаясь: «Вы учтите, я в маразме!»
– Алиса Бруновна, в БДТ состоялась премьера «Алисы» режиссера Могучего, спектакль идет, все билеты раскуплены, кажется, на много лет вперед… В то же время существует некоторая разноголосица мнений о постановке. Скажите, для вас спектр этих мнений имеет значение или вы безразличны?
– Раскуплены, только надо учесть, что там всего ничего зрителей помещается. Конечно, я не безразлична. Я себя, быть может, утешаю тем, что если мнения разные, то это скорее хорошо. Когда однозначно все хвалят, это вызывает недоверие, а если совсем плохо, то ты сам это изнутри заранее чувствуешь. А когда такая разноголосица, то, значит, есть взаимодействие. Некоторые сразу после спектакля говорят: не понравилось, не мой театр. А на следующий день звонят: знаете, долго длится послевкусие… Тоже приятная подробность. Раздумывают люди – значит, уже хорошо.
– В некоторых критических высказываниях меня задело то, что мол, вот, и Алиса Фрейндлих присоединилась к нашей «движухе». Что был застой при Чхеидзе, а когда Темур Чхеидзе ушел, то некоторые прямо в спину сказали: ушел человек, который развалил театр. Мне это кажется не то чтобы неприличным – что сейчас о приличиях толковать! – но просто несправедливым.
– Ужасно несправедливо! Во-первых, Темур Нодарович был у руля всего ничего, четыре года. До этого Кирилл Лавров руководил театром, и при всей его глубочайшей порядочности, таланте и профессиональной чести – все-таки Лавров не режиссер. За это время немножечко раскомплектовалась труппа, раскомплектовался репертуар: приглашали режиссеров, одного, другого, каждый приносил свой взгляд и свою волю, поэтому не было общей стройности. То же касается труппы: старики пошли дружно уходить, среднее поколение потеснилось, повалила молодежь – хорошая молодежь, но баланс оказался не соблюден. Это, конечно, по той причине, что Кирилл Юрьевич не режиссер. А Темур Нодарович успел поставить все-таки ряд неплохих спектаклей, конечно, среди них не было ни своей «Истории лошади», ни своих «Мещан», но спектакли были достойные и стильные. Мне скорее нравилось то, что он делал: всегда продумано, внятно, глубоко интеллигентно. Правда, из-за упомянутых проблем в труппе не то чтобы ансамбль не складывался, а откровений актерских не возникало. Но все было стильно и аккуратно, что приятно было моей немецкой скрупулезности. Вот в последнее время, пока мы скитались, на сцене БДТ появилось несколько спектаклей, на мой взгляд, слегка неряшливых.
– Но все-таки если нет дерзания, если театр не идет вперед, то он неминуемо сползает…
– Наверное. Вот мне говорят – что же вы тоже в этот постмодернизм ударились, или как там называется то, что делает Могучий. Но я хоть и не кошка, а собака по гороскопу, но собаки тоже любопытные. Мне любопытно. Потом Могучий же понимает, что мы к другому приучены, и он оставил какие-то зоны в спектакле, где можно…
– А вот тут поиграйте, как говорится, в «олдскул»?
– Да-да.
– Если вспомнить крупных режиссеров прошлых лет – это же были такие фигуры со значительностью, в том числе и во внешнем облике: Товстоногов, Владимиров, даже Чхеидзе – просто государственные люди! И вдруг приходит человек в кепке, без возраста – легко ли было воспринять его и найти общий язык, не отталкивала ли эта внешняя расхристанность?
– Я не заметила расхристанности. Это тоже стиль, который он себе выбрал и ему следует, – на моей памяти, ни разу не изменил кепочке своей. Это довольно последовательно. Я тоже все время хожу в каких-то мальчишеских немножко одеждах, ну и что.
– Многие зрители от режиссера академического театра ждут некоторой строгости, важности, ответственности…
– Ей-богу, не думаю, что это решающий момент. Бутусов, например, тоже все время в каком-то рабоче-мобильном облике, в костюме я бы его с трудом представила. С театром, который постоянно держит нос на новизну, подобный тип режиссера как рабочего человека вполне согласуется.
